Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №10 (2004)

Примечания

1 Среди сочинений Н.В. Устрялова, изданных в последнее время, следует назвать: Проблема прогресса. М., 1998; Итальянский фашизм. М., 1996; Германский национал-социализм. М., 1999; Национал-большевизм. М., 2003. С сожалением приходится констатировать, что остаются не переизданными ещё очень многие, принципиально важные работы Устрялова, которые позволят взглянуть на него не только как на политического публициста, но и как на крайне интересного мыслителя, создавшего свою оригинальную философскую, правовую и этическую концепцию.

2 У с т р я л о в   Н. Наше время. Шанхай, 1934. С. 160.

3 Он же. Лик века сего // Национал-большевизм. М., 2003. С. 429.

4 Он же. Вера или слова? // Там же. С. 449.

5 Он же. Вера или слова? // Там же. С. 449.

6 Он же. Трагедия правды (Памяти Л. Н. Толстого как социального философа) // Там же. С. 462—463.

7 Он же. Трагедия правды (Памяти Л. Н. Толстого как социального философа) // Там же. С.463.

8 Он же. Два этюда // Там же. С. 330.

9 Он же. Лик века сего // Там же. С. 429.

10 Он же. Лик века сего // Там же. С. 430.

11 Он же. О разуме права и праве истории // Там же. С. 417.

12 Он же. Лик века сего // Там же. С. 430.

13 Он же. Интеллигенция и народ в русской революции // Там же. С. 392.

14 Он же.  Пророческий бред (Герцен в свете русской революции) // Там же. С. 482.

15 Он же.  Пророческий бред (Герцен в свете русской революции) // Там же. С. 482.

16 Он же. Вперед от Вех! // Там же. С. 201.

17 Он же. Эволюция и тактика // Там же. С. 187.

18 Он же. Обогащайтесь // Там же. С. 343.

19 Он же. Лик века сего // Там же. С. 432.

20 Он же. Россия на Дальнем Востоке // Там же. С. 333.

21 Он же. Два этюда // Там же. С. 327.

22 Он же. Два этюда // Там же. С. 327—328.

23 Он же. 14 съезд // Там же. С. 368.

24 Он же. Два этюда // Там же. С. 327.

25 Он же. Потерянная и возвращенная Россия // Там же. С. 226.

26 Он же. Вперед от Вех! // Там же. С. 200.

27 Он же. Кризис современной демократии // Там же. С. 392.

28 Он же. Германский национал-социализм. М., 1999. С. 123.

29 Развивая свою концепцию, Устрялов, видимо сознательно, заимствует терминологию французского исследователя А. Фуйе, который, рассматривая внутренние стимулы исторического развития, также называл их “идеями-силами”.

30 У с т р я л о в  Н. Германский национал-социализм. М, 1999. С. 123.

31 Он же. Наше время. Шанхай, 1934. С. 93.

Сергей СЕМАНОВ • Сталинская контрреволюция и арбатские дети (Наш современник N10 2004)

Сергей СЕМАНОВ

СТАЛИНСКАЯ КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ

И АРБАТСКИЕ ДЕТИ

Бывает, нередко бывает в литературе, что произведение, вызвавшее невероятный шум и читательский успех при своем появлении, вскоре напрочь уходит в небытие, оставив после себя только самый факт того громкого и краткого успеха. Именно такова судьба романа А. Рыбакова (Аронова) “Дети Арбата”, изданного впервые в 1987 году и продолженного романом “Тридцать пятый и другие годы” в 1988-м.

Книги сразу сделались (как, впрочем, и многое тогда!) пресловутым “дефицитом”, многолюден был хор восторженных критиков (весьма, впрочем, однообразных по составу). Почему же?

Скажем сразу, и вполне недвусмысленно — случайностей в общественных явлениях такого рода не бывает. Значит, автор сумел заинтересовать общество, высказал вслух нечто такое, о чем до него не знали или не говорили. Рыбаков-Аронов был еврейским патриотом, именно с этой точки зрения он описал то, что мы теперь называем сталинской контрреволюцией — как в середине тридцатых годов Сталин жесткими усилиями заменил всевластие Коминтерна на советско-патриотическую державность. Рыбаков описал это с сугубо отрицательным знаком, эту точку зрения разделяют и поныне многие его единомышленники у нас и за рубежом. Тогда же это было ново.

Но не только. Рыбаков взрослым человеком пережил ту эпоху, многое знал и видел, а главное — в переломное время конца восьмидесятых годов впервые рассказал обществу о многих делах и людях, о которых большинству его читателей было известно очень немного. Вот почему беллетристика Рыбакова многими воспринималась тогда как некое историко-политическое откровение.

Скороспелое то впечатление современников всячески подогревалось неумеренными восторгами либерально-еврейской критики. Простенькая проза Рыбакова выдавалась ими не только за правдивейшее истолкование отечественной недавней истории, но и за художественный шедевр. Теперь-то, когда газетная пыль времен давно осела, авторы тех восторгов стараются их не вспоминать и тем паче не переиздавать (например, самый заметный из той среды — Лев Аннинский). Но тогда, на исходе суматошных восьми­десятых, только один критик кратко выразил суть рыбаковской, так сказать, эстетики — это покойный ныне Вадим Кожинов. Он ядовито заметил, что тайные разговоры Сталина с Ягодой напоминают заговорщические беседы кардинала Ришелье с коварной Миледи в романах Дюма-отца... Верно, хотя Дюма всё же талантливее Рыбакова.

А. Рыбаков попытался создать эпос той эпохи. На первом плане, конечно, высшие деятели партийного руководства и Лубянки, но не забыты и рядовые советские интеллигенты и даже приангарские колхозники. Замах широк, поэтому интересно, какие же общественные вопросы той поры заняли главное внимание автора?

Прежде всего — “необоснованные репрессии” партийных деятелей, верхушки советской интеллигенции, участников разного рода оппозиционных партийных групп, даже участников сионистского движения. Не забыто и “завинчивание гаек” в столичном искусстве, например, про “ругань” в газетах Камерного театра. Это, как и многое иное, было новым, неизвестным или забытым. Еще больший интерес вызвали описываемые Рыбаковым интриги в сталинском окружении — никогда, скажем, ничего не писалось о “кремлев­ском заговоре” 1935 года, а Рыбаков написал. Конечно, оценив “заговор” как грубую инсценировку Сталина; считавшегося главой “заговора” тогдаш­него секретаря ВЦИК СССР А. Енукидзе назвал “человеком кристальной честности и порядочности”. Впервые в советской литературе предстали Н. Ежов, Г. Ягода и даже их никогда дотоле не поминаемые подчиненные с огромными полномочиями — Паукер, Слуцкий, Миронов и иные (подлинная фамилия Льва Миронова была Каган, но о том не сказано, хотя осведом­ленный Рыбаков этого не мог не знать).

Словом, новаций для той поры набралось немало. На их фоне высвечи­валась жизнь советского народа в “тридцать пятый и другие годы”. Получа­лось, что все, кроме, конечно, коварного Сталина, страдали и мучились: тонкие большевики-ленинцы от грубых большевиков-сталинцев, модерновые театралы от кондовых реалистов, арбатские интеллигенты от арбатских же русских хамов, а приангарские колхозники... ну, те от собственной дикости и невежества. Более того, никакого просвета в жизни не намечалось, всё клонилось к худшему.

В ту пору размашистые рыбаковские описания нельзя было соотнести с подлинными историческими документами, наглухо запертыми в архиво­хранилищах. Теперь в этой области положение круто изменилось. Опубли­ковано, причем полно и добросовестно, с точными пояснениями и примеча­ниями, великое множество подлинных исторических документов. Из тех самых ранее запертых архивов. И “новации” Рыбакова сразу оказались... выдум­ками.

Для начала — мелочь, но очень типичная для данного сюжета. В романе подробно описана сцена, как Сталин принимает Маленкова в своем крем­левском кабинете и дает ему важное секретное поручение. Точно названа дата — 9 июля 1935 года. Но вот опубликован полный и точный список всех посетителей Сталина в Кремле с конца двадцатых годов и до кончины, и что же? Впервые Г. М. Маленков, тогда сотрудник аппарата ЦК ВКП(б), не более, попал в кремлевский кабинет Генсека лишь 3 февраля 1937 года. Пояснять тут нечего...

Теперь в свете многих научных публикаций можно ясно представить себе подлинную картину того, как и чем жил советский народ, все его общест­венные слои в те годы, какие сдвиги происходили во внутренней политике страны и в каком направлении. Сопоставление подлинной исторической реальности с описаниями Рыбакова безусловно показывает явную односто­ронность, более того — предвзятость автора. А кроме того — направленность его внимания на очень узкий общественный слой.

Назовем важнейшие публикации последних лет, много-много спустя после выхода “Детей Арбата”. Это два солиднейших документальных сборника — “Сталинское политбюро 30-х годов” и “Сталин и Каганович. Переписка. 1931—1936 гг.”, а также научные работы академического историка Юрия Жукова, в особенности последняя из них — “Иной Сталин. Политические реформы в СССР в 1933—1937 гг.”. Все изданы в столице на высоком научном уровне, последняя — в 2003 г.

Давно было известно, что после убийства Кирова из Ленинграда органами ОГПУ было выслано множество людей их числа так называемых “лишенцев” — бывших священнослужителей, дворян, офицеров, купцов, чиновников, а также — подчеркнем это! — их детей. Набралось тех несчастных около 12 тысяч, ни малейшего отношения к Кирову вообще не имевших (А. Солженицын назвал это “кировским потоком”, видимо, из разговоров той поры). И вот 13 мая 1935 года новоназначенный прокурор СССР А. Вышинский направил письмо в Полит­бюро, что многие из тех граждан были высланы незаконно. Вскоре часть из них была возвращена без всякого поражения в правах.