Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6396 ( № 49 2012)

Маленький человек.  - СПб: Алетейя, 2012. - 320 с. - 3000 экз.

Писатель и публицист Елизавета Александрова-Зорина написала роман, который давно напрашивался в нашей современной литературе. Мы все говорим о безгеройном времени, а между тем в литературе, как правило, действуют персонажи, одарённые теми или иными талантами, как-то выделяющиеся в обществе, которое предстаёт фоном для них. При этом сам этот фон крайне мало изучен, литераторы в основном шарахаются от него или, зажав крепко нос и брезгливо сморщившись, совершают кратковременное хождение в народ, чтобы поскорей оттуда выскочить. На этом фоне роман с заголовком "Маленький человек" не только вызывает ностальгию по нашей могучей классике, но и крайне своевременен[?]

Место действия "Маленького человека" - небольшой заброшенный город "с ноготь" рядом с финской границей, в котором всевластвуют чиновники, право[?]охранители да бандиты, которых боятся больше всех прочих. Причём это не пресловутые и беспредельные девяностые, а наши дни, когда уже милицию переименовали в полицию. Герой книги - классический "маленький человек" с антонимической его характеру фамилией - Савелий Лютый. Зашкафный житель на работе, дома - таракан, забившийся в угол, "пятое колесо" в любой компании. И при этом человек, полностью свыкнувшийся со своей судьбой, с тем, что "всегда в проигрыше". Лютый - типичный окарикатуренный антипод креативного, пытающегося время от времени бурлить класса. Он плёлся тенью по жизни и бормотал себе под нос заговор, будто бы оправдывающий его бытие: "Маленький человек в маленьком городе".

Савелий Лютый сам "не понимал, есть он или нет", и вся его реальность переместилась в мечты, где он проживал "по девять жизней на дню". Причём не замыкался только лишь на себе, оценивал и окружающее: города, которые воспринимал скоплением живых мертвецов с душами тёмными, как "в могиле". Задавался он и вопросом, который типичен, к примеру, для творчества Романа Сенчина: "В какой момент человек умирает, продолжая жить через силу? Что убивает его: работа, женитьба, дети?" Или причиной всему - размеренная жизнь в маленьком городе, в котором человек застывает, "как муха в янтаре"?

Вот именно это человеческое недоразумение совершенно случайным образом, будто в "русской рулетке", избавляет город от Могилы - местного Вельзевула, перед которым все трепетали. Через это случайное убийство главного авторитета Лютого будто насильно вытащили из-за его привычного шкафа и выставили на всеобщее обозрение, от которого пришлось пуститься в бега, прятаться, как и от бандитской мести.

После убийства Могилы, которое было равносильно раскольниковской дилемме про дрожащую тварь и право, с Лютым произошла метаморфоза: он на какое-то время в людской молве превратился в народного мстителя. Дальше от его руки пал нечистый на руку начальник местной полиции, похотливый депутат и мэр, умерший с перепугу естественной смертью, после того как Лютый пальнул в его сторону пару раз. Если первая насмешка коварной судьбы - фамилия героя, то теперь она превращает его в маленького Рэмбо, бегающего от погони по окрестным лесам. Бегать пришлось особенно резво, когда за голову "народного мстителя" объявили награду и город опустел: жители кинулись на сулящую выгоды охоту. Только в тайге Лютый нашёл людей с добрыми сердцами - саамов, пасущих скот и не имеющих с цивилизацией ничего общего.

 Но эта минута славы - или настоящей жизни - быстро истекла песком. Потом, когда Лютый вернулся в город, у него украли вовсе не шинель, как у Акакия Акакиевича, а жизнь, и она, настоящая, стала казаться лишь "фильмом, увиденным на экране". Вновь быль и небыль стали неразличимы. Все смерти, приключившиеся при участии Лютого, списали на директора фабрики, который стал плести интриги против своего влиятельного покровителя, за что и поплатился. Стало всё как прежде. Приправленный местными реалиями ремейк фильма а-ля "Рэмбо" сменила "настоящая жизнь, скучная, серая, как мусорная свалка". На очень недолгое время Лютый был болен жизнью, болен "самим собой". Но этот путь к самому себе так остался у него прерванным. Его место - в касте, где он должен чётко знать свой шесток.

После некоторых потрясений город снова заволокло тиной, и новый начальник полиции походит на предыдущего. Так же и с мэром, который стал практически полной копией прежнего. В финале Лютый вновь стал фантазийно проживать свою-чужую жизнь, а потом и вовсе растворился в ночной пустоте.

Беспросветный тупик, пустота, тёмная яма "без божества, без вдохновенья" - таковы эмоции по прочтении достаточно талантливой книги Александровой-Зориной. Приходилось не раз писать, что современная литература апокалиптична. В ней - ожидание грозы, бури, предчувствие катаклизмов. Она вовсе не кликушествует, но предостерегает, а также с истовой жадностью пытается вобрать в себя все хвори общества, чтобы, пропустив через свои фильтры, хоть немного его излечить, подправить его иммунитет. Если Гоголь в своё время говорил об ответственности за сказанное слово, которое может воспроизвести чудища в реальности, то теперь книга берёт на себя боли и горести окружающего мира, наших новых реалий и запаковывает их под обложкой, чтобы они вновь не актуализировались в реальности? Вопрос. Иначе для чего?

Оставь надежду всяк сюда входящий? Разве может литература быть бессветной? Лишать надежды, говорить о призрачности всех шансов. Не верить в человека, забыть про Бога, в конце концов? И бесконечно твердить вслед за Савелием Лютым его декадентское заклинание: "маленький человек в маленьком городе", застывая мухой в янтаре[?]

То есть получается, что выход всего лишь один - слепой фатальный бунт? Попытаться сковырнуть реальность, вывернуть её наизнанку и вывести на первый план человека, совершающего поступки, волевого, избавляющего других от несчастья жить? Убивать, крушить столпы мира мертвецов ради рождения себя и мира настоящего, пульсирующего жизнью? Разрушить город-тюрьму? А если она в голове сидит - препарировать её ударом о стену? Такие вполне закономерные вопросы возникают после прочтения практически беспросветно тёмного, как обложка самой книги, романа. Конечно, их тоже следует поднимать, но и как-то пытаться разрешать. Иначе ставить будет жизнь и разрешать по-своему.

"Маленький человек в маленьком городе" - такова антроподицея романа? Недавно наткнулся на отличное рассуждение режиссёра Владимира Меньшова, который говорит, что антисоветизм - это шаг к русофобии. Ну а как быть с полным нигилизмом по отношению к настоящему, с пренебрежением простым маленьким человеком - нашим современником? По какому ведомству это отнести?

"Россия - это миллионы чиновников и людей в погонах, миллионы офисных сотрудников, чьи мечты ограничиваются ипотекой, кредитом и двухнедельным отпуском, миллионы бегущих из России, миллионы нелегальных мигрантов, приезжающих вместо них, миллионы спивающихся, наркоманов и душевнобольных, по количеству которых мы впереди планеты всей. Кто в этой стране хочет перемен? Горстка интеллигенции? Немногочисленная недовольная молодёжь? Политические активисты? Может, и правда страшно далеки они от народа, путь к сердцу которого лежит через телевизор?" - написала Елизавета Александрова-Зорина в своей статье "Любит наш народ[?]", размещённой на сайте "Свободная пресса". Вполне возможно, что всё это и так, но думается мне, что автор забыл или ещё не нащупал нечто очень важное и главное, без чего у нас всё выходят не портреты России, а её карикатуры.

Андрей РУДАЛЁВ,

СЕВЕРОДВИНСК

Русские во сне и наяву

Русские во сне и наяву

Русские:

Рассказы. - М.: Астрель, 2012. - 351 с. - 4000 экз.

Прелюбопытное случилось в издательстве "Астрель". Здесь вышел сборник рассказов современных русских писателей, который так и называется: "Русские". Почти любой из рассказов - в своём роде жемчужина, отливающая, каждая наособицу, непохожим блеском. Рассказ Юрия Полякова "Змеюрик" - удивительный синтез героической [?]пионерской сказки и язвительного взрослого шаржа. Рассказ Ирины Косых "Сожители" - остроумная и трогательная игра, смысл которой раскрывается только на последней странице. "Регион деятельности" Романа Сенчина - бытоописательная, "производственная" проза, внутренний надлом которой становится очевидным опять же лишь в самом конце. И всё бы хорошо. Но ведь отчего-то эту книгу талантливых, ярких рассказов потребовалось назвать "Русские". Что бы это значило? Что здесь собраны русские писатели? Русские герои? В том смысле, что "это мы, господи" - или в том смысле, что не оскудеет талантами русская земля? Ответ на эти вопросы вовсе не очевиден.