Наталья Иванова - Ностальящее. Собрание наблюдений

Что же касается тех, кто был рожден в «года глухие», а ныне активно действует на российской культурной сцене, то они выбирают не столько — и не только — отказ от ближнего и дальнего советского прошлого, а наоборот, сплошь и рядом парадоксально ищут своего с ним контакта. В разных целях. В разных формах. Вот об этих целях, формах и контактах и пойдет речь.

Ретро становится одной из форм ведущих. «Эпидемия ностальгии», по определению Андрея Разбаша в «Часе пик» 16 июня 1997 года.

Газета «Известия» (1997, № 81) поместила два жизнерадостных фото москвичей-1959, выполненных американцем Уильямом Кляйном, — выставка Кляйна с успехом прошла в Москве-1997 в Музее личных коллекций. Геннадий Хазанов признается, что «в странах бывшего Союза очень большое количество людей ходит на мои концерты за своей молодостью» (Г. Хазанов. «Никакого романа с властью у меня не было и нет». НГ, 18.06.97). Сергей Женовач ставит на Малой Бронной «Пять вечеров» А. Володина, — автор рецензии на спектакль пишет о «ностальгии по светлому в социалистическом прошлом, объединяющей нынешних коммунистов с более демократически настроенными слоями российского общества» (Г. Заславский. Чувства и разум. — НГ, 30.04.1997). Напомню, что пьеса Володина достаточно драматична: она о трудности возвращения в реальность отсутствовавшего несколько лет (эзопов намек — по причине известной) человека, об одиночестве. Однако театральный замысел совсем о другом: «Пьеса, как выяснилось, таила в себе немалый психотерапевтический эффект <…> Из зала выходишь в странном, почти забытом умиротворении», — замечает «НГ». Впрочем, это и есть эффект ретро, эффект удовлетворения «ностальгии по светлому». В той же «НГ» помещается обширное интервью — «Народный артист СССР» — с Евгением Матвеевым, с удовлетворением вспоминающим с той же «ностальгией по светлому» всесоюзную, 1981 года, премьеру фильма «Особо важное задание»: «Без дураков! Я горжусь этой картиной! Она добрая, она о мужестве, о духовной силе народа»; с удовольствием — свое исполнение роли Брежнева: «…Леонид Ильич в фильме «Солдаты свободы» — мужик еще о-го-го: крепкий молодой генерал, и женщин любивший, и выпить»; радостно — пропагандистские поездки по стране: «Я от Бюро пропаганды с чтецкой программой столько ездил! Монологи, рассказы — Твардовский был у меня в репертуаре, Шолохов, Горький…» (НГ, 06.03.97). Мне могут возразить: мол, ностальгия у народного артиста СССР Евгения Матвеева — понятного, компенсаторного происхождения. Тогда я добавлю к солидным свидетельствам голос поэта:

Всего прекрасней ранние вставаньяИ праздничные городов салюты,Которые не меркнут от сознанья,Что пошатнулась вера в абсолюты.

А за окном промчавшаяся надпись,Хоть славила она творцов бесправья,Она так хорошо вписалась в насыпь,Как в корки книг их славные названья.

(А. Шарапова. «Новый мир», 1995, № 1)

«Ностальгия по светлому» отнюдь не исчерпывает настроение и тональность современного искусства, в частности поэзии:

дворничиха из подъезда вышлафабрика работала неслышнотам под лестницей — внизумурло растворяло дебила в тазувсегда в платке и в зимней шапкеломом шуровало в дымной топкекричали дети наверхузапах морга и вагонакрепкий запах самогона

(Г. Сапгир. «Новый мир», 1997, № 2)

До худшего дня, до могильной порыв убогой и тусклой отчизневы крест свой несли, а иные мирывам даже не снились при жизни.За то, что грядущую участь своювы видели в образах тленья, —посмертною родиной в черном раюдарован вам сон искупленья.

(Игорь Меламед. «Новый мир», 1997, № 2)

И все-таки, несмотря на выразительные, резкие определения и даже проклятья прошлому (недаром циклу своих стихотворений Сапгир предпошлет строку «Пусть Вавилон вскипит огнем», а Меламед назовет рай — «черным»), ностальгия движется наступательно. И используется государственными начальниками, на словах оставляющими искусство на попечении самого себя, а на деле навязывающими свои заурядно-ностальгические эстетические вкусы всему населению: президент Ельцин благословил не только выставку, но и целую академию Ильи Глазунова.

Важнейшим из искусств у нас стало телевидение, вытеснившее на обочину изящную словесность, отбившее не только миллионы зрителей у кино, но и сотни тысяч читателей у «толстых» журналов. О степени влияния — и влиятельности — ТВ свидетельствует борьба (война?) вокруг собственности (список жертв открыт Листьевым), выборная президентская кампания-1996, злосчастная коробка с долларами… Много что свидетельствует. И именно на ТВ «ностальгия по светлому» прошлому стала одним из жанрообразующих принципов.

Светлое будущее, так и не осуществленное в жизни, приходит на телеэкраны как светлое прошлое. И с каждым годом идеология из этих фильмов и передач исчезает, а псевдохристианская коммунистическая ересь, столь притягательная для масс, как показала история России, остается востребованной.

Чрезвычайно чутко реагирующее на общественные умонастроения и, надо признать, умеющее их использовать и направлять телевидение при содействии мексиканских, латиноамериканских и просто американских «мыльных опер» подключило огромную часть аудитории бывших читателей к совершенно невероятной, отчасти сказочной для постсоветского зрителя виртуальной реальности. Блеск визита в Россию исполнительницы главной роли в сериале «Мария» и «Просто Мария» Вероники Кастро, актрисы, скажем прямо, в мире мало известной, затмил степень освещенности важных государственных визитов. Доярки в колхозах не выходили к рыдающим коровам из-за неудобной телесетки, которую в конце концов по их требованию пришлось исправить; в Крыму были отмечены массовые волнения из-за прекращения вещания российского телевидения с американской «Санта-Барбарой»; зрители на Украине опротестовали новый ее дубляж — герои заговорили не по-русски, а на украинской мове.

Рейтинг телесериалов, безусловно, обгоняет рейтинги всех иных передач, и не случайно РенТВ, объявившее себя попервоначалу «телевидением с интеллигентным лицом», для завоевания аудитории в течение дня демонстрирует семь телесериалов.

Кроме «мыла», аудиторию получают телеигры и ток- шоу, выведенные способом клонирования из популярных западных образцов: «Поле чудес», «Продолжение следует», «Что? Где? Когда?», «Принцип домино», «Сто к одному», «Я сама», «Мы», «Профессия», «Дог-шоу».

На ТВ возникли два принципиально новых и, насколько мне известно, не имеющих четких аналогов в западной продукции проекта собственно российского происхождения: «Старая квартира» (РТР) и «Наша эра: 1961–1991» (НТВ).

«Старую квартиру» предъявляли зрителю ежемесячно, «Нашу эру» — еженедельно.

Обе программы имели сходную задачу — художественно-публицистического исследования и воссоздания культурно-политико-исторического сюжета года («Старая квартира» начала с 1946-го, «Наша эра» — с 1961-го).

Самим своим рождением в эфире передачи отчасти обязаны тому, что может быть названо кризисом культурно-исторической идентичности бывшего советского общества. Оба проекта начинают свой исторический отсчет со времени, с которым непосредственно — памятью и судьбой — связаны многие из ныне живущих зрителей. Задуманы и осуществляются передачи людьми, чуткими к смене культурно-исторических стилей, — драматургом Виктором Славкиным и режиссером Григорием Гурвичем («Старая квартира») и журналистом Леонидом Парфеновым («Наша эра»).

Обе программы возникли тогда, когда русское постсоветское искусство и литература прошли два периода.

Первый — период концептуализма, круто замешанного на деконструкции Большого Стиля советской эпохи, на пародийно-травестийном использовании и снижении составляющих его элементов: в поэзии Дмитрия Пригова, раннего (до 1991 г.) Тимура Кибирова и Бахыта Кенжеева, в прозе Евгения Попова, Владимира Сорокина, Виктора Пелевина.

Травестийному увенчанию-развенчанию подверглись не только «герои» советской эпохи — Милицанер у Пригова, космонавты и Алексей Маресьев у Пелевина («Омон Ра»), партийные руководители у Евгения Попова («Душа патриота»), энтузиасты комсомольцы у Сорокина («Сердца четырех»), военные у Кибирова («Сортиры»), государственные начальники у Кенжеева («Черненко»), — но и сам образ и стиль советской эпохи, гниющей, разлагающейся и смердящей. Отсюда — избыточность «фекально-анальной» образности и последующее окрещение прозаиком Валерием Поповым в повести «Будни гарема» ее адептов «фекалистами».