Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2 - Балинт Мадьяр

(1) это возможно только в переходных режимах, таких как олигархическая анархия или патрональная демократия, где ни один политический актор не обладает неограниченной властью (и где олигархи могут быть независимы [♦ 3.4.1.3]), и (2) даже при таких обстоятельствах более вероятно, что олигархи встроятся в конкурирующие патрональные сети и будут бороться между собой, чем организуют независимую «группу интересов»[189].

Бизнес-группы, основной единицей которых является предприниматель, имеет смысл сравнить с неформальными патрональными сетями, основной единицей которых является олигарх (Таблица 5.8). В отличие от бизнес-групп, патрональные сети состоят из олигархов, принадлежащих к разным отраслям. Другими словами, с точки зрения деятельности своих членов, патрональные сети неоднородны, из чего следует, что они не привязаны к определенной отрасли. Можно сказать, что неформальные патрональные сети «всеядны» в том смысле, что они, как правило, не ограничены каким-либо одним сектором экономики и владеют крупными портфелями во всех секторах, из которых они смогли извлечь ренту[190]. Кроме того, патрональные сети состоят из акторов, принадлежащих к смешанным сферам социального действия, то есть полигархам, а также олигархам (и подставным лицам), которые пользуются посредническими услугами различного рода брокеров-коррупционеров, реализующих сговор, основанный на общих интересах.

Во-вторых, здесь стоит повторить то, о чем уже говорилось при рассмотрении дискреционно-закрытых рынков: регуляционное вмешательство, а также выгоды и убытки членов группы являются дискреционными. Что касается первого, то требования направлены не на определенный сектор или отрасль, а на конкретные личности, и только те, кто признает власть верховного патрона, могут стать частью уже существующей сети. Совсем иначе обстоят дела в бизнес-группах, где выход на рынок в целом и бизнес-группа, а также процесс лоббирования в частности, нормативны и, как правило, могут осуществляться всеми, у кого есть соответствующие материальные средства. Кроме того, тогда как выгоды и убытки групп интересов не подлежат исключению, для членов патрональной сети они могут быть исключены. Это означает, что верховный патрон, который принимает окончательное решение обо всех предоставляемых привилегиях и налагаемых наказаниях, может благоволить одним олигархам, при этом не отдавая предпочтения другим, в результате дискреционного регуляционного вмешательства, а также широкой амплитуды произвола, связанной с верховным патроном.

Таблица 5.8: Основные характеристики бизнес-групп и патрональных сетей

Подводя итог, можно сказать, что в отличие от горизонтальных отношений групп интересов, патрональные сети идеального типа олицетворяют вертикальную природу патронально-клиентарных отношений между зависимыми акторами. Таким образом, в либеральных демократиях, где сферы социального действия отделены друг от друга, бизнес-группы – это объединения членов экономической элиты, тогда как члены политической элиты организуются в группы другого типа: партии [♦ 3.3.7–9]. Напротив, в патрональных автократиях, где сферы социального действия смешаны, политические и экономические элиты сливаются, и формируется неформальная патрональная сеть, или, иначе, приемная политическая семья. Поэтому если в либеральных демократиях лоббирование очевидным образом отличается от коррупции, то в патрональных автократиях они сливаются в одно целое[191].

5.4.2.4. Сбор ренты государством: рентоориентированное государство

Теперь, когда мы рассмотрели понятие ренты, создаваемой государством, и извлечения ренты, мы можем перейти к концепту, представленному в Главе 2, а именно рентоориентированному государству. Используя термины из предыдущей части, можно сказать, что рентоориентированное государство – это государство, которому свойственно поведение получателя ренты, то есть оно закрывает рынки для собственной выгоды[192]. Государство является локализованным монополистом целого ряда (государственных) услуг и собирает налоги, чтобы их финансировать. Если при этом размер налога превышает сумму, равную стоимости этих услуг на открытом рынке, то это означает, что государство использует чрезмерное налогообложение и собирает ренту [♦ 2.4.4]. Расходование этих дополнительных ресурсов в целях личного обогащения, оказание протекции корешам или непотизм – то, за что общество никогда не стало бы платить, – называется фаворитизмом. Наиболее распространенные примеры включают в себя расширение государственной бюрократии / компаний и раздача должностей с высокими зарплатами друзьям или однопартийцам; расходование налоговых средств на дополнительные льготы для политиков; или предоставление финансовой помощи конкретным фирмам[193]. Эти перечисленные выгоды, которым свойственна дискреционность, а также чрезмерное налогообложение не всегда идут вразрез с законом. Часто они возникают вместе с расширением государственного сектора и увеличением количества государственных должностей, которые можно раздавать членам партии (например, позиции на государственных и контролируемых государством предприятиях)[194].

Необходимо отметить, что рентоориентированное государство не следует путать с «государством-рантье». Этот термин используется в литературе для обозначения ситуации, при которой государство получает значительную часть своих доходов от добычи нефти или аналогичных прибыльных ресурсов, «находящихся в свободном доступе»[195]. В этом заключается важнейшее отличие нашего определения от принятого в литературе: в традиционном понимании использование природных ресурсов, таких как нефть или природный газ, считается «пожинанием плодов без посева», а следовательно, – сбором чистой ренты[196]. По нашему мнению, эксплуатация природных ресурсов не является сбором ренты как таковым, поскольку размер ренты равняется разнице между прибылью на существующем и открытом рынках. Тем не менее «государство-рантье», понимаемое в общепринятом смысле, может быть также рентоориентированным в наших терминах. Об этом свидетельствует исследование Клиффорда Гэдди и Барри Икеса, посвященное анализу ренты, извлекаемой из природных ресурсов России в том смысле, как мы ее понимаем[197]. По их мнению, энергетическую ренту России генерируют пять составляющих: заявленные расходы, превышающие стоимость расходов на открытом рынке, который авторы называют «естественной стоимостью» производства; ценовые субсидии; формальные налоги; неформальные налоги, которые мы называем платой за крышу [♦ 5.3.3.1], выплачиваемые в виде контрактов по завышенным ценам; и прибыль предприятия за вычетом налогов. Авторы отмечают, что эти выгоды распределяются между несколькими акторами, включая Путина и региональных патронов, а также поступают в государственный бюджет и к формальным владельцам энергетических компаний, которые скрывают часть прибыли, чтобы использовать ее в личных целях и не допустить ее изъятия приемной политической семьей[198].

В то же время ренту порождает закрытый характер международных энергетических рынков, которые в каждой стране функционируют в рамках множества правил и соглашений. Следовательно, государства, обладающие ресурсами, могут извлекать ренту и в нашем понимании (хотя и не в том объеме, как если бы мы считали рентой всю их прибыль). Можно даже утверждать, что международный энергетический рынок является дискреционно-закрытым, поскольку, помимо соблюдения нормативных положений, выход одной страны на энергетический рынок другой зависит также от политической обстановки и господствующей геополитики энергетического рынка [♦ 5.3.4.4][199]. В некоторых случаях даже страны, осуществляющие лишь транзит энергоносителей, могут стать рентоориентированными. Как отмечает Алексей Пикулик, географическое положение Беларуси и Украины «позволило обеим странам оказывать значительное давление на Россию и извлекать крупную