Сергей Максимов - Сибирь и каторга. Часть первая

{1 Вот в каком виде являются эти три песни в Сибири на каторге:

По горам, горамПо высоким,Млад сизой орелВысоко летал,Высоко летал,Жалобно кричал.Во строю солдатТяжело вздыхал:"Мне не жаль, не жальСамого себя,Только жалко мнеЗелена сада.Во зеленом садуЕсть три деревца:Первое деревцо —Кипарисово,Другое деревцо —Сладка яблонька,Третье деревцо —Зелена груша.Кипарис древо —Родной батюшка;Сладка яблонька —Родна матушка.Зелена груша —Молода жена.

Как по морю-моречку по ХвалынскомуПлывут, восплывают тридцать кораблей:Один-от кораблик поперед бежит,Он бежит-бежит, соколом летит.На том ли на кораблике Рыжков атаман."Гребите вы, молодцы, подгребайте,Своих белых рученек не жалейте!Как за нами, за молодцами, три погони:Первая погонюшка — то солдаты,Вторая погонюшка — то гусары,Третья погонюшка — донски казаки.Первой погонюшки не боюся,Второй-то погонюшки не страшуся,Третьей же погонюшки я боюся".То не пулечка свинцовая пролетает,Не калено ядрышко прилетает.Атамана Рыжкова убивает.

Не шуми-ка ты, не греми,Мать зелена дубравушка!Не мешай-ка ты, не мешайМне, молодцу, думу думати!Ах, приходит же на дубравушку,Приходит невзгода.Вот невзгодушка да на дубравушку —Зимонька холодна.Исповысушит, исповыкрутитВсе листья-кореньяКак на крутеньком и на прекрасненькомБыл я на ярочке,Как на желтеньком на рассыпчатомНа мелком песочке.Что не черные-то в полеВороны слетались, —Слеталися-собиралисяМолодцы ребятушки.Вы солдатушки, вы молоденьки,Вы новобраны!Получили ли вы, ребятушки,Царские присяги?Что ж ты, реченька, что ж( ты, быстрая,Долго не проходишь?Ледок тоненький, ледок осенненькийДолго не проносишь?Наших милых голубушекДолго не провозишь?Наши милые голубушкиСами переедут.

Известная былина-песня "Соезжает князь Михайло со широкого подворья", рассказывающая об убийстве свекровью невестки, в сибирских тюрьмах известна до мельчайший подробностей и даже представляет лучший, полнейший вариант. В Сибири одно убийство служит поводом к двум новым убийствам:

Вынимает князь МихайлоИз ножен булатный ножик:Он пронзает свое сердце,Он пронзает ретивое.Как возговорит его матушка родима:"Ахти, злодейка я, согрешила,Три души я погубила:Се-де сына, се невестку,Се младенца во утробе!"}

В сибирских тюрьмах есть еще несколько песен, общеупотребительных и любимых арестантами, несмотря на то, что они, по достоинству, сродни кисло-сладким романсам песенников. Решаюсь привести только три в образчик и в доказательство, что другие, подобные им, и знать не стоит.

Первая

Сидит пташечка во клетке,Словно рыбочка во сетке.Видит птичка клетку,Клетку очень редку,Избавиться не может.Крылья-перья бедна перебила,Все по клеточке летала.Вострый носик притупила,Все по щелочкам клевала.Отчего же у нас слезы льются,Словно сильны быстры реки?Слезы льются со кручины,Со великой злой печали.Вспомню, мальчик — сожалеюсь,Где я, маленький, родился.Привзведу себе на память,С кем когда я веселился.Имел я пищу, всяку растворенность,Ел я хлеб с сытою,Имел я кровать нову тесовую,Перинушку перовую.Я теперя, бедный, ничего не имею,Кроме худой рогожонки.Я валяюсь, бедный, под ногамиДо такого время часу:Ожидаю сам себе решеньяИз губернского правленья.Неизвестно, что нам, братцы, будет,Чем дела наши решатся.Перетер я свои ножки резвыЖелезными кандалами;Перебил я свои ручки белыНемецкими наручнями;Приглядел я свои ясны очиСкрозь железную решетку:Вижу, все люди ходят по воле,Я один, мальчик, во неволе.

Вторая

Хорошо в остроге жить,Только денежкам не вод.По острогам, по тюрьмам.Ровно крысы пропадам.Как пойдет доход калашный —Только брюхо набивай;Отойдет доход калашный —Только спину подставляй… и проч.

Третья

Суждено нам так страдать!Быть, прелестная, с тобойВ разлуке — тяжко для меня.Ох! я в безжалостной стране!Гонимый варварской судьбой,Я злосчастье испытал.Прошел мытарства все земныеНа длинной цепи в кандалах.Тому причиной люди злые.Судья, судья им — небеса.Знаком с ужасной я тюрьмою,Где много лет я пострадал.Но вот уж, вот уж — слава Богу! —Вздохнув, я сам себе сказал:Окончил тяжкие дорогиИ в Сибирь я жить попал,Где часто, как ребенок, плачу:Свободы райской я лишен.Ах! я в безжалостной стране.В стране, где коварство рыщет,Где нет пощады никому,Где пламенная язва пышет,Подобно аду самому.Лишь утрення заря восходит,Словно в аде закипит,Приказание приходит,Дежурный строго прокричит:"Вставай живее, одевайся!Все к разводу выходи!"Но вот одно, одно мученье:Манежно учат ходить нас.Я Богу душу оставляю,Жизнью жертвую царю,Кости себе оставляю,Сердце маменьке дарю1.

1 Известны еще длиннейшие вирши: "Позвольте вспомнить про былое" и проч. и "На дворе шумела буря, ветер форточкой стучал"; "Я видел, как в стране чужой моих собратьев хоронили" и пр., все неудачные попытки, рассчитывающие на дальнейшее развитие тюремной песни, но пользующиеся некоторым успехом только в военных каторжных тюрьмах. За ними одно досадное право — вытеснять мало-помалу самобытные перлы народного творчества. Из известных романсов пробрался в тюрьмы между прочим варламовский: "Что не ветер ветку клонит".

Несомненно, что сочинение этих песен принадлежит каким-нибудь местным пиитам, которые пустили их в толпу арестантов и занесли, таким образом, в цикл тюремных песен. Не задумались и арестанты принять их в руководство: благо песни в некоторых стихах близки к общему настроению духа, намекают (не удовлетворяя и не раздражая) о некоторых сокровенных думах и, пожалуй, даже гадательно забегают вперед и кое-что разрешают. Не гнушаются этими песнями арестанты, потому что требуют только склада (ритма) на голосе (для напева), а за другими достоинствами не гоняются. Такова, между прочим, песня ссыльных, любимая ими:

Уж ты, матушка Рассея,Выгоняла нас отцеля; (2-жды)Нам отцеля (отселя) не хотелось, (2-жцы)Сударушка не велела, (2-жды)Любить до веку хотела. (2-жды)Как за речкой за Дунайкой, (2-жды)Красные девушки там гуляли,Промежду собою речь говорили,Все по девушке тужили:— Что на девушку за горе,Что на красну за такое?С горя ноженьки не носят,Белы ручки не владают;С плеч головушка скатилась,По кроватке раскатилась,Дружка милого хватилась.

Однако некоторым достоинством и даже искусством, обличающим опытного стихотворца, отличается одна песня, известная в нерчинских тюрьмах и предлагаемая как образчик туземного, сибирского творчества. Песню подцветили даже местными словами для пущего колорита: является омулевая бочка — вместилище любимой иркутской рыбы омуля, во множестве добываемой в Байкале и, в соленом виде, с достоинством заменяющей в Сибири голландские сельди; слышится баргузин, как название северо-восточного ветра, названного так потому, что дует со стороны Баргузина и замечательного тем, что для нерчинских бродяг всегда благоприятный, потому что попутный. Наталкиваемся в этой песне на Акатуй — некогда страшное для ссыльных место, ибо там имелись каменные мешки и ссыльных сажали на цепь, Акатуй — предназначавшийся для безнадежных, отчаянных и почему-либо опасных каторжников. В середине песни вплываем мы и в реку Карчу — маленькую, одну из 224 речек, впадающих в замечательное и знаменитое озеро-море Байкал.