Владимир Бушин - Солженицын и евреи

Ознакомительный фрагмент

В то же время Смирнов должен бы гордиться тем, что всеми силами препятствовал приему в институт евреев и срезал их на государственных экзаменах. И кого же он не принял? И кого же он срезал? Сарнов и тут только пускает пузыри, а я скажу: на моей памяти едва не завалил, но, в конце концов, все-таки влепил «тройку» двум — Василию Федорову и Владимиру Бушину. Ни тот, ни другой даже в детстве евреями не были. К тому же русака-фронтовика Бушина поначалу и не приняли в институт. А Сарнова за диплом, оказывается, одарил пятеркой! И это несмотря на то, что его исключали из института, из комсомола, а дипломная работа его была об Эренбурге, который, по его словам, «у них у всех был как кость в горле» (с.579). И прежде всего, конечно, у Смирнова. Тут уместно напомнить, что эта «кость», как желанный гость, обремененный двумя Сталинскими премиями и мандатом депутата Верховного Совета СССР, однажды был приглашен в Литературный институт и три вечера подряд излагал студентам свои взгляды и суждения о литературе, искусстве и о многом сверх того. В.Смирнов, как завкафедрой творчества и замдиректора, конечно, имел прямое отношение к явлению «кости» к нам в гости. Но ведь мог и воспрепятствовать.

А став главным редактором «Дружбы народов», «знаменосец антисемитизма» тоже должен бы заняться изгнанием из редакции евреев. Их там было немало, даже большинство, как в «Новом мире». Не хотелось бы, но приходится назвать ради ясности: ответственный секретарь Людмила Григорьевна Шиловцева, завредакцией Серафима Григорьевна Ременик (дочь писателя Герша Ременика), в отделе прозы работали Лидия Абрамовна Дурново, Евгения Львовна Усыскина, Валерия Викторовна Перуанская, отделом публицистики заведовал Григорий Львович Вайспапир, его заместителем был Юрий Семенович Герш, и даже в корректуре — Лена Дымшиц, Наташа Паперно… Не обошлось и без тех, что с большой «прожидью», как любит выражаться сам Сарнов: Владимир Александров, Альберт Богданов. За пять лет работы там немудрено было узнать, что работали в редакции и дамы, у которых мужья евреи. Не хотелось, говорю, давать этот список, но как без него схватить лжеца за руку. Так вот, все они как работали до Смирнова, так продолжали работать и при нем. Все до единого. Ушла куда-то по собственной воле только Наташа Паперно, красавица из корректуры.

Или Смирнов не печатал евреев? Кого? Назови! Я заведовал отделом культуры, и вот кто по моему отделу, в частности, печатался: Александр Канцедикас из Литвы, Ада Рыбачук из Киева, москвичи Светлана Червонная, Григорий Анисимов, Миля Хайтина, цветные вклейки в журнале делал фотограф Фельдман. Никаких сомнений в их национальной принадлежности ни у меня, ни у Смирнова быть не могло.

Наконец, может, в своей известной трилогии «Открытие мира» Смирнов, подобно Тургеневу в рассказе «Жид», вывел отталкивающий или комический образ еврея? Уж если был бы, знаменосец вранья Беня Сарнов извлек бы его для всеобщего обозрения.

А вот сюжетик с Бубенновым, тоже объявленным «одним из самых злостных антисемитов». Как же! Он критиковал в «Правде» роман «Жизнь и судьба» В.Гроссмана. Однажды, говорит критик, Бубеннов поссорился с приятелем. «Уж не знаю, чего они там не поделили. Может быть(!), это был даже принципиальный спор. Один, может быть(!!), доказывал, что всех евреев надо отправить в газовые камеры, а другой предлагал выслать их на Колыму или, может быть(!!!), в Израиль». Иного разговора между русскими людьми этот сионский мудрец не представляет. Значит, он при ссоре не присутствовал, от кого-то прослышал о ней или по обыкновению сам смастачил, и главный, единственный довод у него — «может быть». Этого ему достаточно, чтобы объявить: разговор был пещерно антисемитским.

А коли антисемит, то можно лгать и клеветать сколько угодно. И тут же приступает: «Один писатель-фронтовик рассказал мне, что Бубеннов однажды бросил ему: «Вам легко писать военные романы, а вот мне каково: я на фронте ни единого дня не был». Ну, сразу же видно, что это опять тупоумное вранье. Во-первых, что за «один писатель однажды»? Нет же причины скрывать его имя, спустя двадцать пять лет. Во-вторых, с какой стати Бубеннов не оказался на войне, если, когда она началась, он был здоровым мужиком в самом солдатском возрасте и не рванул же вслед за семьей Сарнова за Урал? В-третьих, если по какой-то причине все-таки не был на фронте, то зачем бы стал так глупо жаловаться на это, сам себя разоблачать? Наконец, да как бы он стал писать о том, чего не видел, когда в это время работали многие писатели, которые были не фронте и знали, что такое война. Ничего этого не соображает Сарнов! Но жажда лгать, клеветать перехлестывает умственные способности.

А на самом деле вот что: «Бубеннов Михаил Семенович (1909–1983). Член СП с 1939 г. Смарта 1942 — командир стрелковой роты 88 сд 10 гвардейской армии Западного, 2-го Прибалтийского, Ленинградского фронтов. Старший лейтенант. Награжден орденом Красная Звезда, медалью «За отвагу» и др.». (Писатели России — участники Великой Отечественной войны. М.Воениздат. 2000. С.49). Таков сюжет, который можно озаглавить «Гвардеец и скорбная тварь Божья». Я понимаю, тварь могла осерчать на Бубеннова за статью о Гроссмане. Так ты же не просто тварь, а еще и литературная, напиши ответ, докажи, что статья ошибочна или даже лжива. Нет, сделать это он не может и орудует, как сикофант, клеветник, как просто тварь. Это что ж надо иметь в грудной клетке и в черепной коробке, чтобы самому улизнуть от армии, от фронта, но именно это приписать фронтовику, гвардейцу, орденоносцу. А умер он от туберкулеза. Сарнов уже пережил его на 30 лет…

К слову сказать, и капитан В.А. Смирнов получил два ордена Отечественной войны, Красной Звезды, медали тоже не за Уралом, где Беня сочинял свои пасквили на Сталина.

До того, как вплотную заняться Солженицыным, подозрения в антисемитизме которого нарастали, критик еще прошелся по Василию Федорову. И тут есть нечто непостижимое уму. В 1990 году Сарнов со своей супругой побывали в Америке, там встреча и разговор с одной родственницей Солженицына заставила его шибко засомневаться: «Если она, перед которой Исаич вряд ли стал бы таиться, искренне не считает его антисемитом, то, может, и он сам тоже не лукавит? Может, он искренне верит, что он не антисемит?»

Критик сомневался, мучился, терзался. Вдруг — «Ответ пришел неожиданно. От человека бесконечно от меня далекого, откровенно мной презираемого — от поэта Василия Федорова». Что значит «откровенно» — презрительно писал о нем? И при жизни? Как можно-с! Нет, он презирал в душе, там у него большие емкости для презрения порядочных людей. И потом это гораздо удобней, безопасней, а вот теперь, когда Федорова тоже 30 лет нет в живых, а детей он не оставил, можно и откровенно.

Но за что критик презирал автора около пятидесяти книг, составивших 5 томов собрания сочинений, лауреата и Российской и Всесоюзной премий, наконец, поэта, человеческим и творческим кредо которого были слова:

Достались мне крепкие руки бойцаИ сердце сестры милосердной…

За что? Почему? Только потому, что у самого руки шулера и сердце гадюки. Он знал Федорова «только в лицо», поскольку оба в одно время учились в одном институте. «Никаких отношений, — говорит, — у нас не было. Даже не здоровались». Но Сарнов «знал» про него, что он автор поэмы «Проданная Венера». То есть не только хотя бы один том, но и поэму-то он не читал, а только «знал» о ней. И опять с чужих слов сплетник заявляет, что она написана «убогим стихом» и лживо, издевательски и безграмотно пересказывает ее содержание. Например, называет при этом Л.М.Кагановича, а тот никакого отношения к поэме не имеет. «Не вызывало сомнения и принадлежность Федорова к «патриотическому», т. е. к черносотенному крылу отечественной словесности».

Господи, какой бездонный резервуар злобы! Ведь и не знает человека и ничего не видел от него плохого. А я знал Федорова очень близко не только потому, что принадлежу к тому же «крылу», но и по институту, и по работе в «Молодой гвардии», и просто по жизни, в частности, и по застольям. И потому мне смешно читать дальше: «Однажды этот Вася в Малеевке, войдя в столовую, как обычно пьяный вдрабадан, провозгласил свое жизненное кредо: «Если ты уехал в Израиль, — ты мой лучший друг! Если остаешься здесь — ты мой злейший враг!»

Ну, во-первых, какое же это «жизненное кредо»? Тут всего лишь частный вопрос об отношении к уезжающим евреям и к остающимся. Но обличитель уверен: все, что люди говорят о евреях, это не что иное, как непременно «жизненное кредо». Вот такой тупой гиперболизм или иудоцентризм, что ли, в духе которого он, например, уверяет еще и в том, что член Политбюро А.Жданов лично занимался его делом об исключении из института, а другой член Политбюро В.Гришин лично звонил домуправу о слежке за Беней. Ну, просто диво дивное! Человек так напичкан пудами прочитанных книг, что цитаты торчат у него отовсюду — из обоих ушей, из обеих ноздрей, кажется, даже. И не знает, не понимает простейших вещей! Ну не могли, Беня, заниматься тобой члены Политбюро — ну, кто ты есть? — для этого были соответствующие инстанции, службы, люди. Не сечет! Во-вторых, в столовой Малеевки Федоров мог прямо обращаться только к тем евреям, которые остались, сидели в зале, но никак не мог говорить о своей дружбе тем, кто уже уехал и находится на берегу Мертвого моря. Наконец, за все годы при неоднократных застольях я ни разу не видел Федорова «пьяным вдрабадан» и способным на такие выходки. Он бывал вспыльчив, горяч, но никогда не переступал границу приличия.