Смысловая вертикаль жизни. Книга интервью о российской политике и культуре 1990–2000-х - Борис Владимирович Дубин

Теперь об образовании. Да, в сравнении с населением и даже просто с образованной частью населения среди этих успешных людей, сумевших конвертировать образование в положение и образ жизни, довольно высока доля тех, кто ориентирован на получение образования за рубежом и на то, чтобы дать его детям.

Какие же предпочитаются страны?

Прежде всего Германия. Меньше, но тоже заметно — США (особенно среди москвичей), еще меньше — Англия. Остальные отстают. Есть разные варианты, включая экзотические, вроде Австралии. Но их немного.

Германия и для большинства российского населения в целом, и для образованного, в том числе успешного, — заповедная райская земля. Объяснения этому есть: страна большая, открытая (хотя в последнее время она поставила определенные фильтры для желающих туда приехать); может быть, наиболее дружественно относящаяся к России (неважно, насколько реально, — в сознании это есть); не входящая в число стратегических соперников — в отличие от США (традиционный советский антиамериканизм, довольно сильный, в этом слое смягчен, но все-таки есть).

Растут шансы Канады, той же Австралии. Видимо, в этот слой понемногу проникает представление о странах относительно открытых, широко принимающих новые кадры — особенно если эти кадры ориентированы не на «нижние» занятия уличных рабочих, мусорщиков и так далее, а на получение тонких, сложных, современных специальностей, позволяющих хорошо вписаться в сегодняшний и завтрашний рынок труда. Думаю, что здесь и информация слабее, — она идет в основном по межличностным каналам. Кое-что стал в этом смысле давать интернет (особенно в Москве) — эти люди по нему оживленно лазают, в том числе в поисках работы и сведений о том, где лучше учат, за какие деньги, каким специальностям…

А здесь… Есть представление — во многом еще с позднесоветских времен — о престижных вузах, бывших тогда флагманами в системе образования и дававших сравнительно неплохое образование. Диплом об этом образовании, особенно в некоторых специальностях, был надежной основой для того, чтобы найти хорошую работу. Чаще всего это были вузы технические (доля таких специалистов и сегодня высока среди руководителей разного уровня) и экономико-финансовые. В 1990-е, отчасти в 2000-е годы все это рухнуло или сильно пошатнулось.

В принципе, ведущая ориентация у всех групп населения, включая этот условно протосредний протокласс, такова: хорошее образование — это то, которое дает хорошие деньги; а хорошие деньги позволяют получить хорошее образование. По крайней мере, две трети опрошенных считают, что деньги решают всё. Они — единственный универсальный эквивалент, отмычка к любым дверям: они обеспечивают образование, образование должно обеспечивать хорошую работу; хорошая работа — это та, где получают много денег, и так далее — замкнутый круг.

Если у человека два образования или что-то в этом роде — высшее образование плюс аспирантура и так далее — такая установка снижается. Рядом с ней — иногда даже превышая ее по значимости — оказываются способности, трудолюбие, понимание того, что ты хочешь получить от системы образования. Но престиж денег все равно чрезвычайно высок. Это говорит о том, что даже в сознании продвинутых и сравнительно успешных людей социум устроен крайне просто, и единственная сила, которая пронизывает все его группы, слои и уровни, — деньги. Для людей, которые действительно могли бы активно участвовать в модернизации страны — экономической, политической, правовой… — это слишком большое упрощение.

Мифология больших денег в этом слое чуть ниже в сравнении с населением в целом. Вообще, закономерность такова: чем менее успешна группа населения, чем больше она оттеснена к социальной периферии, тем сильнее ее вера во всевластие денег. Все же у людей, выросших в семье с хорошей библиотекой, где оба родителя с высшим образованием, где отношения, с одной стороны, внутри семьи, и между членами семьи и внешним миром, с другой, — были гармоничнее, чем в других группах, — безудержной мифологии денег не то что нет, но она скромнее выражена. Хотя эта установка, повторяю, сильна.

Это говорит о том, что российское общество пока медленно усложняется — и в сознании людей, и в реальности.

Вот что еще важно. В этом слое тоже — по крайней мере, среди людей с высшим образованием (даже с двумя) и ориентированных на дальнейшее повышение квалификации — устойчиво мнение, что советская и наследующая ей российская система образования — хорошая и дает массу преимуществ. Особенно когда говорят о прошлом: нет, мол, уж что-что, а образование в СССР — и естественно-научное, и техническое, инженерное, и гуманитарное — точно было. Так многие думают до сих пор. Даже иные преподаватели, работающие половину срока в России, половину — за рубежом, — имеющие опыт и здешней, и тамошней высшей школы, — говорят, что в смысле специализации, обучения современным, сегодняшним и особенно завтрашним профессиям в России сейчас, может быть, не так хорошо, но уровень и надежность знаний, которые дают здесь в высшей школе, — в сравнении с мировыми хорошие, и в целом российская система высшего образования, в общем, пока работает. Это — едва речь заходит не о престиже, не о сравнении с Западом, а о реальной ситуации в нашей системе образования, — не исключает высокой критичности у тех же людей: с педагогами плохо, с обновлением педагогических кадров плохо, с обеспечением библиотек современной литературой плохо, с возможностью стажировок за рубежом в развитых центрах по данным профессиям плохо… Но в целом наша система образования, дескать, работает.

То есть при сравнении нас с Западом включается компенсация: как, неужели мы и в этом уступаем?..

Это осложняет и размывает картину. Мы слабо представляем себе, что реально знают наши люди, в том числе из этого слоя, о западной системе образования; насколько точно они себе представляют, что хотели бы там получить. Здесь много и мифов, и старой и новой идеологии, и желания уверить себя в том, что ситуация такова, какой ее хочется видеть.

Все это работает вместе, притом в условиях комплекса униженности, неполноценности, чувства того, что нас не уважают. Это сложно, особенно когда относится к людям, живущим не в Москве и Петербурге, где все-таки другие информационные условия, где больше возможностей работать в зарубежных фирмах, стажироваться за рубежом. В нестоличных городах, даже крупных, возможностей меньше, а мифология сильнее. Хотя в последние годы возможности некоторых городов заметно растут: Екатеринбурга, Новосибирска, Красноярска, некоторых волжских городов… Но все же ситуация меняется медленно, в основном — в отдельных точках.

Говорить о российской системе высшего образования сегодня как об устойчивой, перспективной, динамичной, по-моему, нельзя. Она скорее в состоянии полураспада и, как часто бывает в России, пытается в этой ситуации перестраиваться. То есть адаптируется