Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №1 (2003)

Рукопись изобиловала такими фактами, подроб­ностями и даже сценами из жизни польского истеб­лишмента, что было ясно: она написана рукой человека, тесно связанного со спецслужбами и знающего из­нутри весь ход жесточайшей подковерной борьбы двух сил минувшей эпохи. В его повествовании то и дело встречается профессиональная информация, как будто взятая из оперативных сводок, недоступных ни историкам, ни простым смертным.

“4 сентября в 7 часов утра взлетел самолет в Москву с Я. Берманом на борту. Во второй половине того же дня его принял Л. Берия”.

“В период с 15 мая по 4 июля 1956 года президиум центрального комитета евреев заседал целых пять раз. В конце концов около 23.00 состоялась секретная встреча на квартире Я. Бермана. На ней при­сутствовали...”

“5 июля 1964 г. вечером в Варшаве в доме на улице Гжибовской на тайное заседание собрался Центральный комитет евреев в Польше... В заседании участвовали (идет перечень фамилий)... М. Ягельский прибыл к закрытию. Обсуждался ряд концепций борьбы с Гомулкой и его сотоварищами”.

“Михник поехал в Париж, где находился до 18.10.1965. Он жил у Р. Корнблута (ул. Поливэн, 9). В Париже Михник несколько раз встречался со знакомым своего отца банкиром из Нью-Йорка Йозефом Груссом. Грусс оказывал когда-то финансовую помощь Озему Шехтеру (отцу Михника). Он посещал также редакцию парижской “Культуры”, где вел долгие беседы с главным редактором Ю. Гедроичем.

Там он, в частности, запасся брошюрами под заголовком “Хамы и жиды”, которые теперь распространяются в Варшаве. В Польшу вернулся 19 октября...”

“Адам Михник-Шехтер имел разные связи с заграницей. В 1959 году его старший брат Лео-Ежи эмигрировал из Польши в Израиль. Другой брат Стефан Михник, бывший военный судья, имеет на совести 9 смерт­ных приговоров лицам, которые впоследствии были реабилитированы. Он бежал в Швецию” и т. д.

Дальнейшее мое изло­жение этого сюжета во многом будет опираться на работу неизвестного мне Казимежа Мушинского, и если я в чем-то буду не прав или неточен, то лишь потому, что доверился этому, на мой взгляд, весьма серьезному источнику...

*   *   *

Во времена раннего Средневековья, когда Россия переживала нашествие монгольских племен с Вос­тока — Польша испытывала не менее значительное по последствиям для ее судеб нашествие с Запада. Евреи всей Европы, спасаясь от погромов и притес­нений, в течение двух-трех веков притекли из Англии, Испании, Франции, Португалии, герман­ских и чешских земель в Польшу, и Польша приняла их. Так постепенно образовалось на просторах от Дуная до Вислы восточноевропейское еврейство, в пос­ледующие века властно повлиявшее на истори­ческие судьбы не только Польши, но и России и Германии, не говоря уж о Венгрии, Румынии, Украине...

Пустив глубокие корни в польскую историю, накопив громадные материальные богатства, создав ростовщические и бюрократические сословия, еврейство Польши в феодальные времена не раз объединялось вместе с магнатами и шляхтой для борьбы за польскую государственность в противо­стоянии немцам, шведам, русским...

Но как только несчастная Польша вступала в полосу независимости и начинала жить более-менее самостоятельной государственной жизнью, еврей­ская элита тут же начинала борьбу со шляхтой за господство над польским простонародьем, то есть за высшую власть в стране.

Кульминация этой борьбы наступила в ХХ веке, когда польские евреи бросились в социализм, поскольку жили в антисемитском обществе, испы­тывая притеснения от шляхты за грехи своих предков. Трудно разобраться, кто перед кем в этой борьбе был виноват больше — евреи перед поляками или поляки перед евреями. Естественнее всего говорить о трагической взаимной вине, поскольку смысл трагедии заключается в том, что правы (или виноваты) обе враждующие стороны.

Как бы то ни было, к несчастью для Польши, концент­рация еврейства в ней была в последние три-четыре века (если сравнивать долю евреев с долей коренного населения) наибольшей в мире.

В эпоху Пилсудского в 33-миллионной Польше было более 3 миллионов евреев. Десять процентов*. В Сейме, то есть в высшей власти, — более 20 про­­­центов, и они составляли привилегированное сосло­вие. Недаром поляки старшего поколения помнят широко бытовавшую в еврейской среде тех времен пословицу: “Улицы — ваши, дома — наши”.

Естественно, что и польская компартия, осно­ванная в 1918 году, с самого начала была расколота на евреев и поляков, на фракции “мень­шинства” и “большинства”. Именно по национальному признаку.

В 1929 году еврейское меньшинство чуть ли не полностью захватило власть в высшем руководстве партии, и кумирами для его функционеров были в те годы не Ленин и Сталин, а Лев Троцкий, Роза Люксембург, Карл Либкнехт...

В 1938 году компартия Польши была распущена, тысячи коммунистов оказались в тюрьмах, но после разгрома Польши гитлеровской Германией и ввода советских войск вышли на волю, часть их осталась в подполье, которым руководил в числе других лидеров и Веслав Гомулка, другая — эмигри­ровала в Советский Союз, где в декабре 1941 года на базе нескольких левых группировок было создано ядро Польской рабочей партии. Сталин с особым вниманием относился к этому возрождению. Видимо, он, совсем недавно, в 1936—1938 годах, разгро­мивший троцкистскую “пятую колонну” в своих партий­ных верхах, понимал, что выбора у него почти нет: вернуть после победы над Германией власть в Польше беглецам-националистам, засевшим в Лондоне, нена­ви­дящим Россию, или коммунистам-евреям троц­кист­ской окраски, эмигрировавшим в Москву? Как говорится, из огня да в полымя... И потому он в разгар тяжелейшей войны с Германией каким-то чудом находил время и силы, чтобы нащупать третий путь для будущего Польши. Ему нужны были польские коммунисты-патриоты.

*   *   *

Во время войны он почти не принимал в Кремле писателей. Даже тех, кто считался его фаворитами, — ни Шолохова, ни Фадеева, ни Симонова, ни Эрен­бурга. До войны — он встречался со многими “инженерами человеческих душ”, и после войны — тоже. А в 1941—1945-м, видимо, ему было не до них. Одолевали дела и заботы поважнее писатель­ских. И лишь одно загадочный кремлевский человек сделал исключение для не самой известной и не самой талантливой из когорты деятелей социалисти­ческого реализма — для полячки Ванды Василев­ской. Ее он принимал в Кремле 14 раз! Три раза в сорок третьем, одиннадцать раз в сорок четвертом. А если вспомнить, что в 1940-м она также разгова­ривала со Сталиным дважды, то всего у них было аж целых шестнадцать деловых свиданий. Неве­роятно! Но и понятно — тоже. У Сталина был план — создать в противовес еврейской комму­нисти­ческой верхушке Союз польских патриотов во главе с Вандой Василевской как прообраз будущей народной власти в Польше. Но когда в марте 1943 года этот Союз был создан, вокруг Ванды Василевской уже плотным кольцом стояли еврейские функционеры левотроцкистского толка: А. Лямпе, Х. Минц, В. Грош (Исаак Медрес), Х. Усиевич (дочь Ф. Кона), В. Дробнер, Я. Берман, Е. Путрамент, Э. Охаб, Л. Брыстигер, З. Мод­залевский (Фишер), Борейша (Голдберг), Е. Сом­мерштейн и др. В сущности, они, разгадав планы Сталина относительно В. Васи­лев­ской, попытались руководить ею, и однажды в феврале 1943 года собрались на ее квартире в Москве. В ходе беседы Василевская (как пишет она в своих неопубли­кованных дневниках) сообщила им, что в СССР создается Народ­ная польская армия. На что А. Лямпе, выражавший общее мнение своих сопле­менников, не желавших погибать за будущую Польшу, сказал: “Ванда! На х... нам польская армия, ведь у нас есть Красная Армия!” Вся эта верхушка начала саботировать создание польской армии, но когда их деятельность стала известна Сталину, он распорядился отстранить их от руководства Союзом польских патриотов, и только личное обращение к нему полковника З. Берлинга спасло всех вышеперечисленных функционеров от переселения в отдаленные места на севере СССР. Однако перехит­рить эту публику было невозможно.

В январе 1944 года Якуб Берман представил Берии план создания при Союзе польских патриотов оргкомитета евреев в Польше. Комитет, о создании которого не знала даже В. Василевская, начал дейст­вовать и после войны стал называться ЦКЕ — центральный комитет евреев в Польше. В числе его руководителей был Озем Шехтер, отец одного из будущих вождей “Солидарности” Адама Михника. И совершенно неизбежным было то, что во времен­ном правительстве Польши, образованном после ее освобождения, и в последующем правительстве национального единства высшие посты минис­терст­ва безопасности, пропаганды, юстиции, финансов, торговли, промышленности оказались в руках этих людей. Сталин ничего не мог поделать с таким ходом польской истории, хотя, если вспомнить разгон Коминтерна и послевоенные процессы над деятелями партийно-государст­венной элиты в странах народной демократии, он делал отчаянные попытки очистить высшее руководство этих стран от еврей­ских функционеров и от прозападных национа­листов. Но даже ему не всегда это удавалось.