Вольфганг Акунов - ЕВРЕИ В РУССКОЙ АРМИИ И УНТЕР ТРУМПЕЛЬДОР

В сражении под Шипкой 28 декабря 1877 г. в нашей передовой линии находился Устюжский полк 16-й дивизии. Сильный турецкий ружейный огонь вызвал в его рядах замешательство. Чтобы воодушевить русских солдат, командир схватил знамя и бросился со знаменем вперед. Первым из солдат за ним устремился еврей-барабанщик, который под градом турецких пуль начал бить «наступление». Барабанный бой и пример начальника ободрили солдат, и неприятель в беспорядке отступил.

Под Ловчей русский рекогносцировочный отряд был неожиданно окружен многочисленной шайкой иррегулярной кавалерии турецкой армии («башибузуков», букв.: «сорви-голов»). При виде численного превосходства неприятеля, солдаты пришли в смятение. Но среди них нашелся еврей-унтер, скомандовавший образовать оборонительное кольцо. «Мы, под командой унтера-еврея, вспоминал сам начальник отряда, прапорщик Д., стали один к другому спиной, защищаясь от осадившей нас шайки обнаженными саблями; осада, однако, длилась недолго: еврей, ловко маневрируя саблею, вскоре приколол трех, а я одного турка, что и навело панику на остальных; турки начали отступать, и мы без потерь вернулись в бивуак». (С.Е. Корнгольд. Русские евреи на войне 1877/8 г. Русский Еврей, 1879, № 7–8). Еврей-унтер был награжден Знаком отличия ордена Святого Георгия (и с тех пор с гордостью носил свой Георгиевский крест — в отличие от еврея-улана, упомянутого в «Записках» Дениса Давыдова).

Вообще случаи, когда в разгар боя солдаты-евреи принимали на себя командование, были не редки. Так, в августовском сражении под Плевной одна русская рота потеряла убитыми или ранеными всех своих офицеров; тогда рядовой-еврей надел мундир, снятый с лежавшего подле него трупа офицера, и, с обнаженной саблей в руках, устремился вперед с криком: «За мною, ребята! Ура!». Он был убит в этом сражении и похоронен со всеми почестями в офицерском мундире. Подвиг солдата-еврея, поймавшего на лету пушечное ядро (вероятно, находившееся на излете) и тем спасшего множество жизней, был упомянут в специальном приказе по армии Главнокомандующего Великого Князя Николая Николаевича (Старшего), и о нем много сообщалось в печати (Корнгольд, Ibid.). Будущий военный министр генерал Куропаткин охарактеризовал боевые качества евреев-солдат в Русско-турецкой кампании 1877-78 гг., следующим образом: «И татары, и евреи умели и будут вперед уметь так же геройски драться и умирать, как и прочие русские солдаты» («Военный Сборник», 1883, № 7).

После злодейского убийства Царя-Освободителя «народовольцами» (среди которых были и еврем) в 1881 г. и вступлением на Прародительский Престол Императора Александра III Миротворца, положение военнослужащих-евреев в русской армии вновь осложнилось. Со вступлением в должность военного министра Ванновского, озабоченного необходимостью ограждения русской армии от «тлетворного влияния евреев» (которых министр, как и многие, однозначно и всем скопом зачислял в революционеры), был издан особый циркуляр 1882 г. о размещении евреев-новобранцев.

Это распоряжение, отчасти восстанавливавшее действие давно позабытых постановлений, отчасти отменявшее принятые в правление Царя-Освободителя либеральные законы, воспрещало назначение евреев в крепостную артиллерию, во флот, в пограничную и карантинную стражу, в резервные и местные батальоны и команды. Однако выполнение данного циркуляра, очевидно, повсеместно наталкивалось на существенные препятствия «снизу», ибо Главному штабу всего 2 года спустя пришлось вновь напомнить о нем («Заря», 1884, № 215).

В 1883 и 1884 гг. были случаи, когда евреев-новобранцев, вопреки закону, арестовывали до доставки в воинское присутствие, из одного только подозрения, что они могут скрыться. При этом воинские присутствия нередко предъявляли к новобранцам-евреям требования, нигде в законе не указанные.

Так, Николаевское присутствие предписывало им представлять вместе с другими документами фотографическую карточку (требование, связанное по тем временам с немалыми расходами). Одесское присутствие, освобождая от явки на призыв христиан-первольготников, обязывало к ней евреев той же категории (Недельная Хроника Восхода, 1885, № 45). С 1887 г. евреев-вольноопределяющихся перестали допускать к сдаче экзамена на офицерский чин. В 1889 г. было запрещено определять евреев на места военных капельмейстеров (причем количество их среди штатских музыкантов ограничивалось одной третью от общего числа). Евреев-новобранцев чаще всего направляли к месту службы в части, расположенные во внутренней России или на окраины — в Средней Азии, Сибири и на Дальнем Востоке.

За время пребывания на службе такие евреи обычно успевали освоиться с новым местом, обзавестись связями, нередко даже наметить себе занятие по выходе в запас. Но, стоило им покинуть службу, или даже взять кратковременный отпуск, как их, как не имевших права жительства вне «черты оседлости», немедленно выселяли на «малую родину», с которой они, как правило, уже не имели ничего общего (Циркуляр министерства внутренних дел 14 февраля 1888 г., № 1; Высочайше утвержденное положение Военного совета 9 марта 1896 г.).

Стеснениям подвергся и военно-медицинский персонал из евреев. В 1882 г. последовало распоряжение об ограничении числа евреев-военных врачей и фельдшеров, причем предельной нормой их численности было установлено 5 %; в части, где по расписанию полагался 1 врач, в окружные и главное военно-медицинское управления, равно как и в лечебные заведения и управления, расположенные в крепостях, было приказано врачей-евреев вовсе не назначать. Повышение их по службе допускалось лишь до должности V медицинского разряда, не выше, да и то не иначе, как с согласия главных начальников военных округов, с непременным соблюдением 5 %-ной нормы относительно общего числа лиц V разряда. В тех округах, где численность военврачей-евреев превышало предписанную норму, последние в течение 2 лет подлежали переводу в другие районы, пока число их не снижалось до предписанного уровня.

Данное распоряжение мотивировалось опять-таки не вполне добросовестным, будто бы, исполнением врачами-евреями служебных обязанностей. Столь незаслуженное обвинение вызвало осуждение в печати. Многие из лучших представителей корпорации врачей-евреев в знак протеста добровольно вышли в отставку. Одновременно прием евреев в Военно-медицинскую академию был ограничен «процентной нормой» в 5 % от общего числа слушателей.

Повторимся еще раз: речь во всех этих случаях шла об ограничениях в отношении евреев, не желавших сменить свое вероисповеданик. Между тем, в офицерскую среду, считавшуюся в царской России, пожалуй, наиболее замкнутой, проникало все больше евреев, сменивших свою иудейскую религию на одну из христианских (причем не обязательно не обязательно на Православие; чаще всего евреи-выкресты принимали евангелически-лютеранскую или еще какую-либо протестантскую веру).

Генерал А.И. Деникин в своей известной книге «Путь русского офицера» (впервые изданной в 1955 г. в Нью-Йорке) вспоминал, что в рядах Русской армии были не только низшие офицеры, но и генералы, чисто еврейского происхождения. Об этом же писал в своих мемуарах и генерал Генерального штаба М. Грулев — русский еврей, достигший высоких должностей и даже кандидат в военные министры Российской Империи, имевший огромные заслуги в деле изучения Дальнего Востока и Манчжурии, где в выбранном им пункте и по его указанию был основан центр будущей «Желтороссии» — г. Харбин. При этом следует подчеркнуть и следующий несомненный факт (на который, в частности, обращал внимание еще русский эмигрантский исследователь А. Дикий в своем фундаментальном труде «Евреи России и в СССР»; первое издание: Нью-Йорк, 1967 г.).

Сыновьями евреев-кантонистов были известные генералы, сыгравшие важную роль в истории Февральской революции 1917 г. — Н.И. Иванов (предпринявший по приказу Императора Николая II безуспешную попытку подавить мятеж в Петрограде в феврале 1917 г., а позднее, в 1918 г., возглавивший белую монархическую Южную Армию) и М.В. Алексеев («дедущка русской армии» и член петербургской «гучковско-гурковской военной ложи», способствовавший отстранению от власти Николая II в феврале 1917 г., а затем принявший участие в выступлении генерала Л.Г. Корнилова против Временного правительства и в организации белой «непредрешенческой» Добровольческой армии).

Известному во второй половине XIX-начале ХХ в. художнику Моисею Маймону (1860–1924), выпускнику российской Императорской Академии Художеств, автору картин «Смерть Иоанна Грозного» (1887 г.), «Александр I у Серафима Саровского» (1904 г.) и «Иван Грозный» (1911 г.), позировал для главного образа его картины «Нападение инквизиции на марранов (испанских иудеев, притворно принявших в XV в. христианство, но втайне продолжавших исповедовать иудаизм — В.А.) за пасхальной трапезой» (1893 г.) русский генерал от артиллерии Н.К. Арнольди, признавшийся Маймону по окончании картины, что и он «еврей, крещеный в кантонистах» (Кандель Ф. Книга времен и событий. Т. 2, с. 323).