Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №12 (2004)

Замечу, кстати, что более совершенная диагностика привела к росту статистики сердечных заболеваний. В том числе в России.

Г. Г.: А как “третий мир”? Как бывшие республики СССР, ныне суве­ренные?

Р. А.: Там та же закономерность: хуже диагностика — менее достоверна статистика. Вот один только пример. Два года назад, возвращаясь домой через Москву, знаменитый доктор Де Бейки сказал мне: “Слушай, я потрясён — там не знают, как снимать ЭКГ! А они должны делать операцию на сердце оч-чень высокопоставленной особе”. Речь, заметьте, шла об одной из быв­ших наших союзных республик. Подумать только: откатились за десять лет на полвека назад, откатились молниеносно…

С. К.: Скажите, а региональные российские кардиоцентры в каком состоя­нии?

Р. А.: Как говорится, дай Бог не сглазить… но разница, которая всегда существовала между столицей и периферией, потихоньку нивелируется. Замечательные центры — там я сам оперировал — в Вологде, Вятке, ряде других городов России. С финансированием там хуже, чем в Москве, в остальном — очень высокий уровень. А Иркутский лечебно-диагностический центр, построенный еще Борисом Васильевичем Петровским, — это же чудо! И в Якутии такой же центр, и в Улан-Удэ. Во Владивостоке не был, не знаю, но “по солнцу”, с востока на запад — отличная география классных кардио­центров: Новосибирск, Пермь, Томск, Тюмень, Екатеринбург…

С. К.: Да, география впечатляющая. Но скажите, почему же тогда продолжительность жизни, особенно мужчин, в России неуклонно сокра­щается? Наверное, и потому, что мужчины больше и чаще страдают болез­нями сердца? Или нет?

Р. А.: Мужчины в сравнении с женщинами — больше примерно в 7 раз. Но, как вы понимаете, продолжительность жизни зависит отнюдь не только — и не столько — от распространенности тех или иных заболеваний. Это — очень большая и острая социальная проблема. А применительно к сего­дняшней России — это настоящая социальная катастрофа.

Ведь что у нас произошло? Новая власть, круто повернувшая Россию на “новые старые” рельсы — кстати говоря, при небольшом стечении народа и без всяких референдумов, — словно забыла вечную истину: нельзя разрушать хорошее, что было до тебя достигнуто. Нельзя! Это жесткий закон для любого общественного строя. А мы что делаем? До сих пор упорно разрушаем всё, что было ценного, даже уникального в советской медицине. Помутнение какое-то, и конца ему не видно…

Вот возьмём, к примеру, участковый принцип медобслуживания насе­ления. Его вдруг решили заменить так называемой “семейной медициной” — вещью совершенно непонятной: для кого, для каких семей, на какой базе? Я ещё понимаю это в пределах какого-то крупного ведомства. Допустим, “Атоммаша” — с прицелом на профессиональную специфику. АЗЛК, ныне пол­ный банкрот, имел свою образцовую медсанчасть. Само собой, ЗИЛ и множество крупных предприятий по всей стране. Ведомственная медицина вполне мирно сосуществовала с участковой, они дополняли друг друга. И до сих пор ещё эта система работает. И пусть работает, не мешайте, не ломайте!

Помню, вскоре после крушения советской власти в Татарстан, в Аль­метьевск, пригласили группу американских медиков — экспертов в области перифе­рической медицины. Дескать, научите нас, отсталых и убогих… Был среди этих экспертов и мой учитель Де Бейки — он-то и уговорил меня сопровождать его в этой поездке. Приехали в Альметьевск. Медсанчасть, в общем-то, средненькая, но всё организовано как надо: все инвалиды раз­груп­пированы по заболеваниям, по времени их возникновения, по характеру лечения и диспансерного наблюдения. Каждый ребенок с каким-то пороком на учёте, каждая беременная женщина… И тут американцы воскликнули: “Ребята! Это же гениально; у нас ничего подобного нет. Вам просто нужно купить компьютеры — и всё!”

Но пришли новоиспеченные министры, у всех реформаторский зуд — что-то надо ликвидировать, что-то новое внедрять… Вот и начали, в част­ности, вопить про эту семейную медицину. Да кому она нужна, особенно в условиях больших городов, когда люди, живущие даже в одном подъезде, по утрам разъезжаются в сотни разных учреждений и предприятий! Худо-бедно, но участковый врач следил за порядком на своем участке и отвечал за него. И получал по шапке — за пропущенные инфаркты, пневмонию, за то, что вовремя не отправил больного к ревматологу или онкологу. Да ещё отдельно был педиатрический участок, были отдельно врачи, прикреплённые к инвалидам и ветеранам войны. Теперь же функции четырёх-пяти специа­листов хотят “воткнуть” в одного семейного доктора, сделать, так сказать, усовершенствованный “компьютер по здоровью”. Чепуха какая-то! В лучшем случае “семейник” будет отфутболивать больных по разным лечебным учреж­дениям.

Прибавьте к этому неразвитость нашей системы медицинского страхо­вания, хроническое недовыделение лечебным учреждениям бюджетных средств, полный непрофессионализм в руководстве Минздравом… По-моему, последним нормальным министром был Евгений Иванович Чазов. Есть от чего загрустить...

Г. Г.: Раньше, при советской власти, существовала система обязатель­ного распределения молодых специалистов. Государство тебя выучило — теперь ты минимум три года отработай, куда пошлют, а уж потом как судьба сложится. “Тоталитарное” правило, жёсткое, но скольким людям оно помогло найти себя, утвердиться в жизни. А теперь?

Р. А.: А теперь полная свобода: получил диплом — и на все четыре стороны. “Сделай себя сам”, надеяться не на кого.

Но я хочу продолжить разговор о главном: рухнула вся отлаженная сис­тема обязательных социальных услуг: пенсии, льготы, образование, отдых, охрана здоровья. Это было высочайшее завоевание советской власти! Мы очутились в развалинах — как в термах Каракаллы. Когда-то в них император парился с друзьями, а сейчас остались одни руины...

С. К.: Ренат Сулейманович! Недавно мы у себя в журнале опубликовали интересные воспоминания Вашего старого друга Ильи Константиновича Комарова о Кубе, о Фиделе Кастро. Так вот, не так давно по инициативе Фиделя в конституцию Кубы были внесены две важные поправки (или уточ­нения — не суть важно). В соответствии с ними провозглашается, что отныне и вовеки, независимо от любых возможных изменений общественного строя, образование и здравоохранение на Кубе будут бесплатными. Так ли это?

Р. А.: Да, так. Но возможно ли это в условиях господства рыночных отношений — не знаю. Но думаю, что нельзя войти дважды в один и тот же поток, как говорил древнегреческий мудрец. Да и обязательно ли — всем бесплатно и поровну? К уравниловке мы уже точно никогда не вернёмся. Но обеспечить надёжную государственную социальную защиту пенсионеров, инвалидов, всех Богом обиженных, слабых, увечных и т. д. — это совершенно необходимо!

Г. Г.: Недавняя “монетизация” ставит крест на льготах для всех тех категорий граждан, о которых Вы говорите. У государства, похоже, был и будет один ответ: “Нет денег”, “Не хватает денег”. И никакая индексация не угонится за ростом цен, за явной и скрытой инфляцией...

Р. А.: Тут, по-моему, один выход — развивать и совершенствовать систему медицинского страхования.

С. К.: В самом деле: каждый человек как бы отдаёт государству в долг некоторую часть своего заработка, своих накоплений на медицинские нужды. Приходит время, наваливаются на человека болезни — будь любезно, государство, вернуть ему долг в виде медицинских услуг.

Р. А.: Теоретически так, но, повторяю, система медстрахования у нас находится ещё просто-таки в зачаточном состоянии. В тех же Штатах эта система существует уже больше двухсот лет, за ней установлен тщательный аудиторский, полицейский контроль — надёжный контроль, одним словом. А у нас ведь, как только страховая фирма возникает...

С. К.: ...так жди беды. Через 3—4 месяца лопнет, и спросить не с кого: зарегистрирована она, оказывается, на какую-то старушку.

Р. А.: ...А у бывшего директора фирмы “внезапно” появится за городом роскошный коттедж. Это называется — “заработал”... Не пойман — не вор. А как у нас воров ловят, вы хорошо знаете.

Илья КОМАРОВ : Послушайте, друзья, мы незаметно погрузились в какой-то глухой пессимизм: всё у нас в России не так, всё не по-людски получается. Во-первых, далеко не всегда так было. Да и сегодня не везде и не во всём так, слава Богу! Вот лучше расскажи, Ренат, как произошёл прорыв в коронарной хирургии, где ты сейчас — один из признанных в мире лидеров. Как всё начиналось?

Р. А.: Известно: чтобы появилось что-то новое, нужен энтузиаст. В нашем деле им стал профессор Виктор Крылов. На какое-то время он оказался в стороне от практической хирургии — и появилось у него время погрузиться в чтение новой литературы о сосудистой хирургии — с акцентом на мелкие сосуды. Почуял Крылов, что дело перспективное, и сумел доложить свои соображения Петровскому, тогда уже министру здравоохранения. Тот распо­рядился создать лабораторию микрохирургии. Мне, честно скажу, повезло, что я оказался учеником Крылова в этом новом деле. А Борис Васильевич Петровский постоянно, от конференции к конференции в Центре кардиохирургии, нас поддерживал: “Вот вы, друзья, не обращаете вни­мания, а Крылов со своими ребятами сшивает, ремонтирует малые сосуды под микроскопом, и с какими результатами!” Сегодня уже почти не верится, что кто-то мог сомневаться: лучше сшивать сосуд под микроскопом или под лупой. Это всё равно, что огранка алмаза, когда микроскоп сверху висит: руки свободны, головой не надо вертеть, аккуратненько обрабатывай брил­лиант со всех сторон.