Том 8. Фабрика литературы - Андрей Платонович Платонов

поносителей, людей не достойных Ее видеть и не могущих Ее видеть, а потому я должен отойти от дома красоты – искусства, не лапать Ее белые одежды. Не место мне, грязному, там.

Ладно. Я двадцать лет проходил по земле и нигде не встретил того, о чем вы говорите – Красоты.

Должно быть, по тому самому, что она живет вне земли, и ее видели немногие – лучшие и, конечно, не я.

Я думаю не так: это оттого я никогда не встретил Красоты, что ее отдельной, самой по себе – нет.

Она – имущество всех, и мое. Красота – все дни и все вещи, а не одна надземная и недоступная, гордая. Это оттого я не встретил и никогда не подумал о Красоте, что я к ней привык, как к матери, о которой я хорошо вспомню, когда она умрет, а сейчас я все забываю о ней, потому что стоит она всегда в душе моей.

Я живу, не думаю, а вы, рассуждая, не живете – и ничего не видите, даже красоту, которая неразлучна и верна человеку, как сестра, как невеста.

Вы мало любите и мало видите.

Я человек. Я родился на прекрасной живой земле. О чем вы меня спрашиваете? О какой красоте? О ней спросить может дохлый: для живого нет безобразия.

Я знаю, что я один из самых ничтожных. Это вы верно заметили. Но я знаю еще, чем ничтожней существо, тем оно больше радо жизни, потому что менее всего достойно ее. Самый маленький комарик – самая счастливая душа.

Чем ничтожней существо, тем прекраснее и больше душа его. Этого вы не могли подметить. Вы люди законные и достойные, я человеком только хочу быть. Для вас быть человеком привычка, для меня редкость и праздник.

Мои товарищи по работе называют меня то ослом, то хулиганом. Я им верю.

Я уверен, что приход пролетарского искусства будет безобразен. Мы растем из земли, из всех ее нечистот, и все, что есть на земле, есть и на нас.

Но не бойтесь, мы очистимся – мы ненавидим свое убожество, мы упорно идем из грязи. В этом наш смысл. Из нашего уродства вырастает душа. мира.

Вы видите только наши заблуждения, а не можете понять, что не блуждаем мы, а ищем.

Человек вышел из червя. Гений рождается из дурачка. Все было грязно и темно – и становится ясным.

Мы идем снизу, помогите нам, верхние, – в этом мой ответ.

Не казаться большим, а быть каким есть – очень важная никем не ценимая вещь.

Жить, а не мечтать, видеть, а не воображать – искусство не по силе людей, но зато и единственно истинное искусство.

Поэзия рабочих и крестьян

Тысячи, а может, и десятки тысяч русских крестьян и рабочих начали писать на бумаге свою душу, свои тайные, стыдливые чувства и думы. Всем захотелось говорить, жить на людях, быть всегда со всеми и для всех.

Мы переживаем время, равное чуду. Люди перестают жить для себя и для своей одной семьи, вылезают на свет, дружатся и любятся с каждым. Человеку стало мало жить одним собою, своим телом, он сливается со всеми людьми, раньше бывшими ему чужими, дышит одной общей грудью и живет огромной душой всех близких и далеких людей.

Уже многим из нас своя одинокая радость стала не в радость (например, ожил после тифа). А вот когда выходят тысячи народа на улицу и поют одну песню, когда я работаю в мастерской, вижу, как спешат, дрожат, кричат незнакомые мне люди, как электрический кран подхватил и потащил за хвост паровоз и подняла глаза вся рабочая бригада, смотрит и молчит, – тогда у меня настоящая радость.

Моя радость – в радости всех. Вот что тайно пока шевелится в груди русского коммунистического народа. Человек вырос из себя, из личности, понял ничтожество и убогость одного отделенного человека, идет к единению со всеми, к окончательному слиянию всех людей как бы в одно существо. Это и есть коммунизм. Человек понял, что избежать страданий человеческий род может тогда, когда у всех будет одна цель, и один смысл жизни, и один путь.

На земле будет рай. Верно думали наши деды о нем. Все стремится на земле слиться, познать, полюбить. Дух единения и сближения живет в каждом дыхании – дух любви, за который мучился Христос и который называл Богом.

Дух единения дышит в нашем пролетарском искусстве. О нем поют в стихах рабочие и крестьянские поэты, хотя и сами они мало знают про это.

Одна из великих задач искусства – задача <вероятно, пропуск текста>, а ее не сознают, ибо каждый поэт пишет не для чего-нибудь, а просто для себя, из свободного желания.

Есть чувства, которые входят в человека и в нем умирают – так слабо живет этот человек. И есть чувства, малые по своей причине, но которые в человеке разгораются, разрастаются, не вмещаются в нем и выбрасываются вон с пламенем и жизнью, какие они были внутри, когда были невидимы.

Это получается так: человек работает и больше ничего. Сотни людей прошли, и слабое впечатление от видения работающего человека вспыхивало и угасало в них. Прошел еще один человек и увидел в этом простом явлении другое. Виденное не умерло в нем, а из ничтожного выросло в большое, стало мучить его и попросилось наружу. Человек этот записал на бумаге свое чувство, и ему полегчело.

Один поэт-крестьянин говорил: «Если бы я умел хорошо писать и был грамотен, я бы исписал всю бумагу». Так много накопилось у него внутри. А то в груди что-то живет и мучается, а станешь писать, выходят не слова, а бревна, дерева. Мы плохо грамотны и не привыкли думать, а живем кое-как.

Что же есть поэзия и вообще искусство! Это уменье мыслить чувствами и передавать дальше на люди свои мысли в какой-либо ясной, понятной форме.

Уметь мыслить чувствами – это есть у каждого человека, это идет к нам от далеких предков-полузверей, раньше это было главным свойством человека. Теперь человек умеет мыслить не только чувством, но и самой же мыслью, отвлеченно, не образами и явлениями, а понятиями. Это – область науки.

Работать мыслью ради другой мысли и помогать этой работе чувствами и опытом – это наука.

Искусство же имеет своим средством организацию чувств человека.

Выясню все это я в другой день.

Наши произведения выходят корявыми и грязными – и все-таки мы