Ахматова и Цветаева - Ахматова Анна Андреевна

Я тоже чуть не выскочила в коридор! Воспринять величественную церемонию как “петрушку” – это могла только она, Ахматова. Воображаю, как хохотал в коридоре или где-то там Твардовский.

… Я спросила, писала ли она в Италии стихи.

– Кажется, нет… Как-то неясно… Написала одно, но оно лучше удается в прозе.

Изложила свои ночные вагонные впечатления: сквозь мутное грязное стекло какой-то безобразнейший город с полицейскими фургонами, нищими, с неуклюжей дамбой.

– Этот город – Венеция. Утром поднимется солнце, и она опять станет нерукотворно-прекрасной. А ночью – такая».

Мы по ошибке встретили год — Это не тот, не тот, не тот… Что мы наделали, Боже, с тобой, С кем еще мы поменялись судьбой? Лучше б нас не было на земле, Лучше б мы были в небесном кремле, Летали, как птицы, цвели, как цветы, Но все равно были – я и ты. Декабрь 1964–1965 Рим – Москва * * * Совсем вдали висел какой-то мост. И в темноте декабрьской, влажной, грязной Предстала ты как будто во весь рост Чудовищной, преступной, безобразной. Во мраке та, а завтра расцветет Венецией – сокровищницей мира — Я крикнула: «Бери все, твой черед, Мне больше не нужны ни лавр, ни лира». 17 января 1965

По возвращении из Италии на родину Ахматова получила и еще один подарок к новому, 1965 году: приглашение в Англию – по случаю присуждения ей звания почетного доктора литературы. Инициатором выдвижения был Оксфордский университет.

На обратном пути из Лондона, хотя на это и не было особого разрешения, Ахматова, благодаря счастливому стечению обстоятельств, на несколько дней задержалась в Париже.

Георгий Адамович «Мои встречи с Ахматовой»

«Анна Андреевна провела в Париже три дня. Был я у нее три раза. При первой же встрече я предложил ей поехать на следующее утро покататься по Парижу, где дважды была она в ранней молодости, больше чем полвека тому назад. Она с радостью приняла мое предложение и сразу заговорила о Модильяни, своем юном парижском друге, будущей всесветной знаменитости, никому еще в те годы неведомом.

Был чудесный летний день, один из тех ранних, свежих, прозрачно-ясных летних дней, когда Париж бывает особенно хорош. За Ахматовой мы заехали вместе с моими парижскими друзьями, владеющими автомобилем и заранее радовавшимися встрече и знакомству с ней. Прежде всего Анне Андреевне хотелось побывать на рю Бонапарт, где она когда-то жила. Дом оказался старый, вероятно, восемнадцатого столетия, каких в этом парижском квартале много. Стояли мы перед ним несколько минут. “Вот мое окно, во втором этаже… сколько раз он тут у меня бывал”, – тихо сказала Анна Андреевна, опять вспомнив Модильяни и будто силясь скрыть свое волнение. Оттуда поехали в Булонский лес, где долго сидели на залитой солнцем террасе какого-то кафе, и наконец отправились на Монпарнас, завтракать в “Купель”, шумный, переполненный народом ресторан, до войны бывший местом ночных встреч парижской литературной и художественной богемы, в том числе и русской, эмигрантской.

Ахматова села, внимательно оглядела огромный квадратный зал, улыбнулась, вздохнула и наконец сказала:

– Если бы вы знали, что это!.. вот так сидеть… а вокруг все эти люди, эта молодежь… входят, выходят, смеются, веселые, оживленные, беспечные…

Фразу она оборвала, своего “если бы вы знали” не договорила, не объяснила. Но объяснений и не нужно было, и недопустимо было бы на них настаивать. Все было понятно».

Лидия Чуковская «Записки об Анне Ахматовой»

(Говорит Анна Ахматова)

«Кто переменился – это Париж. Прекрасен, но совсем другой. Переменил цвет: был когда-то серый, а теперь белый. Волшебный. Старых улиц я не узнала. Какие-то роскошные взлеты, спуски, автострады. Меня щедро возили по городу. Но движение там – это уже не движение, а стояние… Город наряден, а люди – да, представьте себе! люди в парижской толпе одеты плохо. В Лондоне старомодны до ужаса, в Париже бедноваты. Да, да, как-то что-то накинуто на одно плечо, всунуто в один рукав. Все женщины выкрашены в соломенный цвет, точно попадаешь в царство соломенных крыш.

– В Оксфорде я очень устала. Целые дни правила чужие диссертации. Кто бы мог подумать, что мне, при моей серости, придется заняться этим?.. Ну да, там все пишут диссертации об акмеизме, о Мандельштаме, о Гумилеве, обо мне. У них все перепутано и наврано, а я должна исправлять.

Я сказала: хорошо, что вы получили такую возможность.

– Нет, Лидия Корнеевна, я поняла, что на все это надо махнуть рукой. Ничего не исправишь. Переводы ужасны. Я видела “Реквием” – избави Бог такое и во сне увидать, это наглая халтура. “С морем разорвана связь” – будто бы с Балтийским. “Памятник мне” – будто памятник на могиле… И так всё сплошь. Самый точный перевод, сделанный Амандой и Питером, – прозаический. Я его авторизовала. Но ведь это всего только проза…

Анна Андреевна продолжала:

– Знаете, чему они там из моих рассказов более всего удивились? Вы, и вы, и вы (она кивнула мне, Нине и Любочке) этому нисколько не удивляетесь, для нас всех здесь это привычно. Они же делают большие глаза. Их удивило, даже потрясло, когда я рассказала, что за несколько дней до отъезда получила письмо от моряков и лесорубов. У них никто стихов не читает, кроме очень тонкого слоя интеллигенции. А тут вдруг, изволите видеть, моряки и лесорубы!»

Примечание Л.К. Чуковской. Привожу письмо моряков и лесорубов:

«12 апреля 1965 г.

Сердечный привет из Архангельска.

Здравствуйте, уважаемая русская поэтесса, Анна Андреевна Ахматова.

Мы, это группа молодежи, лесопильщики и моряки из Архангельских лесозаводов и пароходов, – познакомились с Вами на литературном вечере по радио. Вы читали, проникновенно декламировали. Мы слушали с любовью, с наслаждением. Хорошие стихи, как вино, немного опьяняют.

Стихи, цветы и музыка неотъемлемые вещи, потребность их ощущаешь [неразб.]

Мне коллектив поручил передать Беломорскую вам благодарность за стихи “Муза”.

Желаем Вам новых успехов, счастья и здоровья.

Талашов Александр Андреевич, бывший танкист».

«Бег времени», самый полный сборник стихов Ахматовой, оказался и самым последним ее прижизненным сборником. Конечно, туда вошло не все, что А.А. создала за 55 лет творчества, и даже не все из того, что она, с оглядкой на цензуру, отобрала для публикации… «Реквием» издательство «Советский писатель» не рискнуло печатать. Вторую и третью часть «Поэмы без героя» – также. Ахматовой «для ее же пользы» предлагали вставить в сборник стихи из цикла «Слава мира», но уж этого ей удалось избежать.

Лидия Чуковская «Записки об Анне Ахматовой»

«У вас с собой блокнот? – спросила Анна Андреевна. – Составим список тех моих стихов, которые мы сами из предосторожности не включили в “Бег”. Я буду диктовать, а вы добавляйте.

Мы заговорили наперебой, и я писала:

Булгакову;

Легкая судьба;

Другие уводят любимых;

Застольная;

Ты напрасно мне под ноги мечешь;

Не столицею Европейской;

И вот, наперекор тому;

С Новым годом! С новым горем!

Строфы из “Решки”…

Мы перебивали друг друга. Вспомнили, кажет-ся, всё.