Скотленд-Ярд. Самые громкие убийства, которые расследовала полиция Лондона - Саймон Рид

Под деяньем имеются в виду убийство и попытка сожжения трупа часовщика Уильяма Вествуда, произошедшие в понедельник, 3 июня 1839 года. Около полуночи жители Принсес-стрит (в Сохо) проснулись от панических криков: «Пожар! Пожар!» Несколько пожарных экипажей примчалось к дому 35, где жил и работал Вествуд. Пожарные обнаружили «частию объятого пламенем» хозяина лежащим возле своей пылавшей кровати в задней части лавки. Его вытащили в гостиную; огонь потушили, но оказалось, что Вествуд мертв[147].

Было очевидно, что пожар явился не причиной смерти, а попыткой избавиться от трупа. Кто-то сильно ударил Вествуда чуть выше правого глаза каким-то тяжелым предметом, после чего принялся орудовать ножом. «Ужасная зияющая рана» шла от середины задней части шеи через левую сторону глотки и доходила до адамова яблока, по пути рассекая все шейные артерии. Еще одна глубокая рана начиналась под левым ухом, проходила по лицу и почти упиралась в край рта. Огонь сильно опалил левую сторону тела. В коридоре, ведущем к тем дверям лавки, что выходили на улицу, полиция нашла пятифунтовый оконный противовес{29} длиной примерно фут, с одного конца окровавленный и с приставшими волосами. В ящике столика в гостиной обнаружился столовый нож с белой рукояткой, «лезвие сильно испачкано кровью, притом очевидно, что были сделаны попытки ее стереть»[148].

Мэри, жена Вествуда, заявила, что муж с недавних пор стал ночевать внизу — после того, как их обворовали. Она рассказала суперинтенданту Бейкеру, начальнику районного управления С (Сент-Джеймс), что в тот страшный вечер легла спать в 11 часов, оставив Роберта на первом этаже. Вскоре услышала какую-то возню и подумала, что муж «выгоняет из комнаты кошку, как он обычно делал перед тем, как улечься в постель». Через несколько минут снизу раздались громкие стоны; хлопнула дверь, ведущая на улицу. Встревожившись, Мэри встала с постели и попросила служанку сходить узнать, в чем дело. Девушка спустилась вниз «и, едва войдя в гостиную, чуть не задохнулась в облаке густого дыма». Выбежав на улицу, она попросила проходившего джентльмена крикнуть: «Пожар!» — от невероятного потрясения бедняжка почти лишилась дара речи[149].

Осмотр показал, что немалая доля товара, хранившегося в лавке, украдена: «41 золотые часы, 45 серебряных часов, 25 золотых цепочек от часов, 42 серебряные таковые же цепочки» и еще множество различных золотых и серебряных браслетов, колец и булавок общей стоимостью от 4000 до 5000 фунтов. По записям, имевшимся у покойного часовщика, Бейкер установил серийные номера похищенных хронометров и приказал своим сотрудникам передать их «всем содержателям столичных ломбардов»[150].

Во всей этой истории прослеживалась какая-то печальная ирония. Вествуд некогда запатентовал особый железный ставень, который владельцы лавок могли опускать над своими витринами, чтобы отвратить возможных взломщиков. Сам Вествуд тоже установил в передней части своей лавки такую штуку, и она стала предметом жадного любопытства зевак, которые теперь во множестве стекались поглазеть на его дом. Сообщалось, что подобные ставни используют «герцог Веллингтон, а также самые видные аристократы, банкиры и другие знатные лондонцы». Однако, увы, в случае с самим Вествудом придуманное им устройство не выполнило главную функцию — не допускать в помещение злоумышленников. «Грустно сознавать, — отмечала The Globe, — что изобретатель сего средства для предотвращения злонамеренного проникновения извне первым обнаружил его ненадежность на своем же собственном примере»[151].

Шарль ла Рош, старший мастер, работавший у Вествуда, заявил Бейкеру, что преступник наверняка обладал кое-какими знаниями в области часовой торговли, так как похитил лишь самые ценные хронометры. И поскольку убийца, видимо, человек, сведущий в таких делах, он не станет продавать украденные часы в Лондоне, а попытается сбыть их на континенте. «Главный рынок для таких вещей — Голландия», — добавил мастер. Пассажир какого-нибудь судна вполне мог бы ввезти этот груз в Голландию (скажем, в сундуке), не слишком опасаясь таможенного досмотра[152].

Бейкеру показалось, что эти познания ла Роша как раз делают его самого идеальным подозреваемым, однако алиби мастера подтвердилось: в день убийства он был занят переездом. Обычно в ходе уголовных расследований трудно установить личность хотя бы одного подозреваемого. В случае же убийства Вествуда, напротив, трудность состояла в отсеивании кандидатов в подозреваемые, которых набралось довольно много. Ведя свое расследование, Бейкер видел, что тень подозрения падает то на Мэри Вествуд, то на девушку-служанку, то на женатую пару, до недавнего времени снимавшую жилье в доме Вествуда. И это было только начало. Вскоре следствию стало известно, что Вествуд был человеком «не самых обычных привычек… упрямого и раздражительного характера». Проявления этого характера затрагивали не только жену Вествуда (которая однажды «пожаловалась магистратам полицейского участка на Мальборо-стрит, прося защиты от чинимого им насилия»), но и его клиентов[153].

Как-то раз один капитан корабля вернул в лавку Вествуда неработающие часы. Хозяин лавки «пришел в неистовство», выхватил часы у капитана, швырнул на пол и «в конце концов яростно растоптал их». Другой посетитель осмелился усомниться в качестве вествудовского товара — и вдруг обнаружил, что на него смотрит дуло пистолета. Часовщик «грозился, что своей пулей выбьет молодому человеку мозги, если тот немедленно не покинет заведение»[154].

Оказалось, нелегко найти хоть кого-нибудь, кто не затаил бы обиду на Вествуда; но и убийцу было отыскать непросто. Дело осталось нераскрытым — несмотря на многообещающий след, который привел одного упорного расследователя на континент. Инспектор Николас Пирс узнал, что в ночь после убийства кто-то пытался сбыть обширную коллекцию часов в прибрежном городке Грейвсенде. Вечером того же дня поблизости, в Рамсгейте, было украдено из порта небольшое судно, которое затем видели направляющимся к берегам Франции. Пирс двинулся по следу, пересек Ла-Манш, добрался до Булони, однако дальше след терялся. Благодаря своим усилиям, пусть и тщетным, Пирс заработал репутацию энергичного охотника за преступниками. В одном историческом исследовании, посвященном «Ярду», отмечено: «Считалось, что Пирс всегда последует за злодеем, куда бы тот ни направился»[155].

39-летнему Пирсу присвоили должность «разъездного расследователя некоторых убийств и других серьезных преступлений, совершаемых в столице». Он поступил в «Ярд» в 1830 году сержантом, дослужился до инспектора и вскоре стал одним из самых заметных следователей лондонской полиции. Начинал же карьеру Пирс как полицейский с Боу-стрит и воплощал «лучшие качества старой полиции… развиваемые новой»[156].

К тому времени роль «Боу-стрит», этого «прототипа лондонской полиции», стала менее значительной. «Ищеек» уже не существовало — их распустили Законом о полиции 1839 года, он был направлен на усовершенствование «полиции в столице и окрестностях» и уменьшение