Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 4

За несколько дней до своего отъезда царь помиловал сахарозаводчиков по моему представлению (Цехановского, Доброго, Гепнера и еще двух, фамилии которых не помню). Он согласился поставить резолюцию, мною ему представленную: «Дело сахарозаводчиков прекратить; водворить их на место постоянного их жительства; пусть усердною работою на пользу родины они искупят свою вину, если таковая за ними и была».

XVI.

[Начало революции. Доклад Балка. Распоряжения Протопопова. День 23 февраля и события следующих дней. Совет министров. Протопопов у Балка. Благодарственный приказ Протопопова по жандармерии. Телеграмма в ставку о событиях. Телеграмма б. царя. Хабалов. Невозможность примирения правительства с Гос. Думой. Назначение перерыва занятий Гос. Думы на 26 февраля. Бессилие власти. Отказ Гос. Думы подчиниться указу о роспуске. Опасение Протопопова о разгроме дома. Переход совета министров в Мариинский дворец. Уход Протопопова. Подыскание ему преемника. Скитания и арест Протопопова. (11 сентября.)]

23-го февраля началась революция. Она открылась забастовкою рабочих, забастовка перешла в рабочее движение, произошли беспорядки, прекратить которые силами одной полиции не удалось. Вызванные войска действовали недолго и стали переходить на сторону народа. Народ требовал и правительство к ответу за гнет и лишения, которые он долго терпел. События наступили внезапно. Я не ожидал движения в войсках, не ожидал и сильного движения среди рабочих. Сведений о готовившихся событиях не имел: департамент полиции оказался неосведомленным: его сотрудники, вероятно, скрыли правду. После ареста рабочих депутатов и зачинщиков рабочего движения я считал, что рабочие скоро вновь не соорганизуются, и наступит некоторое успокоение. Мое предположение будто бы оправдалось: 14 февраля, в день открытия Государственной Думы, забастовок и уличных беспорядков не произошло, правда, меры охраны, по моему предложению, были приняты ген. А. П. Балком, но рабочие и не делали попыток произвести демонстраций. А. Т. Васильев предупреждал меня о возможности забастовки и шествия рабочих депутатов и зачинщиков рабочего движения, я считал, что благополучно, сведения департамента были успокоительные, я допускал возможность забастовок на отдельных заводах, но организованного выступления рабочей массы, а тем более перехода войск на сторону народа не ожидал. Поэтому я не придал должного значения первому сообщению ген. А. П. Балка утром 23-го февраля. Он мне сказал, что много фабрик и заводов стало, рабочие собираются толпами, ходят по улицам с красными флагами, осаждают пекарни, накупая хлеб в запас на сухари, в виду распространения неверных слухов об отсутствии муки в городе; сообщал, что запаса муки у уполномоченного председателя совещания по продовольствию имеется на 20 дней и он согласился выдать по настоянию А. П. Балка пекарям на следующий день вместо обычных 35.000 пуд. — 40.000 пуд. муки; что волнение вызвано опоздавшею выпечкою хлеба вследствие несвоевременной выдачи муки пекарям. Я сказал А. П. Балку дать в газеты сведения об имеющихся запасах муки или поместить о том объявления и опровергнуть ложные слухи. Последовал ли он моему совету, я не знаю. План охраны Петрограда был быстро приведен в исполнение; поименованные в нем части войск были разведены по полициймейстерствам и заняли определенные здания. Наряды полиции приступили к прекращению беспорядков. День прошел сравнительно спокойно; толпы рабочих в большинстве случаев расходились по требованию чинов полиции, и только на Невском проспекте отряды конной стражи и жандармов принуждены были рассеивать толпу, пуская лошадей вскачь и врезываясь в нее. О ходе событий я справлялся у А. П. Балка и А. Т. Васильева и посылал ген. Невражина объезжать город. К шести часам дня движение стихло, ночь прошла спокойно. Днем по телефону в Царское Село я просил ген. Гротена предупредить царицу и А. А. Вырубову о начавшихся беспорядках; поздно вечером говорил ему вторично и выразил надежду, что движение на следующий день успокоится. Вечером А. Т. Васильев мне сказал, что движение рабочих имеет массовый характер; организованности не наблюдается, нет вожаков; по его сведениям, была надежда, что утром рабочие встанут на работу. Ночью я объехал город; на улицах было меньше народу, чем обыкновенно. Невский проспект освещался сильным рефлектором, установленным на шпице адмиралтейства. 24-го февраля с утра беспорядков не было. На некоторых фабриках и заводах рабочие явились во-время, была надежда, что забастовка прекращается. Вскоре однако стали появляться забастовщики, которые снимали товарищей с работы, они ходили в одиночку или кучками. Общая забастовка возобновилась около полудня. Почти все заводы и фабрики остановились, в пригородах Петрограда было разбито несколько съестных лавок, и произошли столкновения рабочих с полицией. Рабочие проходили в одиночку или небольшими группами мимо нарядов полиции у застав, собирались толпами на Лиговке, Петергофском проспекте, Выборгском шоссе и других местах. В городе стали появляться на главных улицах большие скопления народа, пелись революционные песни. По распоряжению ген. С. С. Хабалова были вызваны казаки. Они выехали с пиками, без нагаек. По улицам, ведущим к Невскому проспекту, шли большие толпы народа, — Невский проспект был запружен, езда прекратилась. На площади перед Казанским собором были попытки произносить речи, выкинули красные флаги. В отряд конных стражников, на Караванной улице, бросили бомбу: ранили двух лошадей и одного стражника. К пяти часам Невский проспект был очищен от толпы. Она вновь собралась на Знаменской площади, около памятника Александра III, оказывая сопротивление полиции. Жандармский офицер (фамилии не помню) был убит выстрелом в спину. Вызванные войска произвели несколько залпов в толпу и заставили народ бежать. Мне говорили, что стреляли и в других местах, но меньше, чем на Знаменской площади. Действиями войск толпы были рассеяны, полиция препятствовала им вновь собираться. К вечеру рабочие разошлись по домам, народу на улицах было мало. Казалось, наступило успокоение. День прошел, сравнительно, благополучно. Можно было ожидать более сильного столкновения полиции и вызванных войск с народом и большего количества жертв. Жандармы, конная стража и отряды пешей полиции действовали энергично, что озлобляло народ. Их бранили, кидали в них камни. К казакам злобы не было, к ним подходили, разговаривали, помогали поправить седловку или уздечку на лошади. Толпа часто встречала их криками «ура». Казаки уговаривали ее разойтись, но не разгоняли силой и не пускали лошадей вскачь. Вообще действовали вяло, не помогали полиции прекращать беспорядки и подавали дурной пример другим войскам. Вечером кн. Н. Д. Голицын собрал совет министров. Он хотел узнать и обсудить положение. Приглашен был и ген. С. С. Хабалов, который давал объяснения. Он находил положение серьезным, но верил, что прекратит беспорядки; считал достаточным количество пехоты и сказал, что потребует новые кавалерийские части из Петергофа и еще казаков. Он не мог подробно доложить совету о происходившем в этот день, так как еще сам не получил донесений от начальника[*] войсковых частей. Он уехал к градоначальнику, где они все собрались. После отъезда ген. С. С. Хабалова я доложил те события дня, которые мне были известны, сказал, что движение рабочих носит массовый характер, что вожаков у них нет, и выразил надежду на прекращение беспорядков силами полиции и войск. Кн. Голицын поставил вопрос, как поступить с Государственной Думой. Следует ли ее распустить или прервать ее занятия? Члены совета знали, что Дума имеет влияние как в рабочей, так и в военной среде и идет вместе с народом. Некоторые министры (в том числе и я) считали, что организаторы рабочего движения имеются среди членов Государственной Думы и находили ее влияние опасным. Все же роспуск был единогласно отклонен, было решено, до объявления указа о перерыве занятий, сделать попытку склонить прогрессивный блок к примирению с правительством и общими усилиями успокоить народное волнение. Переговоры поручено было вести Н. Н. Покровскому и А. А. Риттиху. Они должны были увидеть П. Н. Милюкова, В. А. Маклакова и Н. В. Савича и о результате доложить совету на следующий день. От кн. Голицына я поехал к градоначальнику. Хотел видеть А. Н. Балка и начальников воинских частей, собранных у него, и узнать их настроение. А. П. Балк был серьезен, но спокоен; он понимал опасность положения. Я обошел всех начальников воинских частей и поговорил с ними; видел и своего товарища, полковника А. А. Троилина, командовавшего отрядом донских казаков; он был немного смущен вялыми действиями своих солдат. В общем, я вынес впечатление, что начальники воинских частей постараются прекратить беспорядки. Это меня ободрило. Дома меня ждал А. Т. Васильев; он мне сказал, что положение более запутано, чем казалось, что он поручил ген. Глобачеву собрать новые сведения; все же надеется, что народ может еще успокоиться. 24-го февраля я подписал составленный по моему распоряжению ген. Никольским приказ по отдельному корпусу жандармов, благодарил их за верную службу и обещал доложить о ней царю.