Багаев лог - Валерий Андреевич Москвитин

к ней хозяин. — Расскажи, какое у тебя горе, а там посмотрим, в силах ли я помочь.

— В силах, в силах, брат мой, — кротко заметила тетя Ксеня.

И Соколова стала рассказывать о своей беде.

«Святой брат» ответил не сразу.

— Какая от меня помощь? Помогать будет бог, вот его и попросим. Один умер, второго отстоим.

Мария Степановна в благодарность вытащила из сумочки деньги, тридцать рублей, и протянула их Петру. Тот с недовольным выражением на лице отвел ее руку и указал на небольшой ящичек в виде копилки:

— Мне самому денег не надо, а вот на постройку храма они нужны.

Врачи упорно боролись за жизнь старшего мальчика. Его мать с опухшим от слез лицом не выходила из больницы, а бабушка усердно молилась.

На следующий день после посещения «брата» Петра тетя Ксеня повезла Соколову в город, на собрание «пятидесятников». Их моление не было похоже на церковную службу. Тетя Ксеня посадила Марию Степановну на первую скамью, совсем близко к столу, за которым сидели брат Петр и еще двое мужчин. Верующие постепенно тихо заполняли помещение, в доме становилось тесно и душно. Священника здесь не было. Один из сидевших за столом мужчин — обыкновенный, ничем не примечательный на вид человек — простыми и понятными словами обратился ко всем находящимся в комнате. Его слова сразу поразили Соколову.

— Братья и сестры! — говорил мужчина. — Когда вы с богом, вам все открыто, и, утомленные от жизни земной, вы всегда найдете в нем спокойствие для своей души.

Глаза проповедника встретились с глазами Марии Степановны, и она вдруг задрожала, слезы подступили у нее к горлу. А проповедник, словно поняв, что с ней творится, продолжал сладким, проникновенным голосом:

— Ныне, к радости нашей и ликованию, среди нас находятся необращенные, ищущие веры. Пусть они найдут ее...

И тут голос проповедника потонул сначала в нестройном, а затем все крепнущем хоре:

— Не может несчастье проникнуть туда,

Где бодрствует ангел на страже всегда...

Услышав эти слова, Соколова не справилась с собой, закрыла лицо руками и заплакала. Ее трясло, как в лихорадке, она была почти в беспамятстве. Ей казалось, что хор поет где-то наверху, над головой. Тишина и умиротворение снизошли на нее.

На следующий после моления день врач в больнице сказал:

— Внуку вашему стало лучше, теперь пойдет на поправку.

«Вот оно, чудо, свершилось», — подумала Мария Степановна, и сердце у нее радостно забилось, но тут же тоскливо сжалось: «Пошла бы пораньше, и Павлуша был бы живой», — и она почти с ненавистью подумала о муже, запретившем ей раньше обратиться к брату Петру.

С тех пор Мария Степановна стала все больше и больше отдаляться от мужа. Ей казалось, что только там, в общине, идет настоящая жизнь, которую следует прожить на земле, чтобы подготовиться к бессмертию. Руки ее делали привычную домашнюю работу, а мыслями она была среди «братьев и сестер».

Каждый раз на молитвенном собрании Соколова страстно ждала той минуты, когда все начинали молиться вслух, рыдать, каяться, испрашивать у всевышнего милости. Вскоре она стала одной из самых больших фанатичек в секте «пятидесятников».

Другим путем пришел в религию брат Петр, который стал руководителем, наставником и властителем души Соколовой, волю которого она выполняла беспрекословно.

Его родители в свое время были матерыми спекулянтами. Дом у них был — полная чаша. Соответственно и сыну они ни в чем не отказывали. Избалованный, привыкший к тому, что любые его желания выполнялись, вихрастый рыжеволосый парень верховодил сверстниками. Он привык быть «первой величиной» и дома, и на улице. В школе поначалу он тоже был первым, но постепенно от родителей, которые часто при нем вели разговоры о своих «коммерческих делах», перенял пренебрежительное отношение к труду и твердо усвоил, что счастье в жизни дают только деньги и чем их больше, тем лучше. Поэтому он, еле-еле окончив школу, стал уже подумывать о том, как лучше использовать родительскую мошну для продолжения легкой и сытой жизни. Но, видно, родители слишком увлеклись своей «коммерческой» деятельностью, за что и отбыли в места не столь отдаленные, и мошна их иссякла. Ставший уже великовозрастным, Петр начал искать подходящую работу, но в любом месте для того, чтобы получать деньги, надо было честно трудиться, а это противоречило его стойким убеждениям. Петр был не глуп от природы, и весь свой ум он направил на изобретение легких способов добывания денег — стал мошенником. Много доверчивых людей оплачивало его веселую жизнь. Но в конце концов он все же попался. «Три года лишения свободы», — гласил первый приговор.

Отбыв срок наказания, Нестерец научился подделывать облигации государственных займов, и... снова колония. Годы шли, второй срок наказания подходил к концу. Петр стал серьезно задумываться о честной жизни. Возможно, он и порвал бы с прошлым, если бы не одна встреча...

Как-то в колонии появился седой благообразный старикашка, неизвестно за что получивший срок. Он и рассказал Петру о «пятидесятниках». Вскоре разговоры их стали долгими и систематическими. Сначала Петр слушал просто от скуки, но однажды у него мелькнула мысль: «Надо переквалифицироваться». От старика он узнал многое о создании этой секты, ее целях и принципах деятельности.

На свободу Нестерец вышел, снабженный нужными адресами. Он завел необходимые знакомства, стал читать «духовную» литературу, а когда почувствовал себя достаточно подготовленным, начал действовать уже как проповедник. И опять началась безбедная, сытая жизнь. Она продолжалась почти девять лет. Почти девять лет Петра, как он откровенно и цинично признавался в письмах к своему родителю, «питал бог». Но сам он не верил ни в бога, ни в черта. Деньги — вот какой был у него бог.

За «христовы поучения» брат Петр успешно вымогал у верующих пожертвования для «божьих дел». Всю свою изворотливость, всю хитрость ума он направил на то, чтобы завлекать людей в секту и держать свою общину в слепом повиновении. Тайно на квартирах сектантов в поселке и в городе и даже в лесу устраивались молитвенные сборища, на которых людей доводили до исступления, когда они начинали выкрикивать бессмысленные слова, трястись, рыдать. И, если было нужно, в такие моменты брат Петр прибегал к холодному, расчетливому запугиванию:

— Сестра! Услышал бог твою молитву, хотя и грешна ты. В последний раз прощаются тебе сомнения в истинности евангельской веры, помни это!

Мария Спиридоновна благоговейно слушала своего «брата» по секте и кивала головой. А брат