Национальный предрассудок - Коллектив авторов

словам, когда на тебя на всем скаку несется кавалерийский полк? На это ты скажешь, что, коли так, вообще не стоило писать. В самом деле? Этот Уинчестер – красивый город, прекрасный собор, в округе много старинных зданий. <…> Прости за сие решительное послание и поверь, что и на расстоянии ты внушаешь мне энергию, пусть и mal-à-propos[309]. Даже кончая это письмо, мне кажется, будто мысли о тебе, пусть даже они продлятся еще лишь несколько мгновений, расхолодят меня, подействуют на меня размягчающе… Но я не должен этому поддаваться, мне необходимо вновь взяться за перо: не сумею – умру в муках. О любовь моя, в моем воображении губы твои вновь становятся нежными. Я должен забыть их.

Любящий тебя Китс

* * *

13 сентября 1819

Флит-стрит,

утро понедельника

Моя дорогая девочка,

поспешил приехать в Лондон, получив письмо от брата Джорджа, что было не самым умным поступком в моей жизни. Скажи, я и впрямь безумен? Прибыл дилижансом в пятницу вечером, но в Хэмпстеде еще не был. Поверь, это не моя вина: смешивать удовольствие с буднями я не вправе; для меня один день совершенно неотличим от другого. Если увижу тебя сегодня, то унылое существование, к которому я ныне почти привык, тут же сменится страхом и смятением. Я слишком сильно люблю тебя, чтобы отважиться ехать в Хэмпстед; у меня такое чувство, будто я не в гости иду, а в огонь бросаюсь. «Que ferai-je?»[310], – вопрошают в таких случаях французские романисты, я же говорю всерьез. И в самом деле, что мне делать? Сознавая, что жизнь моя должна проходить в трудах и заботах, я все время пытаюсь отлучить себя от тебя, ведь для меня нет большего несчастья, чем жизнь без тебя. Все происшедшее я ни во что не ставлю, однако перестать любить тебя не могу. Сегодня утром я сам не свой. Собираюсь в Уолтэмстоу, завтра вернусь в Уинчестер, оттуда тебе и напишу. Я трус: не могу переносить боль счастья. Об этом не может быть и речи – не допускаю даже мысли такой.

Любящий тебя Джон Китс

11 октября 1819

Колледж-стрит

Моя любимая девочка, живу вчерашним днем – весь день находился словно в дурмане. Я в твоей власти. Напиши хотя бы несколько строк и пообещай, что всегда будешь со мной так же ласкова, как вчера. Ты ослепила меня. На свете нет ничего ярче и нежнее. Когда Браун вчера вечером рассказал про меня эту вроде бы достоверную историю, я подумал, что поверь ты ей, и жизнь моя была бы кончена, а ведь, будь это кто-нибудь другой, я сумел бы отговориться. Не зная, что Браун сам опровергнет собственную выдумку, в какую-то минуту я был на пределе отчаянья. Когда же мы проведем день вместе? Ты подарила мне тысячу поцелуев, за что я благодарю любовь от всей души, но, если б ты отказала мне в тысяча первом, я понял бы, какое несчастье мне придется пережить. Если когда-нибудь тебе вздумается исполнить вчерашнюю угрозу, поверь, ты не ущемишь мою гордость, мое тщеславие, мои мелкие страсти. Нет, ты просто разобьешь мне сердце – я этого не вынесу. Утром я видел миссис Дилк – говорит, что в любой погожий день составит мне компанию.

Всегда твой Джон Китс.

О счастье мое!

* * *

13 октября 1819

25 Колледж-стрит

Моя дорогая девочка,

сижу и переписываю набело свои стихи, однако дело не движется. Я должен написать тебе хотя бы пару строк – может, тогда смогу хоть ненадолго отвлечься от мыслей о тебе. Сейчас же ни о чем другом думать не в состоянии. Прошло то время, когда я находил в себе силы давать тебе советы, предупреждать, что жить я начинаю заново и что эта новая жизнь ничего нам с тобой не сулит. Любовь сделала меня себялюбцем. Без тебя я не могу существовать, желание у меня только одно: увидеть тебя вновь. Больше в моей жизни нет ничего, дальше нашей встречи я не заглядываю. Ты поглотила меня без остатка. Сейчас у меня такое чувство, будто я в тебе растворяюсь. Отнять у меня надежду вскоре вновь увидеть тебя – то же самое, что ввергнуть в пучину самых тяжких бед. Жизнь вдали от тебя чревата для меня самыми большими опасностями. Милая Фанни, ты не изменишь своим чувствам? Скажи правду, любимая. Моя любовь к тебе беспредельна. Только что получил твою записку – и счастлив так, словно нахожусь с тобой рядом. Она бесценней корабля с грузом жемчуга. Не грози мне даже в шутку! Меня всегда удивляло, что люди готовы были принять за веру мученическую смерть. Я содрогался при одной мысли об этом. Теперь же я сам готов вынести за свою веру любые муки. Моя вера – любовь, и ради нее я готов пойти на смерть. Пойти на смерть ради тебя. Моя религия – любовь, и ты – единственный догмат этой религии. Я оказался во власти твоих чар, коим противостоять не в силах. Я противостоял им – но лишь пока не видел тебя. Однако и увидев, пытался порой «урезонить резоны своей любви»[311]. Больше я на это не способен – такой боли я бы не вынес. Моя любовь себялюбива. Не могу дышать без тебя.

Твой навек Джон Китс

* * *

февраль 1820

Моя любимая девочка,

похоже на то, что в будущем встречаться нам предстоит редко. Как я смогу это перенести и не будет ли разлука хуже хотя бы мимолетных встреч, сказать не берусь. Я должен быть терпелив, ты же покамест должна думать об этом как можно меньше. Давай я не буду больше удерживать тебя от поездок в город – сколько можно держать тебя в заточении! Быть может, до завтрашнего вечера тебе приходить не стоит, однако обязательно пришли мне записку с пожеланием спокойной ночи. Ты ведь и сама знаешь, в каком мы положении: даже если я вскоре поправлюсь, здоровье мое таково, что мне все равно нельзя будет перенапрягаться. Мне даже не рекомендуют читать стихов – и уж тем более писать их. Так хочется хоть на что-то надеяться. Если я скажу: «Забудь меня!» – то признаю, что на этом свете есть пределы возможного. Но довольно об этом – я еще недостаточно окреп. Не обращай, впрочем, на это внимания, когда будешь писать вечернее письмо. Что бы ни произошло, я навсегда останусь,

моя горячо любимая, преданным тебе,