Сергей Караганов - США — диктатор НАТО

Черчилль по сути дела работал на могущественного американского союзника, призывая его к тому, чего горячо желал и сам Вашингтон, — расчленить Европу, чтобы перегруппироваться, разгромить левые силы в ее западной части, а затем перейти в наступление на социализм. Именно для этого и понадобился Черчиллю «железный занавес», перегородивший континент.

Со второй половины 1944 года сама Великобритания уже вела войну против левых сил. Английские войска, заполняя, как заявлял Лондон, «вакуум», якобы образовавшийся в Греции после изгнания немецких оккупантов, вели бои против партизан из ЕЛАС — Народной национальной армии освобождения, вынесшей основное бремя борьбы против фашизма, — чтобы посадить в Афинах правительство, привезенное в обозе британского экспедиционного корпуса под командованием генерала Скоби. В Греции проигрывался сценарий подавления левых сил во всех странах Европы. Когда в дополнение к вооруженному восстанию против новых оккупантов в стране началась всеобщая забастовка, Черчилль отбросил всякие претензии на «освободительную миссию», «борьбу за свободу и демократию» и т. д. Генерал Скоби получил приказ: «Без колебаний ведите себя так, словно вы находитесь в покоренном городе, где началось местное восстание».

В конце 1944 года в Афины был послан с подкреплениями английский фельдмаршал Александер. Опытный военный быстро разобрался в ситуации и уже вскоре телеграфировал в Лондон свои выводы — невозможность военной победы и необходимость разрешения конфликта политическим путем. Его логика была проста: если немцам не удалось подавить партизанское движение с семью дивизиями, тем более не удастся это ему, Александеру, с меньшим числом солдат. В Греции британский лев перехватил антикоммунистический штандарт из рук разгромленного германского фашизма, но сил не хватало, и Черчилль призывал Вашингтон присоединиться к «крестовому походу» против коммунизма.

Существовала и еще одна причина, по которой лидер британских консерваторов столь активно ратовал за раскол Европы и создание антикоммунистического военного союза. Ослабленная войной Британия не имела сил для удержания империи. Черчилль надеялся сделать это с помощью могущественного заокеанского союзника. Этот мотив фултоновской речи не стал тогда предметом широкого обсуждения, но некоторые современники обратили на пего внимание. В памфлете, поддержанном 100 членами английского парламента от лейбористской партии, говорилось, что, произнося речь в Фултоне, Черчилль надеялся, что «США можно убедить подпереть Британскую империю, равно как и Европу, в качестве бастиона борьбы против большевизма».

Но Вашингтон, как показало будущее, отнюдь не собирался укреплять позиции Великобритании в Европе, на что надеялся Черчилль. Уже очень скоро Лондон понял, что в Европе он может довольствоваться лишь позицией привилегированного, но младшего партнера США. Что же касается надежд на защиту Соединенными Штатами Британской империи, то туг Черчилль и вовсе просчитался. Они взяли под свою руку империю, но не британские позиции в ней. Но об этом позже.

Призывы Черчилля начать «крестовый поход» против СССР и левых сил в Западной Европе упали в Вашингтоне на хорошо подготовленную почву. С 1945 года американское руководство быстрыми темпами переходило на курс конфронтации с СССР, надеясь не допустить его усиления, лишить его плодов победы.

Вашингтон: опьянение всемогуществом и страх

Этот курс был следствием не только возрождения традиционного, глубоко укоренившегося в американском правящем классе антикоммунизма, наложившегося на иллюзию всемогущества, порожденную монополией на обладание атомным оружием, но и линии на ослабление традиционных соперников в Западной Европе. Если Великобритания пыталась заполнить «вакуум силы» в Греции, то для усилившихся в результате войны Соединенных Штатов таким «вакуумом силы» представлялась вся Западная Европа да и весь несоциалистический мир.

«С разгромом Германии весь континент к западу от России превратился в вакуум силы», — провозглашалось в полуофициальном издании «Соединенные Штаты в мировой политике», подготовленном под эгидой Совета по международным отношениям — главной внешнеполитической организации правящего класса США. А выгоды от этого обстоятельства были для правящих кругов США самоочевидны. «Ради нас самих, ради мировой цивилизации мы должны предпринять максимум усилий, чтобы помочь заполнить… моральный, политический и экономический вакуум, созданный в Европе», — заявлял один из наиболее влиятельных в 40-е годы в Вашингтоне публицистов и историков Чемберлин. Ему вторил в книге «Цена власти», вышедшей в конце 1945 года и в наиболее развернутой форме разработавшей план навязывания миру американской гегемонии, известный журналист Хенсон Болдуин. Ослепленный небывалыми возможностями, открывшимися перед Америкой, он вещал: «Сегодня мы — нация-банкир, нация-кредитор, нация-экспортер, великая морская и воздушная держава, центр мировых коммуникаций. Если Рим был в свое время центром существовавшего тогда мира, то в еще большей степени Вашингтон является центром западного мира в XX веке».

Но на пути к американской гегемонии во всей Европе и соответственно во всем мире стояли два препятствия — Советский Союз с его мощью и огромным престижем и левые силы в Европе. Опьянение всемогуществом сочеталось у вашингтонских лидеров не только с ненавистью к СССР, но и с прямо-таки патологическим страхом перед ростом популярности левых сил и идей в Европе. Этот рост был результатом признания в европейских странах заслуг коммунистов, других левых организаций и партий, вынесших на своих плечах основное бремя антифашистской борьбы. На коммунистах Западной Европы лежал к тому же отсвет великих побед Советского Союза, внесшего ключевой вклад в победу над германским фашизмом. Сила социалистических идей и левых партий проистекала и из того, что в оккупированных странах подавляющая часть буржуазии сотрудничала с фашистскими оккупантами и полностью себя скомпрометировала.

Известный французский буржуазный историк А. Гроссер отмечал, что лидеров американского монополистического капитала беспокоило широкое признание в Европе того, что «коллаборационисты… представляли социальные силы, аналогичные тем, которые управляли американским, но не советским обществом». Даже генерал де Голль не мог скрыть своего презрительного отношения к лидерам класса, интересы которого он защищал. Принимая вскоре после возвращения в освобожденную Францию приехавшую навестить его группу видных французских промышленников, он заметил: «Что-то я не видел вас в Лондоне, господа». И добавил: «Что ж, хорошо, что вы по крайней мере не в тюрьме». Ведь подавляющая часть крупной буржуазии поддерживала вишистское правительство, сидевшее к тому времени за решеткой.

Во Франции после второй мировой войны коммунистическая партия из года в год была лидером по числу отданных за нее голосов, а министры-коммунисты занимали важные правительственные посты. Социалисты были второй по популярности партией. Похожая ситуация существовала в Италии. Сдвиг влево в Западной Европе был повсеместным.

Об этом же свидетельствовала и победа в 1945 году в Великобритании лейбористской партии с ее сильным левым крылом. Испуг Вашингтона из-за ослабления позиций его классовых союзников в Европе и усиления левых сил подстегивался начавшейся волной национализаций, расширением вторжения государства в экономическую жизнь.

Традиционные методы ведения капиталистического хозяйства, основанного на ничем не сдерживаемой конкуренции, ведущей к обострению социально-классовых противоречий, подорвали к себе доверие в Западной Европе до такой степени, что даже многие считавшиеся консервативными партии осуждали монополии, выступали за ограничение свободы капитала, большее участие государства в управлении экономикой. Именно такой была программа голлистской партии во Франции. Эти идеи нашли отражение даже в новых конституциях ряда западноевропейских стран. Явно эти темы звучали даже в основном законе Западной Германии, принятом 23 мая 1949 года.

В Америке все это воспринимали как «социализацию Европы», предавали анафеме, страшась остаться единственным бастионом традиционного капитализма, «попасть в изоляцию».

Все это лишь усиливало ненависть Вашингтона к коммунизму. Помноженная на провинциализм и узость кругозора большинства американских политиков, эта ненависть проявлялась порой даже со смешной стороны. В мае 1946 года заведующий протокольным отделом министерства иностранных дел Франции сидел на официальном обеде рядом с одним из лидеров конгресса США сенатором А. Ванденбергом, позже автором резолюции, расчистившей дорогу для вступления США в НАТО. Как рассказывал затем французский чиновник, Вандепберг «в течение всего обеда не мог спустить глаз с сияющего лица Мориса Тореза. «Как такой здоровый человек может быть коммунистом?» — все время твердил он».