Николай Лесков - Русские женщины и эмансипация

Вечный, безустанный протест, которого никто не слушает, над которым все смеются, только жалок и смешон. Не протестовать нужно, а делать дело: усваивать себе полезные знания, заниматься тем, к чему чувствуется способность и влечение, не обращая внимания на тупые насмешки, и таким образом приобретать себе возможность во всякой данной случайности уметь просуществовать собственным честным трудом. Напрасны опасения, что мужчины станут бегать от самостоятельных женщин. За женщин тут голос природы. В просвещенной, трудящейся и мыслящей женщине легче любить и мать, и подругу. В первом приеме женщин к труду и занятиям будет первый верный шаг их к своей эмансипации. Вне способности быть самостоятельной нет никакой эмансипации. Пусть наши женщины никогда не забывают замечательных слов Белинского: «Тому нет спасения, кто в себе самом, в слабости своей натуры, носит своего врага».

Примечания

1

Увидев заглавие статьи этой, мы убеждены, большинство читателей махнет презрительно рукою и поспешит отвернуться. Действительно, и в обществе и в литературе часто раздаются голоса, вещающие так: «О каких это правах женщины хлопочут? В семье они хозяйки, в салонах царицы, в литературе, искусстве и даже науке двери им отворены и им отведено почетное место». Мы, признаемся, не видим этого и этому не верим. В Америке, в Англии, несомненно, таково положение большинства женщин, но не таково оно в России, хотя законы наши закрепили за женщиной неотъемлемое право собственности и даже голоса на выборах. Но зато нравы наши не закрепили за женщиной никаких прав, а малое образование, чтобы не сказать невежество женщин, держит их в совершенной зависимости, особенно в материальном отношении. В семье у нас женщина тогда только полная хозяйка, когда она насильно захватила в свои руки колпака или добряка мужа, в салоне она царица до тех пор, пока не разыгралась какая-нибудь ссора или спор — тогда неминуемо женщина будет оскорблена самым циничным и наглым образом, ее забросают насмешками и грязью, как бы ни чиста была она, как бы ни была почтенна ее жизнь и личность. То же самое повторяется в литературе. Незавидное место отмежевано у нас женщине-писательнице, женщине-артисту, еще менее женщине ученой. Общество осыпает их насмешками: «Писаки! писаки идут!» — говорят об авторе-женщине. «Синие чулки! профессора, педанты», — говорят о тех женщинах, которые показывают некоторое поползновение учиться. (В самом деле ученых женщин у нас не имеется.) Наше общество не спешит уважать или просто оказать небольшое предпочтение женщине-писателю, женщине-артисту. Нашему обществу не нужно таких женщин. Со стороны самой литературы стоит только возгореться полемике, или просто стоит только женщине выдать книгу или вступить в полемику — и ее забросают насмешками, грязью, а в добрый час и клеветою, благо она женщина, благо можно сделать счастливый побег из области литературы в ее частную жизнь и там поживиться чем Бог послал, а если нечем, то и выдумать можно. Но это положение женщины, как оно ни мало достойно зависти, есть положение исключительное.

Богатая женщина может, пожалуй, до поры до времени царить в обществе, но о богатых говорить нечего — жизнь им всегда почти улыбается; надо говорить о бедных. Конечно, женщина одаренная может стать артистом и писателем, но что делать той, которая не богата, не одарена особенными блестящими способностями? А между тем сколько женщин, поставленных жизнью в необходимость зарабатывать хлеб и поддерживать семейство. У них, может быть, старый отец и мать, малолетние братья и сестры и, что всего ужаснее и безвыходнее, малолетние дети, отец которых умер или болен. При невозможности образоваться, при невозможности отыскать прибыльное занятие или ремесло таким женщинам надо только что не умирать с голоду и оставаться на улице, разбрасывая братьев, детей и старых беспомощных родителей по богадельням, приютам и грязным мастерским. Женщины в настоящее время могут только или идти в гувернантки, не по призванию, а по необходимости, и, следственно, быть дурными гувернантками; шить и вязать, но ведь шитье и вязание никаким образом не может обеспечить их существования. Между тем мало ли ремесел, мало ли профессий, которыми бы они могли доставить себе независимое положение и вместе с тем добыть возможность успокоить больных отца и мать и воспитать детей. Не исчисляя всех таких ремесл и профессий, упомянем о некоторых. Отчего бы не быть им и за станком типографии, что очень выгодно, и корректором, и фельдшером; отчего бы не добывать честный кусок хлеба и даже больше, относительное богатство, преподавателем, сделавшись детским или женским доктором? У нас, правда, есть акушерки, но они обладают таким ничтожным запасом научных сведений, что доктора редко доверяют им в случае серьезном. Известно, что в Америке многие женщины отлично знают математику, латинский язык, физику, химию и приготовляют детей обоих полов в высшие школы. Во многих странах Европы, так же как и в Америке, женщины продают билеты на железных дорогах, сортируют письма, сидят за прилавками контор. Говоря об эмансипации женщин, мы хотим говорить о предоставлении им возможности образоваться всесторонне, серьезно, о возможности следовать своему призванию, хотим говорить о предоставлении им тех должностей, где бы могли они зарабатывать деньги, необходимые всякому человеку для поддержания себя и своего семейства. Конечно, под словом эмансипация мы не понимаем безобразного стремления, надев мужское платье, скакать по полям с хлыстом или кнутом в руке, пить шампанское или делать что-нибудь хуже этого, величая такие попытки на анархическую свободу именем эмансипации. Нам кажется, что сами мужчины довольно молодечествовали у нас на веку своем, довольно скакали с нагайками в руках, довольно били или давили прохожих, довольно пили шампанского и вслед за тем высказывали свою удаль еще рельефнее, чтобы женщины в свою очередь могли унизить себя такого рода подвигами. Повторяем, под словом эмансипация мы разумеем право и возможность учиться, право и возможность честно зарабатывать деньги и тем содержать семейство, если оно есть, или добыть собственно себе безбедную жизнь, обеспеченную от нужды старость без помощи других, право употреблять на пользу общую данные природой способности. Мы говорим не о забвении обязанностей, удальстве и возможности во имя принципа эмансипации бросать мужа и даже детей, а об эмансипации образования и труда на пользу семьи и общества. — Примеч. ред.

2

Современник, 1860 год, кн. II.

3

Дайте возможность делать, пропустите — Франц.

4

Символ веры — Франц.