Гении разведки - Николай Михайлович Долгополов

былой неуловимости Мисюнаса. Гестапо успело оставить ему деньги, фальшивые документы, оружие. Еще с помощью немцев Зеленый черт установил связи с националистическим подпольем. В его бандах были и немцы — те, кому не было иной дороги, как на эшафот. Его и изготовил для них Дмитрий Медведев.

В 1946-м пришлось уйти из органов. Формально причина все та же: полковник (да, по-прежнему полковник) Медведев демобилизован по состоянию здоровья.

Может, и к лучшему? Новый министр НКВД Абакумов принялся сажать и расстреливать тех, кто сидел или был в опале до 1941 года и кого не убили немцы. Переживал Медведев тяжело, однако и здесь выдюжил.

Страна зачитывалась его книгами «Это было под Ровно», «Сильные духом». Школьники сбегали с уроков, а студенты с лекций, чтобы послушать медведевские передачи по радио: тогда впервые и прозвучали имена Кузнецова, Приходько, Цесарского.

Написал он и книгу «На берегах Южного Буга» — о винницком подполье. И тут закрутилось невероятное. Недобитые бандеровцы подняли грязную волну. Героев Медведева объявили предателями, бандюг же и прихвостней превозносили. Бывшее ведомство чекиста-героя хранило непонятное молчание. Зато некоторые газеты поддержали травлю.

Откуда такая злоба, зависть? Медведев тяжело переживал. 14 декабря 1954 года, в своей квартире в Старопименовском переулке, он говорил об этом с боевым другом Валентиной Довгер. Валя вышла на кухню сварить кофе. Вернулась — Медведев был мертв. Сердце не выдержало.

Потом эту улицу, где жил и умер Медведев, назвали его именем. А недавно опять переименовали. Господи, ну Медведев-то чем и нам, нынешним, не угодил? Простите, Дмитрий Николаевич…

Думал я, что ничего нового о Медведеве уже не отыщется. Но повезло. Так бывает, нечасто, но бывает. Иногда по прошествии лет находят меня родственники героев моих книг и фильмов. Не скрою, приятно. Значит, читали, приняли и, преодолев понятное стеснение, решили поведать нечто новое о родителях. Всегда встречи эти и трогательны, и полезны. Кому как не дочерям с сыновьями — о родителях.

Разыскал меня Медведев-младший. Договорились о встрече, и когда Виктор Дмитриевич появился в кабинете, чувство было такое, будто заглянул в гости сам знаменитый разведчик. Гены не подвели, сходство — поразительное.

— Об этом говорят многие, — улыбнулся Виктор Дмитриевич. — Похож. Горько, но отец ушел рано, в 1954-м, было ему всего-то пятьдесят пять, я родился в 1947-м. Совсем мальчишка, но детские годы, постоянное общение с отцом запомнились. Папа уже в отставке, работал дома, а я учился в школе, в двух шагах от дома, и много времени мы проводили вместе. И мама моя, от которой у папы секретов не было, часто о нем рассказывала, память об отце в нашем доме осталась, хранится.

Не претендую на роль историка или единственного свидетеля. Пришел к вам, чтобы показать вот эти рисунки. Когда моя мама весной 1968-го уже после ухода отца лежала в госпитале КГБ на Пехотной, подошел к ней интеллигентный немолодой человек. Узнал, что она — вдова Героя Советского Союза Дмитрия Медведева. Оказалось, знаменитый нелегал Рудольф Иванович Абель. Подарил маме четыре миниатюры, вот, видите, на одной даже посвящение: «Татьяне Ильиничне Медведевой и сыну Виктору от почитателя Вашего отца и мужа. 25.IV.-68. Р. И. Абель». Больше 40 лет прошло, и мамы моей нет, а рисунки храню.

— Вы знаете, они мне знакомы. Вильям Генрихович эти крошечные пейзажики, в основном виды Подмосковья, что недалеко от его дачи, преподносил с дарственными надписями близким. И, вот она дисциплина, почти всегда подписывался не Фишером, а Рудольфом Абелем. Кое в чем судьба его схожа с вашим отцом. Два великолепных профессионала были отстранены от работы в органах. И обоих вернули в начале войны. Вашего отца раньше, Абеля — Фишера — чуть позже.

— Отца попросили из органов осенью 1939-го. Сказали: по состоянию здоровья.

— В те страшные времена могло быть и хуже.

— Отец поселился в Томилине. Там и жил до войны.

— Медведев был человеком справедливым, тех мерзостей, что некоторые творили в НКВД, не терпел. Правда ли, что одним из формальных предлогов для отстранения от службы стал арест брата?

— Давайте начнем с того, что в семье, жившей в Бежице, недалеко от Брянска, было 13 детей. Выжили девять. Четыре брата, пять сестер.

— И все четыре брата работали в ЧК?

— Все четыре. И даже младшая сестра — Екатерина. Старший Александр, большевик еще с дореволюционным стажем, участвовал в партийных съездах, стал первым председателем Орловского ЧК. Был репрессирован как якобы участник «рабочей оппозиции». Погиб в лагерях. И тут пострадали все остальные братья. Не вернулся из лагерей Михаил — самый младший. Второй брат, Алексей, на год папы старше, сидел, но выжил, возвратился. А отца — попросили «по здоровью».

— И только когда напали немцы, вмешались в его судьбу Берия и Судоплатов?

— Расскажу вам так, как это воспринималось отцом и нашей семьей. Война началась, и папа приехал из Томилина, где обосновался, в Москву, пошел к Берии и пробился. Говорил о Денисе Давыдове…

— О том самом гусаре, что командовал партизанскими отрядами в 1812-м, когда Наполеон захватил Москву.

— Были у отца именно такие аналогии. С первых дней войны, в конце июня, понял, к чему идет, чем может закончиться. Партизанское движение, действовавшие в тылу противника отряды можно было создавать по примеру тех, что возглавлял Давыдов. И почему бы нам не сделать то же самое. Я об этом герое услышал очень рано. Еще когда мама давала мне читать отцовский дневник.

— Ведение дневников не поощрялось, особенно во время войны.

— Но отец, вернувшийся на службу в июне 1941-го, его вел, писал, возможно, и не очень регулярно. Записи