СВО. Клаузевиц и пустота. Политологический анализ операции и боевых действий - Михаил Головлев

в СВО к проседанию Черниговского, Сумского, Киевского направлений, а в дальнейшем — к Изюмско-Балаклейскому прорыву. Большие расстояния не позволяют оборудование и связывание позиций по правилам военной науки, что делает оборону эпизодической и неустойчивой.

При этом важность таких тактических средств разведки как малые беспилотники была также подтверждена ещё на Донбассе. И именно там их отсутствие изначально компенсировалось спонсорскими закупками коммерческих БПЛА марок “DJI” или “Mavic”.

Если бы доклады отражали объективную обстановку и учитывались в реальном военном планировании, то этот вопрос должен был решаться одним из первоочередных при подготовке СВО или любых других военных планов. Но и этого не произошло.

Следует учитывать, что для Российских вооруженных сил параллельно донбасской кампании развивалась сирийская. Можно предположить, что наличие сирийской альтернативы отрицательно повлияло на осмысление донбасского опыта.

Дело в том, что в отличие от Донбасса, в Сирии Российские вооруженные силы присутствовали предельно официально без каких-либо сложных политических или оперативных процессов. Как следствие — намного более значительный карьерный рост, награды, организация материально-технического обеспечения. Это смещало акценты интересов и соответствующие выводы.

Даже многие бойцы донбасского ополчения покидали регион и в составе контрактников Российских вооруженных сил или ЧВК и отправлялись в Сирию, где могли заработать значительно большее денежное довольстве, государственные награды и льготы, и при этом не погружаться в часто несправедливую и неблагодарную рутину окопной войны.

Что уж говорить о строевых офицерах и генералах. При этом Сирия, ввиду наличия там регулярных российских войск, обкатки отдельных (не массовых) образцов новых видов вооружения, авиации в отношении часто плохо организованного противника представляла собой значительно менее проблемный театр военных действий.

В итоге сирийский опыт в ходе СВО оказался значительно менее ценным, чем донбасский. А с учетом сформированных стереотипов часто приносил больше вреда.

Таким же часто негативным опытом стал чеченский конфликт. Чеченско-сирийский опыт, с одной стороны, позволил сформировать представления о враге как о заведомо более слабом, которого всегда можно победить количеством. Возникло ощущение отсутствия критических точек даже в очевидно негативных процессах.

В этой связи некомпетентность, воровство, отсутствие системных подходов, ответственности мог исправить кто-то другой. В условиях же СВО такого другого, который и за себя «и за того парня», не оказалось.

Поэтому армии Донецка и Луганска оказались более подготовлены к СВО, чем российский контингент. При этом, в динамике 2014–2022 гг. уровень корпусов не столько падал, сколько переходил в другое состояние — вороватобюрократическое. И несмотря на это, благодаря тонусу восьмилетнего противостояния, донбасские армейские корпуса оказались более боеготовыми в сравнении с российскими структурами в ходе СВО, что в своих выступлениях отметил и Владимир Путин.

Изложенное лишь подтверждает роль и значение системного подхода к военному строительству, качественной обратной связи, контроля и мотивации. Более того, есть все признаки того, что украинско-натовская сторона как раз тщательно анализировала донбасскую практику и вносила соответствующие коррективы в свою подготовку. Даже последующая в ходе СВО украинская диверсионно-террористическая детальность как на новых российских территориях, так и на «континентальной» части явилась продолжением донбасского опыта.

Здесь необходимо остановиться ещё на одном важном моменте. Долгое время считалось, что излишняя самостоятельность и «местечковый сепаратизм» местных лидеров и командиров в 2014–2015 гг. был фактором негативным. Для его устранения предпринимались жёсткие меры.

Это, несомненно, повысило текущую управляемость. И это же позволило некоторым силам бесконтрольно извлекать финансовые бенефиты.

Однако прошедшее время и консолидированный опыт Донбасса и СВО позволяют сделать однозначный вывод — наличие местных пророссийских лидеров, имеющих авторитет среди населения, и самостоятельные боевые ресурсы значительно повышают устойчивость перед наступательными действиями противника.

Формирование местных авторитетов по модели «Мозговой — Безлер» в Сумах, на Харьковском направлении и других оставленных при отступлении Российской армии вполне могло бы стать самостоятельной опцией СВО и имело бы значительно больший потенциал самостоятельного сопротивления.

Клаузевиц: «Самое трудное — возможно, лучше подготовить победу; это — незаметная заслуга стратегии, за которую она редко получает похвалу».

ГЛАВА 5

О мотивации

Нужно признать, что целый ряд подходов в подготовке Российской армии накануне СВО стали походить на худшие практики системы просвещения.

Ведь нередко современная подготовка школьников направлена на сдачу ЕГЭ и строится вокруг этого, приобретая характер ритуализированных тренировок. По этой причине «сто-бальник» не становится потом нобелевским лауреатом. Потому что гарантированный набор знаний и навыков не делает сам по себе ребенка ученым или общественным лидером ввиду не-задействования воображения, развития нетривиальных навыков, конкуренции и взаимосвязи с реальными процессами.

Так и подготовка Российской армии оказалась привязана к «армейскому ЕГЭ» — парадам, ритуалам, учениям. Что само по себе неплохо, так как создает систему. Но недельные учения и применяемые при этом хитрости не готовят к войне, тем более затяжной, а реальные алгоритмы такой подготовки намного менее зрелищны и неочевидны для докладов.

Теперь реальный бой в ходе СВО восполняет эти пробелы, но большой ценой. При этом поиск виноватых часто приводит к выводу, что вроде бы бездельников-то и нет. В условиях организационной беспомощности все заняты делом. Или его имитацией. Нередко селекция, приведшая к занимаемым должностям, подобные качества развивает в числе немногих универсальных. Но КПД этой деловитой вовлеченности низок или отсутствует.

Вообще военные проблемы — калька с проблем гражданских. Весь вопрос в цене. Так же как те, кто рассуждает о цифровизации, постиндустриализации, новых укладах, осваивают бюджеты, программы и нацпроекты, часто далеки от реального производства, выжимающего из советского наследия реальный прибавочный продукт и массовую продукцию.

Так и военные чиновники (а они, зачастую, именно чиновники. лишь в форме и с ритуалами. Но у, к примеру, железнодорожников тоже форма и ритуалы), были далеки от добровольцев и наёмников ЧВК в реальных военных результатах на Донбассе, в Сирии, зачастую осваивая и докладывая не своё, имитируя и строя красочные фасады без содержания.

Такая схема работает до определённого уровня. Точка невозврата — война. Секретность при этом презентуется вынужденной мерой в условиях утечек, но на самом деле становится удобным инструментом сокрытия дыр и прорех.

И главный интегратор этого человеческого фактора — вопрос мотивации.

Рассмотрим СВО через призму её субъектов и их мотивации. Очевидно, что верхнеуровневые решения по СВО принимает Президент России.

Однако, что дальше? Есть три компонента: 1) Армия; 2) Спецслужбы; 3) Заинтересованный бизнес как с российской. так и с украинской, и в целом западной стороны.

Выделять отдельный политический блок нет никакой необходимости, так как он разделен между второй и третьей позициями, либо является рабочим механизмом реализации решений главы государства.

Теперь рассмотрим эти уровни через призму сфер и мотиваторов их присутствия. Для этого воспользуемся