Михаил Михеев - В мир А Платонова - через его язык (Предположения, факты, истолкования, догадки)

...Чепурный, скупо заботясь о целости и сохранности советского Чевенгура, считал полезным и тот косвенный факт, что город расположен в ровной скудной степи, небо над Чевенгуром тоже похоже на степь - и нигде не заметно красивых природных сил, отвлекающих людей от коммунизма и от уединенного интереса друг к другу (Ч).

То есть, очевидно, снова: ?- заботе.

А вот пример употребления данного слова одновременно в двух смыслах, с двумя сдвигами значения:

По вечерам Вощев лежал с открытыми глазами и тосковал о будущем, когда все станет общеизвестным и помещенным в скупое чувство счастья (К).

Здесь скупое это, во-первых, 'обеспеченное, рассчитанное заранее' (в) и во-вторых, 'сдерживаемое, стыдливо скрываемое' (б). Дело в том, что на данный момент ни для Вощева, ни для других землекопов на котловане никакого счастья, конечно, еще нет, они только тешат себя надеждой и "живут" мыслью о том, что их деятельность, во всяком случае, его приближает, или, так сказать, "сохраняет и запасает" это счастье впрок, на будущее. В этом смысле чувство, которое испытывает Вощев, предаваясь мыслям об "обеспеченном" будущем счастье, может быть названо скупым, т.е. позволяющим использовать это рассчитанное, вычисленное, отмеренное для всякого по справедливости, отпущенное по необходимости, а не сверх меры счастье, в том числе, и лично на себя.

Сочетание слов скупость и обеспеченное счастье с аналогичным смыслом повторяется еще раз, когда колхозный активист с благоговением рассматривает

ручные подписи и печати на бумагах директив, присылаемых ему из района:

Даже слезы показывались на глазах активиста, когда он любовался четкостью ручных подписей и изображениями земных шаров на штемпелях; ведь весь земной шар, вся его мякоть скоро достанется в четкие, железные руки неужели он останется без влияния на всемирное тело земли? И со скупостью обеспеченного счастья активист гладил свою истощенную нагрузками грудь (К).

С одной стороны, этот активист надеется и верит, что ему в будущем тоже достанется какой-нибудь кусок мякоти: в этом смысле понятно, что счастье представляется ему в какой-то мере 'обеспеченным' при всей возможной 'рассчитанности' его распределения (в). Скупость этого счастья говорит о 'сдержанности, готовности, если надо, замедлить и отложить на потом момент его вкушения' (вв), которое всем платоновским героям постоянно присуще.

Итак, если напомнить только выявленные выше деформации значения слова скупость у Платонова, получим:

а) бережное отношение,

б) сдержанность, стыдливость, наприметность,

в) расчетливость, соотнесение ценности данного объекта - с ценностью всего остального, находящегося в собственности,

вв) готовность замедлить и отложить, если надо, на потом момент наслаждения собственностью,

ввв) забота о сохранности целостности и индивидуальности объекта - даже превышающая по значению ценность самого субъекта.

Наиболее парадоксальным из этого набора переосмыслений представляется последнее.

Теперь обратимся к жадности.

В одном месте "Чевенгура " сказано, что Дванов работает лопатой - с усердием жадности. Собственно, они вместе с Киреем роют канаву для отвода воды из ручья, чтобы в дальнейшем чевенгурцы могли выстроить на нем плотину: "Зато люди будут всегда сыты," - одобряет Дванов сам себя и своего напарника.

Все выглядило бы вполне нормально, если бы говорилось, например: жадно пил жадно ел с жадностью схватил деньги и т.п. - Здесь же у действия 'копать/ работать лопатой' возникает как бы некий "наведенный" смысл

а) 'приобретая в результате что-то непосредственно для себя'.

При этом жадности приписывается какое-то особое специфическое усердие характерное, по мнению автора, для всякого проявления жадности, что ли? Это странно, поскольку усердие в каком-нибудь хорошем деле, вполне принято демонстрировать, а жадность, наоборот, принято всеми способами скрывать. Получается так, что платоновским героям прямо предписывается выставлять напоказ свою жадность.

Но в платоновском мире даже нежность сочетается с жадностью. Так, чевенгурцы не решаются сами выбрать себе жен из доставленных Прокофием в Чевенгур женщин, стыдясь даже и смотреть на них. Решено, что каждый из них должен перецеловать всех женщин подряд, чтобы сами собой таким образом выявились симпатии и предпочтения:

Дванову досталось первым целовать всех женщин: при поцелуях он открывал рот и зажимал губы каждой женщины меж своими губами с жадностью нежности, а левой рукой он слегка обнимал очередную женщину, чтобы она стояла устойчиво и не отклонялась от него, пока Дванов не перестанет касаться ее (Ч).

Очевидно, выделенное сочетание употреблено вместо простого . Или же более сложных смыслов: . А может быть даже такого: .

Похожее по парадоксальности сочетание и ниже:

Активист наклонился к своим бумагам, прощупывая тщательными глазами все точные тезисы и задания; он с жадностью собственности, без памяти о домашнем счастье строил необходимое будущее, готовя для себя в нем вечность... (Ч)

Нормально было бы услышать, например, такое:

с жадностью собственности. Может быть, это и хотел сказать Платонов? - Такому прочтению однако противоречит сопровождающий это контекст: без памяти о домашнем счастье.

Платоновская жадность становится, как и скупость, вполне положительным свойством человека (ведь можно же, например, в положительном смысле - "жадно стремиться к знаниям", а Платонов как будто распространяет это частное наблюдение языка - на все остальные контексты жадности).

Последний пример платоновского употребления (но уже совместного) интересующих нас слов скупость и жадность:

(У безногого инвалида Жачева) скупо отверзтые глаза наблюдали посторонний для них мир с жадностью обездоленности, с тоской скопившейся страсти..." (К).

Т.е., по-видимому:

глаза жадностью, обездоленности .

Здесь слово скупо сохраняет лишь минимум своего языкового значения, который можно описать как

'малость, незначительность проявления',

а слово жадность может быть противопоставлено ему как - 'повышенный интерес к впечатлениям внешнего мира', которые вбирает в себя (через зрение) герой-инвалид.

Вообще говоря, обе эти "элементарные эмоции" человека, скупость и жадность, взаимосвязаны. Сравним их значения по словарям:

жадность - '1) стремление удовлетворить чрезмерное, ненасытное желание чего-л.; 2) скупость, корыстолюбие' [МАС]; стало быть, это желание, превышающее некую норму, может быть, просто большее, чем у других;

скупой - '1) чрезмерно, до жадности бережливый, всячески избегающий расходов, трат (о человеке); 2) перен. бедный чем-л., скудный; 3) умеренный в чем-л., сдержанный в проявлении чего-л.' [МАС]; отметим тут нечто вроде неизбежного логического круга в определениях - при том что:

бережливый - '1) экономный, расчетливый';

выгода - '1) прибыль, доход, извлекаемый из чего-л.; 2) польза';

корыстолюбие - 'стремление к личной выгоде, к наживе'; корысть 'выгода, польза',

нажить - '1) приобрести постепенно, скопить в течение какого-либо времени \ получить прибыль, барыш, доход и т.п.'; обогатиться - 'стать богатым, разбогатеть';

расчетливый - 'бережливый, экономный';

экономный - '1) бережно расходующий что-л., соблюдающий экономию, перен. скупой, точно рассчитанный; умеренный, сдержанный; 2) требующий умеренных трат, способствующий экономии' [МАС].

Т.е. по словарю получается, что жадность - это в целом одно из проявлений скупости, а скупость - просто обратная, "отрицательная" сторона бережливости.

Теперь попробуем дать собственные, расширенные толкования словам жадность и скупость в языке и сравнить их с тем, как их употребляет Платонов. Как было уже сказано, если извлечь из сравнения этих слов в языке некий дифференциал, то жадный - это 'стремящийся как можно больше захватить и иметь в своей собственности', а скупой - это 'не желающий отдавать, тратить, расходовать то, что у него уже имеется'.

Если посмотреть на них иначе - как на условные синонимы, то в значения обоих слов должны входить по крайней мере следующие компоненты:

'желание обладать ресурсом (или опасение его исчерпания со стороны других людей)',

'нежелание давать никому другому возможности доступа (перекрывая его) к данному ресурсу, не считающееся с мнением других (не признающее за ними этого права) на обладание ресурсом, а также, возможно, подвергающееся (за это) осуждению со стороны других - т.е. (осознанно или нет) нарушающее "общепринятые" нормы поведения и морали'.

Но Платонов как будто игнорирует эти предписания языка. Платоновская жадность как будто лишена наиболее важного и, собственно, определяющего в наших (читательских) глазах это понятие эгоистического и оценочного, "социально-тщеславного", компонента (2). Вместо обычного оттенка осуждения жадность и скупость, таким образом, у него наделяются вполне положительным смыслом. То есть как жадность, так и скупость значительно переосмыслены и из них оказывается выхолощена значительная часть языкового содержания.