Индустриализация (СИ) - Нестеров Вадим

Но и там учеба не заладилась, так как буквально через несколько месяцев Фадеева, как он сам выражался, «смобилизнули» по «ленинскому партнабору» - в марте 1924 года было принято решение ЦК ВКП(б) о направлении идейно зрелых партийных кадров в регионы для активной пропаганды ленинских идей.

Булыгу-Фадеева отправили в Краснодар, в распоряжение Кубано-Черноморского обкома партии.

Вот что 23-летний региональный чиновник среднего звена писал с Кубани друзьям:

«Комичней всего то, что работаю я совсем не по этой части. Тут (в Краснодаре) встретили меня приветливо, но сказали примерно следующее: «Партвоспитателей у нас — хоть пруд пруди, а вот не желаете ли инструктором Областкома?.. Хор-рошая должность!..» Что ж, инструктором — так инструктором! Мы народ не гордый. Учеба, таким образом, пошла прахом, о чем я по своей эпикурейской привычке — ни о чем не жалеть и не заботиться — не слишком беспокоюсь.

Разъезжаю по всяким Новороссийскам, Сочам и сахарным заводам, купаюсь в Кубани, жарюсь на солнце, пью пиво, пишу инструкции и положения, читаю доклады на самые разнообразные темы — вплоть до «влияния рачьего свиста на северное сияние» и чувствую себя, в общем и целом, удовлетворенным. Кой-что пишу и кой-что читаю — много ли нужно маленькому человеку?».

Фразу про «кой-что пишу и кой-что читаю» я бы, с вашего позволения, подчеркнул.

Несмотря на то, что партийной работой на Кубани Фадеев занимался очень плотно – сначала инструктор орготдела, затем завсектором информации, наконец, врио секретаря первого райкома Краснодара – жажда писать и здесь потихоньку подминала все под себя.

Особенно после того, как его дебютные вещи – повесть «Разлив» и рассказ «Против течения» - неожиданно для самого автора были не только напечатаны, но и очень хорошо приняты. Известный прозаик и журналист, редактор журнала «Молодая гвардия» Юрий Либединский даже написал в рецензии: «Если бы в природе существовал только «Разлив» Фадеева, мы бы исключительно на основании его утверждали начинающий расцвет пролетарской литературы».

В итоге Фадеев 26 сентября 1924 года пишет чрезвычайно важное для него письмо.

Пишет одному из самых близких людей, человеку, который в общем-то и сделал из демобилизованного бригадного комиссара сегодняшнего профессионального партийного работника – Розалии Самойловне Землячке.

Бывшему секретарю Замоскворецкого райкома Москвы, когда-то натаскивавшей 20-летних «волчат революции» из подведомственной райкому Московской горной академии. Старая большевичка в этой время работала по соседству, в Ростове-на-Дону, в должности члена Юго-Восточного бюро ЦК РКП(б).

Процитирую большой фрагмент, потому что это действительно этапный для моего героя текст:

«Дорогая Розалия Самойловна!

Извиняюсь, что данное письмо будет узколичного характера, но у меня есть к Вам одна просьба. В моей жизни появилось новое обстоятельство, заставляющее меня подумать о некоторой «смене вех».

Еще будучи в Москве, я написал рассказ «Против течения» из времен революции на Дальнем Востоке. Я читал его в группе пролетписателей «Молодая гвардия», и встречен был он весьма одобрительно. Потом он был напечатан в № 10 «Молодой гвардии» за 23 год и некоторое время спустя отмечен (с хорошей стороны) нашей партийной критикой. Надо сказать, что писал я его урывками, с большим трудом, за недостатком времени, которое, как Вы знаете, было занято учебой и партработой.

В последующее время меня сильно тянуло к дальнейшим писаниям, но времени стало еще меньше (как раз был завален работой). Я начал новую повесть, подвигалась она чрезвычайно медленно.

«Молодая гвардия» предлагала мне перейти в основном на литературную работу, говорила, что я, забрасывая литературную работу, «гублю талант», но я не обращался к парторганизациям с просьбой о некоторой разгрузке, так как партийную работу очень люблю, а что будет в дальнейшем из моих писаний, тогда не знал. Таким образом, я и Вам ничего не говорил о своих литературных занятиях и поехал в Краснодар.

Новая повесть моя «Разлив» (из жизни дальневосточной революционной деревни) была постепенно окончена и вышла в Москве в альманахе «Молодогвардеец». Ее встретили тоже очень хорошо. Показателем успеха обоих произведений служит то, что издательство «Молодая гвардия» сразу же купило их для издания отдельной книгой в количестве 5—8000 экземпляров. Кроме того, журнал «Октябрь» предложил мне продать ему еще не написанную мною, а находящуюся в проекте повесть «Таежная болезнь», от нескольких журналов поступило приглашение в сотрудники и еще целый ряд фактов, указывающих, что, очевидно, не только большое желание, но и способности к этому делу у меня имеются.

Нечего н говорить о том, что та партработа, которую я теперь веду, не дает мне, несмотря на очень большую тягу, возможности заниматься своими писаниями. Я много думал над этим вопросом. Я всегда считал (и это мнение мое подтверждено партией в резолюциях XIII съезда о печати) литературу очень важным явлением в жизни и до сих пор держусь того мнения, что овладеть ею в процессе революционной борьбы для пролетариата совершенно необходимо.

Я посоветовался по этому вопросу с Барановым (своим непосредственным начальником в Краснодаре – ВН). Он прочел мои произведения — они ему понравились, — прочел некоторые отзывы критики обо мне, и вместе с ним мы пришли к выводу, что мне нужно в основном налечь на литературную работу.

Наиболее приемлемым и удачным, гарантирующим от отрыва от партии и масс, было бы мне перейти на работу в «Отдел рабочей жизни» какой-либо московской газеты.

Связь через рабкоров с крупнейшими предприятиями и с рабочей массой, повседневное знакомство с мировыми и союзными событиями — все это дало бы возможность чувствовать ежедневно пульс нашей советской жизни, и между моей склонностью к литературной работе и данной работой в газете не было бы противоречия.

Таким образом, просьба моя сводится к тому, чтобы Вы посодействовали моему откомандированию в Москву и помогли через ЦК перейти на газетную работу. Точка.».

Вскоре пришел ответ, суть которого вполне уместилась в двух фразах:

«Как не стыдно было скрывать свои таланты. Рада за вас чрезвычайно…».

Но, несмотря на всю свою благожелательность, баловать людей Землячка очень не любила, поэтому ни о каком переводе в Москву ты, товарищ Булыга, даже и не мечтай. Но вот возможность изучить и творчески осмыслить жизнь советских людей в провинции партия тебе предоставит.

И предоставила.

Причем очень оперативно – месяца не прошло. Уже в октябре 1924 года усилиями Розалии Самойловны и секретаря Юго-Восточного (позже Северо-Кавказского) крайкома партии Анастаса Микояна (да, тот самый, что «от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича») Александра Фадеева переводят на должность заведующего отделом партийной жизни газеты «Советский юг» в Ростове-на-Дону.

Здесь он проработает два года и, наряду с учебой в МГА, жизнь в Ростове окажется одним из самых счастливых периодов его жизни. Много лет спустя, наблюдая пейзажи юности из окна поезда, едущего на Кавказ, он напишет в письме:

«Мы едем местами, где я бывал в 1925 году, когда работал на Северном Кавказе. Я был тогда еще очень молод и необыкновенно жизнерадостен. Работал я в краевой газете, в Ростове-на-Дону, жил в маленькой комнате на четвертом этаже с видом на Дон и на степь. И по роду работы очень много ездил. Я жил один, но понятия не имел, что такое одиночество. Новые места, люди, города, пейзажи, события - все я воспринимал с необыкновенной жадностью. В Ростове, придя с работы домой поздно вечером, усталый, я мог часами смотреть на огни Батайска в степи за Доном, на отражение этих огней и звезд в Доне, на небо, на черный мост, похожий на Бруклинский, на трубы пароходов, пришедших из Черного и Азовского морей и напоминавших о том, что мир очень просторен. Эта жадность к жизни осталась во мне и сейчас».