Создатели книг:История книги в восемнадцати жизнях - Адам Смит

велики и почти так же небрежны, как и велики; и их небрежность - это атрибут, который не следует замалчивать".

Парадокс заключается в том, чтобы тщательно поддерживать историческую небрежность, но физическая книга, выпущенная Кобденом-Сандерсоном, выражает это амбивалентное отношение к истории. Издательство Doves Press напечатало 250 экземпляров на бумаге, как это было принято, по 2 гинеи за каждый, и еще пятнадцать экземпляров на пергаменте по 10 гиней. Книги были переплетены в тонкий пергамент с золотым тиснением "HAMLET" на корешке и обладали характерной суровой простотой. Книга содержит элементы, которые переносят ее на бурлящие улицы Лондона 1604 года. Титульный лист датирован '(1604. 1623)', как будто она появилась на свет в те якобинские годы, а на страницах есть не только обычные номера страниц, но и подписи: серия буквенно-цифровых знаков, предназначенных для указания порядка страниц для переплетчика, типичных для книг XVI и XVII веков, но ненужных в 1909 году, и служащих здесь - подобно застежкам на бумажных книгах Морриса - для вызова прошлого порядка изготовления книг. Прекрасный росчерк заглавной буквы Эдварда Джонстона - "W" из "Whose there?", выполненный плавными зелеными чернилами, - свидетельствует об инвестициях Кобдена-Сандерсона в искусную и терпеливую работу руки в 1909 году, а также возвращает этого Гамлета в мир средневекового скриптория. В своей книге "Письмо, иллюминирование и начертание" Джонстон советовал студентам обращаться к каллиграфии до XIV века за лучшими образцами версальных букв, "очень простых и красивых форм пера... После XIV века они часто толстели, вульгаризировались и чрезмерно украшались".

Но контекст, в котором происходила работа над книгой, был одним из кипящих конфликтов. В конце своей дневниковой записи от 9 февраля, в которой он выражает желание сохранить "зернистость" шекспировского текста, Кобден-Сандерсон формулирует еще одно стремление:

Я желаю, чтобы шрифт "Doves Press" никогда не подвергался использованию других машин, кроме человеческой руки, при создании композиции, или пресса, натянутого иначе, чем рукой мужчины или женщины; и я позабочусь об этом в своем завещании, хотя, если я забуду, я желаю, чтобы вместо него действовал этот, который я написал.

Он не мог забыть об этом. Решимость Кобдена-Сандерсона предотвратить использование Doves Press для машинной печати занимала последнее десятилетие его жизни. Это было проявлением растущей враждебности между ним и Эмери Уокером: Кобден-Сандерсон считал, что Уокер недостаточно вовлечен в работу на прессе; Уокера бесила привычка Кобдена-Сандерсона говорить об их совместном предприятии как о "моем прессе". Под этим раздражением скрывались два принципиально разных отношения к созданию книг: "Я стремился к одному, - писал Кобден-Сандерсон, - а мистер Эмери Уокер - к другому". Уокер был печатником, шрифтовым дизайнером, преподавателем и бизнесменом, глубоко заинтересованным не только в ручной печати, но и в альтернативных технологиях, таких как фотогравюра и литография, а также в других формах, которые могла бы освоить Doves Press, таких как упаковка, газеты или коммерческая печать в целом. Уокер видел дальнейшую жизнь Doves Press, которая могла бы принять современные формы. Кобден-Сандерсон, сочетавший духовное и контролирующее, и приверженность доиндустриальным технологиям, был стеной, которая не сдвинется с места: "Я провидец и фанатик, - писал он, - и против провидца и фанатика он [Уокер] будет биться напрасно".

В первоначальном "Меморандуме о соглашении" 1903 года между двумя мужчинами , повторенном в договоре 1909 года, говорилось, что в случае прекращения работы типографии Doves Press Уокер получит право на фонтан шрифта, который он сможет использовать по своему усмотрению. Мысль о возможности машинного использования шрифта Doves теперь преследовала Кобдена-Сандерсона до одержимости. В 1908-9 годах, когда уже должна была начаться работа над "Гамлетом" - пьесой о том, как рушится старый судебный порядок, - отношения становились все холоднее и холоднее. Уокер требовал свой шрифт; с декабря 1908 года Кобден-Сандерсон не пускал его в помещение и игнорировал предписания Уокера прекратить печатать. Связь стала осуществляться через адвокатов, и в июне 1909 года Уокер начал судебный процесс против своего бывшего друга и партнера в Высоком суде. Возможно, это всегда было конечной точкой для человека, который говорил такие вещи, как "Товарищество не было деловым товариществом; это было делом преданности... как я и представлял". В воображении Кобдена-Сандерсона было мало места для кого-либо еще; разговоры о преданности и "Прекрасной книге" сводились к мелким спорам: "Мистер Кобден-Сандерсон свидетельствует свое почтение мистеру Эмери Уокеру и предлагает, что было бы лучше, если бы он убирал макулатуру в своем палисаднике". Стремясь избежать длительной и дорогостоящей судебной драмы, Сидней Кокерелл, человек, купивший том Дженсона 1476 года на аукционе "Сотбис" в 1898 году, а ныне хранитель Музея Фицуильяма в Кембридже, предложил компромисс, который в итоге приняли оба: Кобден-Сандерсон мог неограниченно пользоваться шрифтом в течение всей своей жизни, а Уокер унаследовал шрифт и делал с ним все, что хотел, после смерти Кобдена-Сандерсона.

Но этот образ типа Doves, циркулирующий в современном машинном мире, даже после его смерти был невыносим для Кобдена-Сандерсона, и в своем дневнике за 11 июня 1911 года он описал то, что назвал "Моей последней волей и завещанием", в типично повышенных выражениях - перепечатав текст в окончательном Catalogue Raisonné of Books Printed & Published by the Doves Press 1900-1916 (1916) для публичного читателя:

Руслу Темзы, реки, на берегах которой я напечатал все свои книги, я завещаю типографию "Doves Press Fount of Type" - пуансоны, матрицы и шрифты, использовавшиеся на момент моей смерти, и пусть река в своих приливах и отливах проходит над ними к великому морю и обратно на веки вечные, или пока ее приливы и отливы не прекратятся навеки; Тогда пусть они разделят судьбу всего мира и вечно переходят от изменения к изменению в приливах и отливах времени, не тронутые другим использованием и всем остальным.

Кобден-Сандерсон два года вынашивал в голове решение сбросить в Темзу свой любимый тип "Голубки", и ярость, свернувшаяся в клубок, придала ему целеустремленность, прежде чем в 1913 году он приступил к "Акту посвящения" (его слова):

Я стоял на мосту в Хаммерсмите и, глядя в сторону типографии и заходящего солнца, бросал в Темзу под собой матрицы, из которых был отлит шрифтовой фонтан Doves Press, который я сам, надеюсь, брошу в ту же великую реку.

Три года спустя, 31 августа 1916 года, семидесятишестилетний Кобден-Сандерсон приступил к работе над шрифтом. В "полночь" он записал в своем дневнике:

Я бросил три страницы в Темзу с Хаммерсмитского моста. Я отправился прогуляться по Молл, когда мне пришло в голову, что это подходящий вечер и время; я зашел