В разреженном воздухе. Самая страшная трагедия в истории Эвереста - Кракауэр Джон

Погода и неудача черногорцев не предвещали ничего хорошего для нашего штурма вершины, который должен был начаться менее чем через шесть часов. Каждый из нас, добравшись до седла, немедленно прятался в свое убежище и старался поспать, но грохот и треск трепыхающихся на ветру палаток и состояние тревожного ожидания не давали шансов на нормальный сон.

Мне отвели палатку с молодым канадским кардиологом Стюартом Хатчисоном; Роб, Фрэнк, Майк Грум, Джон Таек и Ясуко Намба жили в другой, Лу, Бек Уэтерс, Энди Харрис и Даг Хансен расположились в третьей. Лу и его соседи по палатке дремали, как вдруг незнакомый голос, перекрывая штормовой ветер, прокричал: «Впустите его внутрь побыстрее, иначе он там умрет!» Лу расстегнул вход, и через секунду бородатый мужчина ввалился в палатку и упал ему на колени. Это был Брюс Херрод, тридцатисемилетний заместитель руководителя южноафриканской экспедиции, приятный человек и единственный настоящий альпинист среди оставшихся членов всей их команды.

– Брюс действительно был в плохом состоянии, – вспоминает Лу. – Его била дрожь, вел он себя совершенно иррационально и вообще ничего сам не мог сделать. Он так сильно переохладился, что едва мог говорить. Остальные члены его команды были, по-видимому, где-то на седле или на пути к нему. Но он не знал, где они, и не имел понятия, как найти свою палатку, поэтому мы дали ему попить и попытались его согреть.

Состояние Дага тоже было неважное.

– Даг плохо выглядел, – вспоминает Бек. – Он жаловался, что несколько дней не спал и ничего не ел. Но Даг твердо решил, что, когда пробьет час, он наденет свое снаряжение и пойдет наверх. Меня беспокоило его состояние. Я хорошо знал его историю и понимал, что весь прошлый год он мучился от того, что не дошел до вершины всего сотню метров. Я уверен, что Даг каждый день вспоминал свое поражение. Было совершенно ясно, что он не намерен упустить свой второй шанс. Даг был настроен продолжать восхождение до тех пор, пока может дышать.

Хотя в эту ночь более пятидесяти человек стояли лагерем на седле, спрятавшись в свои палатки, меня не покидало ощущение полного одиночества. Из-за рева ветра было невозможно перекрикиваться между соседними палатками. В этом богом забытом месте я чувствовал такую эмоциональную, духовную и физическую изоляцию от других альпинистов, какие еще ни разу не испытывал ни в одной из своих предыдущих экспедиций.

Я НЕОЖИДАННО ОСОЗНАЛ, ЧТО МЫ ТОЛЬКО НОМИНАЛЬНО НАЗЫВАЕМСЯ КОМАНДОЙ. И ХОТЯ СПУСТЯ НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ МЫ ВЫЙДЕМ ИЗ ЛАГЕРЯ ОДНОЙ ГРУППОЙ, НО ПОДНИМАТЬСЯ БУДЕМ ОТДЕЛЬНО ДРУГ ОТ ДРУГА, НЕ СВЯЗАННЫЕ ВЕРЕВКОЙ И НЕ ОБЪЕДИНЕННЫЕ ДРУЖЕСКОЙ ПРЕДАННОСТЬЮ. ЗДЕСЬ КАЖДЫЙ ЧЕЛОВЕК САМ ЗА СЕБЯ.

И в этом смысле я не был исключением. Например, я искренне надеялся, что Даг дойдет до вершины, но если он повернет обратно, я буду делать все, что в моих силах, чтобы продолжать восхождение.

В другой ситуации понимание этих обстоятельств могло бы подействовать на меня угнетающе, но мысли о погоде вытеснили из моей головы все грустные размышления. Если в ближайшее время ветер не ослабнет, то для всех нас вопрос восхождения будет снят.

За прошедшую неделю шерпы Холла натаскали на седло запас из 165 килограммов баллонного кислорода, а именно – 55 баллонов. Хотя это кажется много, на самом деле такого количества кислорода достаточно лишь на одну попытку восхождения для трех проводников, восьми клиентов и четырех шерпов. И счетчик кислорода уже тикал: даже когда мы отдыхали в своих палатках, то все равно использовали драгоценный газ. При необходимости мы могли бы отключить кислород и более-менее безопасно находиться здесь около двадцати четырех часов, но после этого мы должны были или идти вверх, или спускаться вниз.

Но – какое счастье! – в 19.30 штормовой ветер внезапно прекратился. Херрод выполз из палатки Лу и ушел в свою команду. Температура была гораздо ниже нуля, но ветер почти утих – это были идеальные условия для восхождения на вершину. Инстинкт Холла был поразительным, оказалось, что он прекрасно выбрал время для нашей попытки.

– Джонни, Стюарт! – кричал он из соседней палатки. – Похоже, шоу продолжается, парни! Будьте готовы к половине двенадцатого!

Мы пили чай и собирали снаряжение для восхождения в полном молчании. Каждый из нас много выстрадал ради этого момента. Также как и Даг, я почти не ел и совсем не спал с тех пор, как покинул второй лагерь – два дня назад. Каждый раз, когда я кашлял, истерзанные хрящи моей грудной клетки болели так, будто кто-то вонзал нож мне между ребер, и от боли у меня выступали слезы. Но я знал, что если хочу одолеть вершину, то у меня нет иного выбора, кроме как не обращать внимания на свою слабость и идти вверх.

В 23.35 я надел кислородную маску, включил налобный фонарь и вышел в темноту. В группе Холла было пятнадцать человек: три проводника, восемь клиентов и шерпы Анг Дордже, Лхакпа Чхири, Нгаванг Норбу и Ками. Холл приказал двум другим шерпам (Арите и Чулдуму) оставаться в палатках в качестве группы поддержки и быть наготове в случае неприятностей.

Команда «Горное безумие» состояла из проводников: Фишера, Бейдлмана и Букреева, шести шерпов и клиентов: Шарлотты Фокс, Тима Мэдсена, Клива Шёнинга, Сэнди Питтман, Лин Гаммельгард и Мартина Адамса[57]. Они ушли с Южного седла через полчаса после нас. Лопсанг хотел отправить только пятерых шерпов из команды Фишера для сопровождения клиентов на вершину, а двоих оставить в группе поддержки на седле, но, потом, по его словам, «Скотт открыл свое сердце и сказал моим шерпам: можете все идти на вершину»[58].

В конце концов, Лопсанг без ведома Фишера приказал одному из шерпов, своему двоюродному брату «Большому» Пембе оставаться в лагере. Лопсанг признавался: «Пемба разозлился на меня, но я сказал ему, что он должен остаться, иначе потом я не возьму его на работу. Поэтому он остался в четвертом лагере».

Сразу за командой Фишера стартовал Макалу Го с двумя шерпами, беспардонно проигнорировав обещание, что тайваньцы не будут совершать восхождение на вершину в один день с нами.

Южноафриканцы также намеревались идти на вершину, но изнурительный подъем из третьего лагеря к седлу отнял у них так много сил, что они даже не вылезли из своих палаток.

В общей сложности той ночью на вершину отправились тридцать три альпиниста. Хотя мы ушли с седла как три отдельные экспедиции, наши судьбы уже давно переплелись и с каждым метром подъема переплетались все сильнее и сильнее.

Ночь была холодной и призрачно прекрасной. Мы поднимались вверх, а ночь становилась все красивее и красивее. Морозное небо было усеяно таким количеством звезд, какое мне никогда не приходилось видеть. Круглая луна поднялась над пиком Макалу (8486 метров), осветила призрачным светом склон под моими ногами, и я понял, что фонарь мне уже не нужен. Далеко на юго-востоке, вдоль индийско-непальской границы, огромные грозовые облака зависли над малярийными болотами тераев[59], озаряя небеса сюрреалистическими сполохами оранжевых и голубых молний.

ЧЕРЕЗ ТРИ ЧАСА ПОСЛЕ НАШЕГО ВЫХОДА С СЕДЛА ФРЭНК ФИШБЕК ПОНЯЛ, ЧТО У НЕГО ПЛОХОЕ ПРЕДЧУВСТВИЕ. ВЫЙДЯ ИЗ ЦЕПОЧКИ, ОН ПОВЕРНУЛ ОБРАТНО И СПУСТИЛСЯ К ПАЛАТКАМ. ЕГО ЧЕТВЕРТАЯ ПОПЫТКА ПОДНЯТЬСЯ НА ЭВЕРЕСТ ЗАКОНЧИЛАСЬ БЕЗРЕЗУЛЬТАТНО.

Вскоре после этого Даг тоже отступил.

– Он шел немного впереди меня, – вспоминает Лу – Но вдруг шагнул в сторону и встал на месте, никуда не двигаясь. Когда я поравнялся с ним, он сказал, что замерз, плохо себя чувствует и пойдет вниз.

Потом Роб, который шел замыкающим, добрался до Дага, и они коротко переговорили. Никто не слышал этого диалога, поэтому нет возможности узнать, что было сказано, но в результате Даг снова занял место в цепочке альпинистов и продолжил восхождение.