«Благо разрешился письмом…» Переписка Ф. В. Булгарина - Фаддей Венедиктович Булгарин

Хотя я и читаю, что это «окончание», но надеюсь, что это «окончание» повлечет за собой обширные замечания[206], и полагаю, что вы получили присланный месяц тому назад кусок, в котором я так много написал о Ладоге и Новгороде.

Теперь посылаю четвертый кусок, прося: 1) мои рукописи, как третью, так и четвертую, вернуть мне назад; 2) уведомить меня – хорошо ли я делаю, что так широко распространяюсь? Может быть, вы желали бы, чтобы я писал более сжато? Прошу откровенно сообщить мне ваше желание. Несколько лиц, занимающихся древнею историей, как здесь в Вильне, так и в Варшаве, обрушились на Карамзина за времена короля Даниила[207]. Об этих временах уже и я хотел очень много писать. Пожалуй, они доставят мне больше материалов. Это наши ксендзы.

По поводу нового года посылаю мои пожелания всякого благополучия вам и дорогому г. Юзефу, которому кланяюсь.

Жалею, что там, где различаю civitates от castrów[208], не привел: 1) заглавия Софийского временника, недавно изданного канцлером[209], стр. … 2) места, которого теперь найти не могу, в котором говорится, что в городе Великого Новгорода есть два дворца. Эти места доказывают, что у славян город есть castron, и слово «место» употребляется не в нынешнем русском значении, но в старинном, которое сохранилось доныне и в польском[210]. Если найду цитаты, то, может быть, пришлю вовремя, но их ожидать нечего.

Г. Онацевич напоминает вам о Волынском летописце[211]. Как бы он мне был необходим для рецензии. Подбивает меня Онацевич не писать дальше, пока не исполните своего обещания. Не знаю, какое там у вас заключено условие. Если б, однако, оно могло быть исполнено, я бы очень этим воспользовался. Много ли стоило бы труда получить копию Волынского летописца?

Лелевель

18. И. Лелевель Ф. В. Булгарину

8 июня 1824. Вильно.

Милостивый государь

Слишком уже давно я к вам не обращался. Не знаю, сердитесь ли на меня за это или нет, но так как не получаю обратно моих посланных вам кусков, да притом последнего отрывка не нахожу в «Северном архиве»[212], то думаю, что нет ничего такого, что побуждало бы писать скорее. Вы мне обещали (может, в шутку) 60 писем (о них я вспомнил здесь в шутку). Но, может, дальнейший мой труд над Карамзиным сделался ненужным. Во время приближающихся вакаций я мог бы вам прислать значительную часть. Может быть, вы сердитесь на меня из-за проволочки, но если бы меня лучше знали, то простили бы. О том, что Погодин написал и меня на сем хотел поймать[213], в свое время и в своем месте будет сказано.

Г. Сенковскому я должен ответ и различные благодарности, но потому, что мне надо к нему писать много, то едва соберусь во время вакаций; пока посылаю поцелуй.

Это короткое письмо пишу наскоро, чтобы вновь положиться на вашу благосклонность.

Всегда с истинным почтением искренно доброжелательный и преданный

покорный слуга

Лелевель Иоахим

19. Ф. В. Булгарин И. Лелевелю

15 июня 1824 г.

Милостивый государь

Не имею слов благодарить за продолжение критики. Я так вам обязан, что не хватит целой жизни отблагодарить. В доказательство, какое впечатление производит ваше сочинение, прочтите в альманахе «Полярная звезда» на 1824 г. то, что сказано о вашей критике[214]. «Полярная звезда» раскуплена в три недели в числе 1500 экземпляров. Что же касается обширности сочинения, которой вы боитесь, честь имею уведомить, что чем больше, тем лучше, так как каждое ваше слово имеет цену и вес. О Волынском летописце, которым меня мучит Онацевич около двух лет, не могу сказать, откуда он взял, что его печатают и что его легко достать, даже у Румянцева его нет, есть только один экземпляр в Публичной библиотеке[215], но там запрещен доступ к рукописям. Онацевич чудак, вобьет себе что-либо в голову, не давая труда проверить. Я решительно нигде не видел Волынского летописца, а он меня осаждает требованием выслать его. Рукопись его возвращаю при случае: на этих днях один господин отправляется в Вильну. Я весьма уважаю и очень люблю достойного уважения и доброго Онацевича и рад получать его письма, но очень прошу, чтобы он не вкладывал в свои письма стихов Кохановского и чтобы не разогревал их патриотизмом, так как это вовсе не согласуется с моим образом жизни и с моим жребием. Я смотрю только в книги, а что делается на свете, не хочу знать. С нетерпением ожидаю вашего продолжения и прошу также разрешения кое-что, важное для края и обычаев, перелагать в иную форму. Я опустил цитату о слабом писателе Нехачине, так как она не имеет ни малейшего значения[216], в остальном перевод, кажется, верен[217].

С глубоким уважением имею честь быть навеки вечный слуга

Т. Булгарин

NB. Прошу уведомить Контрыма, Онацевича, Шидловского, чтобы они мне не рекомендовали виленской молодежи, потому что с виленской молодежью больше беды, чем толку. Я решительно ни одного из студентов принимать у себя не буду, Бог с ними, а нам, спокойным литераторам, следует от них сторониться.

20. И. Лелевель Ф. В. Булгарину

[Конец 1824 г. (после 14 августа)]

Милостивый государь

Писать, что тут делается! Писать рецензию! Я не сдержал свое обещание, потому что предвидел, что настанет минута, когда у меня будет больше свободного времени, чем хотелось бы, а у меня было много неотложных дел, которые нужно было сделать. Теперь будет какой-никакой отдых, так как мало возможностей продолжать работу. Ничто не сможет компенсировать мне утраченную должность. Лобойко похвалялся, что говорил обо мне в Петербурге; но догадываюсь, что это басни[218]. Повторяю, я остро переживаю потерю своей должности не из-за положения, не из-за почестей, но из-за того, что найденные пути в работе отрезаны, что, потратив лучшую часть своей жизни, вижу, что открывшиеся предо мной пути перекрыты, что единственные в моей работе удовлетворение и утешение исчезли. Я чуждался посторонних дел; только из-за неотменимых обязанностей я сотрудничал с другими; только из-за необходимости я присоединялся к другим университетским интересам; только наука была моей целью. И, повторяю, утрата моей должности в Вильно ничем не может быть заменена и ничем иным вознаграждена быть не может. Но все же я не перестану читать и анализировать Карамзина. Пока могу, хочу сдержать свое обещание. Только на