Даниил Хармс - Дневниковые записи

[По иронии случая, в данной книге тоже опечатка: год рожд. «1990», исправлен мною на 1909 г. — С. В.]

 Владимиров умер от туберкулеза двадцати двух лет. «На панихиду [по Ю. Владимирову — А. К., А. У.] Хармс не пришел, — вспоминал А. Пантелеев. — Меня это страшно удивило. И, помню, при встрече я спросил у него (помню, что был этот разговор на Николаевском мосту), почему он не пришел. И, помню, он ответил: — Я никогда никого не провожаю».

 Данный текст, инкорпорированный нами в корпус автобиографических текстов Хармса, позволяет установить, что Владимиров вошел в ОБЭРИУ, по крайней мере, в апреле-мае 1929 г., но не в конце 1929 — начале 1930 г. как указывает Левин, ссылаясь на воспоминания И. Бахтерева (Бахтерев И. Дом против сквера (Воспоминания о Ю. Владимирове) / Частное собрание, г. Ленинград/).

См. также о Владимирове:

Биневич Е., Вдохновенный мальчишка / О литературе для детей. Вып. 16. Л., 1972. С. 140–153 (неправильные даты жизни — 1908–1931);

Разумовский А. Юрий Владимиров и Черубина де Габриак / ГПБ. Ф. 1254, ед. хр. 21.

95

Ленинградский костел в Ковенском переулке (д. 6) был виден из окна комнаты Хармса. «Д. И. бывал там, — писал А. Пантелеев. — Он рассказывал мне, что ксендз — молодой француз — дал обет прослужить пять, кажется, лет в Советской России».

[Неясно, к чему относится это примечание: в тексте нет сноски 95. — С. В.]

96

Согласно А. Т. Никитаеву (см.: Даугава. 1989. No. 8. С. 97) запись дешифруется: «Господи, помоги мне быть здоровым». По причине чрезвычайной мнительности Хармс составляет в это же время свои температурные графики.

97

Размышления о луне, в которых Хармс отдает дань литературной традиции, в том числе в русской поэзии (см., например, «Приглашение на луну» О. Мандельштама), небезинтересны, поскольку здесь так же, как и в предыдущей записи, Хармс пытается представить свою космогоническую модель вселенной, что он осуществит еще раз в тексте «Мыр» (30 мая 1930 г.). Его рассуждения о преодолении тяготения, в его творчестве связанные с мотивом полета, во многом перекликаются с идеями К. Малевича в «Бог не скинут» (Витебск, 1922). Мотив полета возникает уже в ранних стихотворениях Хармса («Авиация превращений», «Жизнь человека на ветру», «Полет в небеса») как явление, до сих пор непознанное, на которое немногие могут решиться. Он достигает своего апогея в «Лапе» — где это единственная форма существования одного из героев — Хлебникова. После мотив полета переходит в прозу, где имеет значение противостояния внутреннему опустошению как персонажей рассказов, так и окружающего мелочного мира. Характерно, что последнее известное стихотворение Хармса, датированное 15 марта 1939 г. подводит своеобразный итог его произведениям на тему о полете:

Я долго думал об орлахИ понял многое:Орлы летают в облаках,Летают никого не трогая.Я понял, что живут орлы на скалах и в горахИ дружат с водяными духами.Я долго думал об орлах,Но спутал, кажется, их с мухами.

(IV, 65).

98

В это время Хармс работает над собственной системой «цисфинитной логики». Его логико-философские размышления 1930-х гг. — «Третья Цисфинитная логика бесконечного небытия», «Не'теперь», «Вечерняя Песнь к имянем моим существующей», «То то скажу тебе брат…» и философский цикл «Измерение вещей» восходят прежде всего к эзотерической философии Я. С. Друскина; см.: Друскин Я. С. Вблизи вестников. Washington, 1988: Жаккар Ж.-Ф. Несколько слов о забытом философском направлении (в печати).

99

О какой вещи идет речь, неизвестно. Из 11 самостоятельных глав состоял манифест «Одиннадцать утверждений Даниила Ивановича Хармса» датированный 18 марта 1930 г., где он также отрекается от логического течения мысли:

«VIII утверждение.

И человек, и слово, и число подчинены одному закону.

IX утверждение.

Новая человеческая мысль двинулась и потекла. Она стала текучей. Старая человеческая мысль говорит про новую, что она „тронулась“. Вот почему для кого-то большевики сумасшедшие.

Х утверждение.

Один человек думает логически; много людей думают текуче.

XI утверждение.

Я хоть и один, а думаю текуче.

все.»

(ГПБ.: Ф. 1232, ед. хр. 371).

100

Ср. высказывание В. Хлебникова:

«Словотворчество учит, что все разнообразие слова исходит от основных звуков азбуки, заменяющих семена слова. Из этих исходных точек строится слово, и новый сеятель языков может просто наполнить ладонь 28 звуками азбуки, зернами языка.»

(«Наша основа» // Хлебников В. Творения. М., 1985. С. 624).

101

Хармс с Введенским приехали в Курск 13 июля 1932 г. для отбытия ссылки и поселились в доме 16 на Первышевской улице. 1 октября Введенский с художницей Е. В. Сафоновой выехали из Курска в Вологду. Хармс пробыл в Курске до начала ноября, в десятых числах он вернулся в Ленинград.

Этот рассказ был написан, видимо, вскоре после приезда в ссылку. По настроению он во многом совпадает с письмами Хармса из Курска А. И. Пантелееву, публикуемыми нами в Приложении.

Рассказ «Я один…» так же, как и следующий за ним рассказ-воспоминание «Мы жили в двух комнатах…», был впервые опубликован Ж.-Ф. Жаккаром: Русская мысль. No. 3730. Лит. приложение No. 6. 1988. 24 июня. С. XI.

Подробнее об аресте Хармса, Введенского, Бахтерева и др. и курской ссылке см.: Мейлах И. Даниил Хармс: Anecdota posthuma / Русская мысль. No. 3781. Лит. приложение No. 8. 1989. 23 июня. С. Х-ХI; Устинов А. Дело Детского сектора Госиздата 1932 г. Предварительная справка / М. А. Кузмин и русская культура XX века. Л., 1990.

102

Хармс противопоставляет астрономическое время и декретное (или «московское») время. Декретированный перевод часовой стрелки в России вслед за Великобританией был введен Временным правительством. 27 июня 1917 г. было принято постановление о переводе Часовой стрелки на час вперед с 30 июня. Совнарком декретом от 22 декабря 1917 г. восстанавливает астрономическое время, но в дальнейшем постоянно отдает распоряжения о переводе часовой стрелки на разное число часов и на разные сроки; наконец, в конце 1922 г. устанавдивается декретное время — на час раньше астрономического. Для Хармса время — одна из важнейших категорий бытия (см. его трактат «о времени, о пространстве, о существовании»), вероятно, поэтому он в дневниках обозначает «чистое» астрономическое время.

103

Лазарь Коган — следователь секретно-политического отдела ГПУ, который вел все «культурные» дела в Ленинграде 1929-32 гг., стал известен Хармсу задолго до собственного ареста — в 1929 г. он допрашивал членов семьи А. И. Русакова (См. уже цитировавшиеся в прим. 50 строчки «В этой комнате Коган под столом держал наган»).

По свидетельству И. В. Бахтерева, Коган был сторонником «интеллигентных (и интеллектуальных) допросов», пытаясь вести дознание от глобальных философских вопросов к частностям дела. Характерны и его обвинения: «литературная литургия» — для стихов Введенского или «идеологически вредная история» (но не антикоммунистическая, подрывающая основы советского строя и т. д.) — для рассказа Хармса «Как Колька Панкин летел в Бразилию, а Петька Ершов ничему не верил».

В период перестройки НКВД в 1938 Коган был арестован и расстрелян.

104

Лев Германович Лёвенберг — скрипач, артист камерного квартета.

105

В 1-м издании книги «Маленькие дети» (Л., 1928) К. И. Чуковский ничего не писал о детской поэзии. Хармса он упоминает во 2-ом издании (Л., 1929), (которое Хармс расценил как первое), когда размышляет о словесной игре в детских стихах:

«В этой области замечательны опыты молодого поэта Даниила Хармса, который возвел такое словесное озорство в систему, и благодаря ему достигает порою значительных чисто-литературных эффектов, к которым дети относятся с беззаветным сочувствием.

Одним из лучших памятников такой словесной игры является его „Иван Иваныч Самовар“, где всему повествованию придана такая смехотворно-однообразная (и очень детская форма):

…Вдруг Сережа приходил…

[и далее по тексту стихотворения]

Я отнюдь не говорю, что детские писатели, непременно должны заниматься таким озорством, забыв о всяких других литературных задачах (это было бы ужасно и привело бы к деградации детской поэзии), я только хотел бы, чтобы педагоги признали наше законное право на подобные словесные игры, очень близкие детской психике»

(С. 202–203)

В 3-ем издании «Маленьких детей» — «От двух до пяти» (Л., 1933) Чуковский сократил цитаты из «Ивана Иваныча Самовара», но зато включил цитаты из «Миллиона» и «Вруна».