Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга вторая: июнь 1942 – январь 1943 - Геннадий Леонтьевич Соболев

Ознакомительный фрагмент

предприятиях и учреждениях, 29 домохозяйствах, 62 магазинах, 44 столовых и 7 районных и участковых бюро по выдаче продовольственных карточек. В исполкомах районных советов был проверен порядок выдачи продовольственных карточек взамен утраченных. В ходе проверки были установлены многочисленные факты злоупотреблений в использовании продовольственных карточек, в особенности их незаконного получения из-за отсутствия налаженного контроля[273].

На котловом довольствии находились сотрудники НКВД, милиции, городские пожарные команды, команды МПВО, а также работники прокуратуры и военного трибунала. Когда на заседании горкома ВКП(б) 9 января 1942 г. один из выступавших стал жаловаться, что многие сотрудники милиции истощены, секретарь горкома А. А. Кузнецов вспылил: «Они врут, распустились. Все они на котловом довольствии. 3 раза в день получают пищу и обязаны работать. Милиционеров не хватает, это верно»[274]. И все же милиционеры умирали тоже. По данным заместителя начальника Управления милиции Ленинграда И. А. Аверкиева, за время блокады от истощения умерло 970 сотрудников милиции[275]. «Мне запомнился первый случай смерти милиционера на посту от голода, – вспоминал он позднее. – Умер милиционер 24-го отделения милиции, охранявший Володарский мост. Человек чувствует себя совершенно обессиленным, но принимает оружие и стоит на своем посту до последних сил»[276].

Потери от голода несло даже Управление НКВД по Ленинграду, личный состав которого в январе 1942 г. получал в день 250 г хлеба, 28 г мяса, 5 г масла, 10 г сахара. В результате истощения и заболеваний осенью 1941 г. и зимой 1941-1942 гг. умерли 73 сотрудника УНКВД ЛО. Для поддержания ослабевших от голода работников и скорейшего их возвращения в строй были созданы три стационара, один из которых располагался непосредственно в здании Управления[277].

В привилегированном положении находились руководящие работники промышленных предприятий (директора и их заместители, главные инженеры), видные деятели науки, литературы и искусства, которые дополнительно к рабочим карточкам получали еще и обеды, обеденные карточки и сухие пайки. Что касается «руководящих работников партийных, комсомольских, советских, профсоюзных организаций», то они наряду с указанными выше привилегиями имели возможность получить еще и ужин[278]. Н. А. Ломагин, основываясь на опубликованных им спецсообщениях с компроматом на партийных работников, полагает, что «получение в блокадном Ленинграде сотрудниками Смольного и руководителями среднего партийного звена немыслимых для простых граждан даже по меркам мирного времени продуктов не считалось зазорным. Более того, это, вероятно, было нормой»[279].

Помимо привилегированной категории, чье относительно продовольственное благополучие определялось властью, была еще значительная группа лиц, получавшая дополнительные источники питания в результате своей преступной деятельности в сфере торговли, обслуживания, снабжения и хранения продуктов питания. Это работники продовольственных баз, столовых, хлебозаводов, больниц, госпиталей, магазинов и булочных. Хотя правоохранительные органы вели систематическую борьбу с расхитителями продовольствия, проводя регулярно облавы и аресты спекулянтов на рынках, усиливая контроль за продовольственными магазинами, базами и столовыми, искоренить это зло так и не удалось. В беседе с секретарем Ленинградского городского комитета комсомола В. Н. Ивановым А. А. Жданов признал недостаточную эффективность борьбы с расхитителями продуктов питания: «…Надо, чтобы комсомольский зоркий глаз следил за всем, что делается в торговой сети. Главное – это массовость в работе контрольных постов. Пусть все население участвует в их работе»[280]. Судя по спецсообщениям УНКВД, в январе 1942 г. этого достигнуть не удалось, хотя комсомольская организация и откликнулась на призыв Жданова, создав 375 контрольных постов в местах хранения продовольствия[281]. Но их было явно мало по сравнению с масштабами хищений продуктов питания, появлявшихся затем на «черном рынке» и изымаемых у расхитителей и спекулянтов.

В январе 1942 г. «черный рынок» стал важным источником добывания ленинградцами дополнительных продуктов питания. Двойственный характер блокадного рынка состоял в том, что в нем участвовали, можно сказать, две враждебные друг другу стороны: голодные жители, жаждавшие выменять или купить что-либо съестное, и продавцы продуктов, обогащавшиеся на горе блокадников. Это было действительно криминальное перераспределение продовольственных ресурсов города, в котором одна сторона жизненно нуждалась, а другая – реализовывала свою страсть к обогащению преступным путем, обворовывая голодающее население осажденного Ленинграда[282].

«Ходил на Кузнечный рынок, – записал 4 января 1942 г. учитель А. И. Винокуров. – Народу на рынке много, не менее 2-х тысяч человек, а товару – на несколько десятков дореволюционных золотых рублей. Процветает, если можно так выразиться, меновая торговля. Меняют предметы первой необходимости – свечи, керосин, дрова, табак, спички, одежду, обувь и разные хозяйственные вещи на сельско-хозяйственные продукты. Большой спрос на дуранду (жмыхи), самовары и печи-буржуйки. Деньги в большой мере потеряли свойство универсального товара вследствие боязни торгующих оказаться „спекулянтами“. Дело в том, что меновая торговля не преследуется, а продажа по высоким ценам влечет большие неприятности. Был свидетелем, когда продающие за деньги задерживались агентами милиции, переодетыми в штатское»[283]. Наряду с крупными ленинградскими рынками, вокруг которых шла меновая торговля, в городе стихийно возникали многочисленные «толкучки» и «барахолки», которые невозможно было жестко контролировать и потому они притягивали как продавцов, так и покупателей. В первой половине января 1942 г., когда большинству работающих еще не была выплачена зарплата за декабрь 1941 г., на «черном рынке» можно было купить немного хлеба – 200 г за 230 руб., в то время как государственная цена 1 кг хлеба в январе 1942 г. составляла 1 руб. 90 коп. Покупательная способность населения в это время была крайне низкой из-за того, что значительная часть ленинградцев вообще не получала никаких денег. В привилегированном положении находились руководители предприятий и учреждений, директора институтов и вузов, заведующие лабораториями, выполнявшими оборонные заказы, а также квалифицированные рабочие оборонных предприятий. Зарплата этих категорий колебалась в пределах от 800 до 1200 руб.[284] Владельцы похищенного продовольствия, как правило, не рисковали продавать свой товар на рынке, а наметанным глазом выискивали нужных им покупателей и совершали свои сделки за пределами рынка либо на дому. Иногда этим пользовались бандиты, которые под предлогом продажи тех или иных продуктов питания завлекали покупателей к себе, грабили их и убивали.

Как уже отмечалось, одним из важнейших факторов выживания ленинградцев была их трудовая деятельность. Но в январе 1942 г. сфера применения их труда значительно сузилась: к концу декабря 1941 г. остановилось почти 270 крупных предприятий, признанных до этого жизненно важными для обороны города. «Завод мертв, – записал 14 января 1942 г. главный инженер «Судомеха» В. Ф. Чекризов. – Работают только вручную по оборудованию спеццеха, да буржуйки делают в 8-м цехе»[285]. В январе 1942 г. из 68 важнейших заводов оборонной, судостроительной и машиностроительной промышленности действовало только 18, да и то не на полную мощность[286]. Тем не менее 7 января 1942 г. А. А. Жданов обратился к Председателю ГКО И. В. Сталину с ходатайством о награждении работников ленинградской промышленности, которые в истекшем полугодии «успешно справились с выполнением заданий Государственного Комитета