Частные случаи - Борис Ефимович Гройс

вдохновения для нацистов, организовавших в 1936 году в Мюнхене знаменитую выставку «Дегенеративное искусство». Но Нордау, как и других лидеров раннего сионистского движения, волновало не художественное вырождение, а вырождение евреев, которые занимались вредным для здоровья трудом и вели нездоровый образ жизни в европейских городах и особенно в восточноевропейских местечках. Не только антисемитская пресса, но и основатели сионизма считали этих евреев больными, физически слабыми, культурно недоразвитыми, заботящимися только о деньгах, не пригодными ни для военной службы, ни для спорта и т. д. Движение еврейского возрождения в Палестине занималось сельскохозяйственными работами и военной подготовкой, видя в этом способ преодолеть многовековое вырождение еврейского народа в условиях диаспоры[65].

Советская идеология 1920–1930-х годов также восхваляла тяжелый труд, спорт, несение военной службы, физическую силу, энергию и молодость. Но, конечно, это биополитическое возрождение понималось скорее в классовых, нежели в расовых терминах. Новая советская власть стремилась преодолеть вырождение, постигшее тела пролетариев – и в целом тела бедных классов – в результате капиталистической эксплуатации. Массы бедных восточноевропейских евреев являли собой хороший пример этой эксплуатации и вырождения. Характерно, что коммунистическое и сионистское движения начали осознавать витализацию и оздоровление еврейских тел как свою задачу почти одновременно. Движение «Объединенный кибуц» было основано в Палестине в 1927 году. В 1936 году оно учредило партию, названную Социалистической лигой Палестины. Примерно в то же время советское правительство инициировало еврейское колхозное движение в Биробиджане и несколько позже создало там Еврейскую автономную область.

Очевидно, что советская власть видела себя соперницей израильского движения кибуцев. Однако советские еврейские колхозы не только копировали кибуцы, но и воплощали интернационалистскую претензию коммунистического движения, которой у сионистских кибуцев не было. Советские идеологи надеялись, что сочетание сионизма и интернационализма будет привлекательным для евреев всего мира, в том числе и для палестинских евреев. Поэтому советские власти начали сотрудничество с различными международными еврейскими организациями в Европе, США и даже Палестине, чтобы финансировать и организовать реэмиграцию европейских, американских и особенно палестинских евреев в Советский Союз. И в течение двадцатых-тридцатых годов около полутора тысяч несоветских евреев-иностранцев, в том числе некоторое количество евреев из Палестины, а также тысячи советских евреев эмигрировали в Биробиджан. Первоначальный проект нового административного центра Еврейской автономной области – города Биробиджана – выполнил Ханнес Мейер, бывший ректор Баухауса, соавтор Эля Лисицкого и убежденный коммунист. Строительство новой еврейской идентичности и счастливая жизнь евреев в Биробиджане были отображены на страницах знаменитого позднеавангардного журнала «СССР на стройке», сохранявшего верность традициям авангарда даже в конце тридцатых годов. Характерно, что на одной из опубликованных в журнале фотографий изображен еврей, выходец из Палестины, с удовольствием управляющий трактором в Биробиджане.

Но особенно интересен в этом отношении советский фильм «Искатели счастья» (1936), изображающий ранний героический период создания колхозов в Биробиджане. В фильме сделана попытка показать создание нового социалистического еврея – трудолюбивого и здорового коллективиста – через участие в сельскохозяйственных работах. В центре сюжета – еврейская семья, приехавшая в 1928 году «из-за границы», а именно из страны, о которой в фильме говорится, что она «теплая», там «свежий воздух», но «нет работы». Очевидно, здесь снова имеется в виду Палестина. Семья состоит из старой Двойры, ее троих детей (двух дочерей и сына), представляющих «мускулистое еврейство», и Пини – мужа одной из дочерей, воплощающего тип, порожденный выродившейся еврейской диаспорой: слабого, низкорослого, избегающего тяжелой работы и думающего только о деньгах. В конце фильма Пиня совершает преступление, и его арестовывают советские органы безопасности. Все остальные евреи, напротив, добиваются относительного успеха и восхваляют свою новую социалистическую родину. Параллели с сионистским идеалом очевидны. Однако есть ключевое отличие: евреи здесь не противопоставляются местному русскому населению – наоборот, оно их полностью принимает. Они изначально приехали не о собственной инициативе. Их позвали – и они откликнулись на призыв. Их социалистическая колонизация в Биробиджане нужна и ценна, и у них нет конфликта с их окружением. Реальная история Биробиджана, конечно, далека от этой легенды. В конце тридцатых, а затем в конце сороковых годов биробиджанские евреи были подвергнуты политическим репрессиям и арестам и в итоге утратили свою культурную идентичность. Еврейская популяция Биробиджана так и не превысила сорока тысяч человек. Но Еврейская автономная область всё еще существует как субъект Российской Федерации, хотя сейчас там живет всего около четырех тысяч евреев.

Я уделил так много места описанию еврейской колонизации Биробиджана, потому что она удивительно похожа на изображенный Бартана проект еврейского возрождения в Польше. Как и в трилогии Бартана, еврейская колонизация оказывается здесь ответом на призыв местного населения, что не имело места в Палестине. В обоих случаях прибывающие евреи строят достаточно замкнутое коллективистское, социалистическое сообщество. И в обоих случаях коллективный труд евреев, способствующий созданию «новых евреев», отражается в фото– и кинообразах, испытывающих большое влияние эстетики советского авангарда. Можно утверждать, что слияние сионистского и коммунистического символизма в трилогии Бартана отражает попытку художницы вернуться в эпоху двадцатых-тридцатых годов, к их общим коллективистским, прогрессивным, атеистическим и активистским корням, и освободить сионистский проект от этнического эгоизма, исказившего и нарушившего его изначальную утопическую привлекательность.

Универсалистская социалистическая мечта соответствует традиционной еврейской надежде преодолеть культурную и этническую изоляцию через космополитизм и универсализм, избегая при этом культурной ассимиляции. Бартана пытается оживить эту надежду, возрождая социалистический идеализм и эстетику сионизма, которому необязательно быть связанным с Сионом, с кровью и почвой еврейских предков, который не одержим идеей возвращения к истокам, а может найти место для евреев в любой глуши, но в то же время среди других людей, сочувствующих этому еврейскому проекту. Не случайно в конце трилогии представители молодого поколения говорят на одном языке, а именно по-английски, тогда как представители старшего поколения говорят по-польски, по-немецки и на иврите. Мы видим окончательное слияние двух былых врагов времен холодной войны: социалистическая универсалистская мечта формулируется по-английски – на универсальном языке нашего времени.

Идея отклика на призыв имеет долгую традицию в еврейской истории. Со времен Авраама евреи воспринимают себя как народ, который откликается на призыв – призыв Бога, разума, лучшего будущего и т. д. Поэтому идея проекта Бартана хорошо вписывается в еврейскую историю. Тем не менее художница не скрывает от зрителя скептического отношения к ожиданию нового еврейского возрождения – новому призыву и отклику на него. Движение еврейского возрождения в Польше освещается в фильме довольно иронически. Трилогия Бартана отчасти напоминает мне советский соц-арт семидесятых-восьмидесятых годов. В то время посреди позднесоциалистического уныния некоторые российские художники тоже оживляли эстетику русского авангарда и сталинского соцреализма. С какой целью? Прежде всего, ироническое