Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №2 (2004)

Вы возразите, что они там, на экране, — отрицательные персонажи. И это возражение верно. В нормальной реальности зрители обычно сопережи­вают положительным героям и не приемлют злодеев. Но в реальности психо­генной все по-другому. Сейчас, когда творцы “нового глобального мира” делают все, чтобы поменять полюса добра и зла, возвести зло в ранг нормы, а потом и в ранг добродетели (соответственно, низводя добродетель до уровня курьеза, а затем — до уровня порока), дети интуитивно чувствуют эту перемену знаков и хотят подражать злу, как они хотят подражать чемпионам.

У нас на психологическом приеме все чаще появляются дошкольники, которым нравятся отрицательные персонажи: Бармалей, Карабас-Барабас, Баба-Яга, Кощей Бессмертный. Чтобы почувствовать, какое это серьезное личностное искажение, постарайтесь вспомнить себя в этом возрасте и свою реакцию на сказочных злодеев. Вспомните, как вы содрогались от негодования и ужаса, когда злодеи творили свои злодейства, как хотелось помочь Иван-царевичу, Буратино, привязанным к дереву Танечке и Ванечке. А когда немного подрастали, какие проблемы возникали при игре в войну, потому что никто не желал быть “фашистом”. И на эти роли обычно соглашались дети-изгои, которым важно было на любых условиях быть принятыми в игру.

А как непросто было педагогу театрального кружка найти кандидатуру на роль отрицательного персонажа! Какие обиды часто возникали у получившего такое “спецпредложение”! Собственно говоря, у нас есть и личный опыт раздачи подобных ролей. Ставя на своих психологических занятиях пьесу по мотивам сказки Д. Н. Мамина-Сибиряка “Серая шейка”, мы раньше регулярно сталкивались с нежеланием детей играть злодейку Лису. Приходилось хитрить, выдумывать аргументы типа: “Ты такой талантливый актер, покажи класс!” или: “Только очень большая актриса, будучи хорошим человеком, способна изобразить злодейку”. Но в самое последнее время картина принципиально изменилась. Теперь не успеваем мы при чтении пьесы вслух дочитать ее до конца, как сразу несколько ребят выкрикивают: “Можно, я буду Лисой? Отдайте мне Лису! Нет, мне!”

И это в подавляющем большинстве случаев дети из культурных семей, где родители достаточно много занимаются их воспитанием. И патологии серьезной у ребятишек нет, а садистские пристрастия — как у клинических больных.

Другие образчики безумия являет нам телереклама, где здоровые мужики смачно облизывают губы, сладострастно вздыхают, пускают слюни и в экстазе закатывают глаза, почти что лишаясь чувств, когда пробуют йогурт, мороже­ное, пиццу. Такое утрированно-чувственное отношение к еде свойственно душевно­больным, классифицируемым как “шизоидные инфантилы”. Это дитя малое так зависит от вкусной еды, что для него отказ купить шоколадку — трагедия, а получение ее — источник восторга. Нормальный же взрослый человек, даже любящий поесть, не шалеет от одной только мысли о “вкусненьком”.

А ведь ценностная ориентация инфантила только кажется такой безобид­ной. И актеры, которые корчат нелепые рожи, изображая пищевой восторг, одновременно с рекламой йогурта рекламируют патологический образ чело­века. “Согласно теории социального научения как дети, так и взрослые приобретают определенные установки, осваивают эмоциональные реакции и новые типы поведения кино- и телегероев (Bandura, 1973; Liebert, Neale & Davidson). Ввиду высочайшей эффективности и широкого распространения телемоделирования средства массовой информации играют чрезвычайно важную роль в формировании человеческого поведения и социальных отношений”, — пишет исследовавшая этот вопрос Н. Е. Маркова в книге “Технология уничтожения” (М., 2002 г.).

Конечно, почва вспахивалась давно. Разве нормальным было поведение миллионов советских людей, которые жили как бы не помня, что другие миллионы их соотечественников, в том числе близких родственников, погибли во время раскулачивания, были расстреляны как “враги народа”, томились в лагерях? Мы не говорим о том, что надо было перестать жить, но то, что многие люди жили так, будто ничего этого вообще нет и никогда не было, свидетельствует о серьезном нравственном повреждении. Ведь они даже дома не молились о плененных и убиенных безбожными властями, а ходили в кинотеатры, устроенные в оскверненных храмах, веселились в парках, разбитых на местах бывших кладбищ. Тогда, правда, и развлечения были не такими примитивными, как сейчас, и много места в жизни людей занимала высокая мотивация: построение светлого будущего, создание передовой науки, освоение целинных земель, завоевание космоса. На следующем же витке истории нравственная порча переросла уже в порчу психическую.

Эталоны, они же симптомы

Нельзя не упомянуть и о целенаправленном расщеплении массового сознания. И в теле-, и в газетной журналистике появился специальный термин: “нарезка”. Это чтобы всего было по чуть-чуть, и все в одной куче. При этом редакторы с апломбом заявляют, что люди якобы разучились воспринимать мало-мальски объемные и серьезные материалы. Помнится, на заре перестройки режиссер А. Михалков-Кончаловский, обогащенный опытом работы в Голливуде, рассказывал об особенностях требовательной американской публики.

— Внимание у тамошнего зрителя, — объяснял он, — очень суженное, как будто они смотрят в подзорную трубу. И очень кратковременное — они его не в состоянии зафиксировать на чем-то одном дольше минуты. Поэтому в Штатах такие высокопрофессиональные фильмы: никаких длиннот, только “экшн” (action)”.

Теперь такого “требовательного” зрителя формируют и у нас. А ведь Михалков-Кончаловский, сам того не подозревая, — он же по профессии режиссер, а не психиатр — описал больных с так называемым “полевым поведением” и вниманием, выражаясь профессионально, “суженным по типу коридора”. Даже у детей полевое поведение считается нормой лет до двух, максимум до трех. А тут оно у взрослых... Комментарии могут показаться бестактными.

Лучше перейдем к краткому перечислению других патологий, провоци­руемых злополучной “нарезкой”. Это и разорванность сознания, когда человек неспособен выстроить простейшую логическую цепочку. Это (снова профес­сио­нальная терминология) скачка идей. Это эмоциональное отупение, которое возникает как патологическая защитная реакция на склейку трагических известий с нейтральными и даже радостными. (“Маньяк зверски убил оче­редную жертву. Курс доллара остался прежним. Завтра открывается фестиваль пива”.)

А еще когда человека ежедневно оглушают таким количеством шокирую­щих новостей, у него возникает — тоже защитного характера — амнезия. На войне подобные расстройства памяти нередко бывают следствием контузии. В сегодняшней же информационной войне роль снарядов и бомб играет умно скомпонованная и соответствующим образом поданная информация. Конту­женные ее взрывной волной телезрители с трудом вспоминают, что видели вчера. А уж политические события, за которыми они так напряженно следили год назад, невозможно восстановить в памяти даже под дулом пистолета.

А сколько сил брошено на то, чтобы приобщить как можно больше людей к различным половым извращениям, которые (может, не все это знают?) тоже относятся к разряду психопатологии! Скажем, нашумевшая телепро­грамма “За стеклом”, кроме всего прочего, провоцировала такое психо­сексуаль­ное расстройство, как вуайеризм (попросту говоря, это когда получают специфическое удовольствие, подглядывая в замочную скважину чужой спальни). Или взять передачу “Голая правда”, где, сообщая новости, ведущие поэтапно раздеваются. И эти две передачи, и масса других поощряют вуайеризм со стороны зрителей и эксгибиционизм — отклонение, связанное с любовью к прилюдному обнажению, — участников. А как подогре­ваются в СМИ монстрофилия (патологическая любовь к уродству) и педофилия (еще недавно этот термин приходилось объяснять, но сейчас, увы, уже не требуется, телевидение позаботилось о просвещении масс)!

Иногда клинический диагноз поставить нелегко. Например, в теле­рекламе, когда вся семья, собравшись за столом, ворует друг у друга сосиски и это подается как забавная игра. Кто эти игруны: олигофрены или клепто­маны? Или тут может идти речь о комбинированном дефекте?

До недавнего времени хотя бы совсем маленьких детей оставляли в покое. Компьютерные игры, идиотские книжки и даже мультфильмы с Бэтменами и киборгами — все это было еще не для них. Но теперь появились разработки, охватывающие и эту возрастную группу. А то вдруг они за первые три года жизни успеют нормально сформироваться?

“Телепузики” — первая в мире программа для младенцев до одного года  появилась в Англии в 1997 г. и тут же была экспортирована в США компанией PBS (Public Broadcasting Station — Общественное телевидение (“Улица Сезам”), специализирующейся на детской образовательной продукции, — пишет уже цитировавшаяся нами социолог Н. Е. Маркова. — С самого начала производители телепередачи настойчиво позиционировали ее как обучаю­щую... Реклама утверждала, что программа развивает воображение младенцев, облегчает их моторное развитие, способствует довербальному развитию языка и учит обращению с техникой”.