В ледовитое море. Поиски следов Баренца на Новой Земле в российcко-голландских экспедициях с 1991 по 2000 годы - Япъян Зеберг

независимого источника сведений о плавании 1595 года, в дополнение к двум известным – де Вейра и Линсхотена.

Исключительно любопытна карта, приложенная к сборнику Конрада Лёва, которая может служить дополнительным свидетельством в пользу оригинальности анонимного сообщения. Это наивная карта, составленная явно непрофессионалом на основании случайно услышанных отрывочных сведений, радикальным образом отличается от карт Баренца и де Вейра. Достаточно обратить внимание на мыс Табин, который стал северной оконечностью Новой Земли! Будь эта карта частью мистификации, она бы непременно была более правдоподобной. Изображенная на ней виселица с повешенными нашла свое место и на карте в издании Хульсиуса.

Карта Новой Земли из сборника Meer oder Seehanen Buch. Cöln: Bertram Buchholtz, 1598. John Carter Brown Library

Также интересно отметить, что гравюры Хульсиуса, основанные на анонимном сообщении, по своей информационной насыщенности и драматизму выгодно отличаются от более академических иллюстраций, использованных в амстердамских изданиях Дневника. Не случайно многие из позднейших издателей предпочитали использовать их в своих публикациях. Однако в сочетании с классическим текстом Дневника они оказываются лишенными своего контекста и при внимательном рассмотрении могут вызвать недоумение. Так, в московском издании 2011 года гравюра, изображающая столкновение судов 6 августа 1595 года, использована для иллюстрации плавания 1594 года и снабжена безобидной подписью «… но поднялся такой сильный западный ветер, что пришлось убрать марсели…» [Де Вейр, 2011. С. 38]. На гравюре между тем изображены два явно терпящих бедствие корабля, Guilden Windehunde и Vice Admiral, у первого из которых сломана мачта, четыре человека гибнут в волнах, а одного спасает яхта Rotterdam.

КАК ВОСКРЕСЕНЬЕ СТАЛО ВТОРНИКОМ

Среди религиозных праздников, которые зимовщики на Новой Земле отмечали «весельем», был канун Великого поста, 16 февраля. Геррит де Вейр писал: «мы немного повеселились среди наших тягот и горестей: каждый внес свой вклад в виде сбереженной порции вина, чтобы выпить за то, что зима идет на убыль». В нидерландском оригинале этот день назван словом Vastelavont, которое означает буквально «канун поста», но само по себе не привязано ни к какому определенному дню недели. Великий пост в западных церквах начинается в Пепельную среду (англ. Ash Wednesday), а предшествующий день – последний день карнавала – носит название Жирного вторника (англ. Shrove Tuesday, хотя, пожалуй, на слуху в большей степени его французское название – Mardi Gras). Именно таким толкованием слова Vastelavont, по-видимому, руководствовался в 1609 году первый английский переводчик Дневника Уильям Филлип, решивший, что 16 февраля – это Жирный вторник. Вслед за У. Филлипом день этот называют вторником и другие комментаторы. Однако любой электронный календарь подскажет, что 16 февраля 1597 года было воскресеньем. В чём здесь дело?

Действительно, в соответствии с кальвинистскими традициями торжества и «веселье» можно было устраивать только по воскресеньям. Точное название последнего воскресенья перед постом – Papenvastelavont, что можно перевести как «папский канун». Смысл этого названия заключается в том, что священнослужителям полагалось начинать поститься на два дня раньше – в понедельник, а не в среду, – дабы они могли своим благочестивым примером удерживать паству от излишеств Жирного вторника. По-видимому, Геррит де Вейр или его издатель Корнелис Клас сочли, что в кальвинистском Амстердаме неуместно упоминать папу римского даже в столь нейтральном контексте, и сократили название праздника, чем ввели в заблуждение переводчиков и комментаторов.

ГДЕ ВИЛЛЕМ БАРЕНЦ СПРЯТАЛ СВОЮ ПРОЩАЛЬНУЮ ЗАПИСКУ

О событиях того дня, когда зимовщики покинули Благохранимый дом (13 июня 1597 года), де Вейр записал в «Дневнике»: Баренц заранее составил короткую записку («een cleyn cedelken» – в этом слове легко узнать русскую цидулю), вложил ее в «een muskets mate» и затем сам подвесил в дымоходе. Устаревшее и при том многозначное слово mate, по-видимому, вводило в заблуждение комментаторов, которые понимали его как «нечто сопутствующее мушкету».

В латинском переводе (1598) место хранения записки названо «огнестрельной мерой» (sclopi mensura), в английском (1609) – мушкетным зарядом (a muskets charge). С немецким переводом приключился курьез. В нюрнбергском издании 1598 года находим выражение «мушкетный орех» – ein Muscet Nuẞ. Орехом называлась деталь спускового механизма арбалета – барабан с выступами для курка и тетивы. Нелепость перевода бросалась в глаза: не только деталь эта отсутствует в затворе мушкета, но и записку в таком барабане спрятать негде. И уже в следующем немецком издании (1602) на его месте появляется «мускатный орех» – ein Muscatnuẞ. По-видимому, нюрнбергский редактор решил, что этот вожделенный предмет ост-индской торговли с его драгоценной оболочкой – идеальное место для сохранения послания!

В русских переводах «Дневника» де Вейра судьба контейнера, в котором хранилась записка, приняла другой оборот. В издании 1936 года он назван «мушектным разрядом» со сноской: «В голландском оригинале “положил ее в мушкетный патрон”». В издании 2011 года – «мушкетный патрон». Встречается еще и «мушкетная гильза». Но вот только в XVI веке мушкеты были дульнозарядными: ни гильз, ни патронов в нашем сегодняшнем понимании еще не существовало.

Записку Баренца обнаружил в 1876 году англичанин Чарльз Гардинер. Передавая свою находку лейтенанту Колемансу Бейнену, Чарльз Гардинер надписал на пакете: «Fragments of manuscript found in powder-hom,» то есть «Фрагменты рукописи, найденные в пороховом рожке». Когда пакет попал в Морское министерство и Государственный архив, там прочитали: пороховой рог, или пороховница. Среди реликвий Благохранимого дома такой рог имелся, и всё сразу стало на свои места! В настоящее время этот пороховой рог находится в коллекции Национального музея в Амстердаме, и вплоть до сегодняшнего дня его сопровождает пояснительный текст: «Покидая зимовье, Баренц и ван Хеймскерк поместили прощальное письмо в пороховой рог. Три столетия спустя рог был обнаружен вместе с находившимся в нём письмом. Выставить письмо не представляется возможным ввиду его ветхости».

Пороховой рог, в котором якобы хранилась итоговая записка (апология) Виллема Баренца и Якоба ван Хеймскерка. Rijksmuseum, Amsterdam (шифр хранения: NG-NM-7764)

Казалось бы – записка, или апология, Виллема Баренца и Якоба ван Хеймскерка, найденная на месте зимовки, должна была поставить точку в спорах о достоверности «Дневника» Геррита де Вейра, ведь ключевые даты обоих документов полностью совпали! Однако этого не произошло. Выходило, что де Вейр либо не видел, куда Баренц положил записку, и эпизод выдумал, либо не знал, как правильно назвать пороховницу. Столь очевидную предвзятость несложно объяснить: в 1870-е годы, когда записка Баренца было найдена и прочитана, за де Вейром тянулась репутация легковесного сочинителя историй о путешествиях.

Заряжание кремневого мушкета в XVI веке было трудоемким делом и состояло из ряда действий, которые нужно