Я — следователь - Валерий Андреевич Москвитин

Анатолий Сосунов. Подвижный, стройный, узкоплечий парнишка, самый молодой из нас, он быстро завоевал всеобщую симпатию и доверие. Был он бесстрашен в любых ситуациях — мы сумели в этом убедиться за короткий срок.

Анатолий учился в университете на первом курсе биофака.

— Здравствуй, Толя! — обрадованно протянул я руку Сосунову, а у самого замелькала хитренькая мыслишка оставить его вместо себя. Не раздумывая долго, я приступил к делу: — Садись за стол дяди Миши.

— Зачем? — удивился Сосунов.

— Останешься за него минут на двадцать.

— Ух ты! — восхищенно выдохнул Анатолий.

— Слушай внимательно. — Я быстро, но детально пересказал Сосунову все, что узнал от дяди Миши. — Дело серьезное, и ты должен отнестись к нему со всей ответственностью, — предупредил я его напоследок.

— Да, серьезное, — озабоченно согласился Сосунов, а затем, подозрительно оглядев меня, заинтересовался: — А ты куда? Ведь сам же предупреждал, чтобы собирались группами по три человека.

— Не закудыкивай дорогу, — шутливо отделался я и торопливо покинул кабинет Фомина, оставив Сосунова, с удивлением смотревшего мне вслед.

Да, дело было серьезное. По городу среди людей разгуливал опасный вооруженный преступник, готовый без колебаний применить насилие против любого. И потому десятки, если не сотни человек: оперативники уголовного розыска, участковые, постовые, дежурные милиции и бригадмильцы — были ориентированы в этот день на розыск и задержание Ванюхина.

Но судьба распорядилась так, что первая встреча Ванюхина состоялась со мной и мне удалось, но лишь частично, наказать этого матерого злодея.

Почему-то я подумал, что после нападения, совершенного в трамвае, Ванюхин оставит этот вид транспорта и перейдет на автобусы. Когда я вышел из управления, мне показалось, что Ванюхина я встречу на первом же маршруте. На самом деле все было не таким простым. Часа три я безрезультатно перескакивал с автобуса на автобус, с маршрута на маршрут, благо по согласованию отдела уголовного розыска с руководством автотранспортного управления мы были снабжены специальными разрешениями на бесплатный проезд в автобусах.

Смеркалось. В центре города начали зажигаться фонари, которые в сумерках отливали оранжевым цветом. Когда автобус свернул с центральной улицы, водитель включил свет, его лучи на мгновение выхватили из темноты столпившихся на остановке людей. Толпа была значительной, и я поспешил из передней части салона в заднюю.

Ванюхина узнал сразу. Его смуглое удлиненное лицо можно было назвать привлекательным, если бы не глубоко сидящие под насупленными бровями, настороженно бегающие глазки, которыми он ощупывал пассажиров автобуса. Чем-то неуловимым он напоминал хищную птицу, а скорее даже ворона. Темный шерстяной плащ и надвинутая на лоб кепка-восьмиклинка усиливали это сходство. На ногах у него были черные блестящие хромовые сапоги с высокими голенищами, скрывающимися под полами плаща. Роста он был выше среднего, фигура стройная, гибкая, подвижная и, по всей видимости, сильная. Все это я успел мгновенно рассмотреть и отметить перед тем, как у меня мелькнула мысль сразу же броситься на него.

«Спокойнее, — остановил я себя. — В такой толкучке я ничего не добьюсь, да и неизвестно, один он или с сообщником». Самое надежное в этой ситуации было брать Ванюхина с поличным во время карманной кражи, тогда у меня могли оказаться союзники в лице потерпевшего и среди пассажиров. Придя к такому решению, я немного успокоился и пристроился сзади Ванюхина, украдкой наблюдая за его действиями и прикидывая, кто может быть его напарником.

«Интересно, — думал я, — тот нож у него с собой или нет? Навряд ли он будет таскать подобный вещдок».

Ванюхин ни с кем не переговаривался, не перебрасывался взглядом и не делал никому никаких знаков, как это бывает, когда карманники работают на пару. Поэтому я пришел к выводу, что он сейчас без сообщника.

Между тем автобус следовал по своему маршруту, а карманник пробирался вперед, расталкивая пассажиров, врезаясь в плотно спрессованную массу людей, как нож в замерзшее масло. Руки он держал внизу, и я предполагал, что он ощупывает карманы. Двигаться за ним было нелегко, со всех сторон следовали возмущенные возгласы, а то и толчки локтями под бока. На что, на что, а на это рассерженные пассажиры не скупились. Фигура Ванюхина извивалась как угорь. Неожиданно в его левой руке я увидел небольшой желтый кошелек, он опустил его в карман своего плаща и рывком протиснулся на переднюю площадку. Оттолкнув высокого мужчину в спецовке, я бросился на Ванюхина, громко крича:

— Держите, карманный вор!

Мой возглас перекрыл истошный женский визг:

— Обокрали!

С другой стороны Ванюхина схватил за рукав какой-то мужчина. Я не успел рассмотреть его, заметил только, что на его голове была зеленая модная шляпа. Карманник ловко оттолкнул нас, и в его руке заблестела раскрытая бритва из тех, которые бреющиеся называют «опасными».

— А ну подходи! — ощерился Ванюхин, обнажив мелкие ровные зубы.

Вокруг сразу же стало свободнее.

— Пашка, двери! — коротко бросил карманник.

Откуда-то сзади из-за моей спины выбился здоровенный парень. Он бросился к дверям. Ванюхин начал отступать вслед за ним. И вот когда, пятясь, он сделал шаг к уже раздвинутым дверям, я повторил его движение и без замаха, вложив в удар всю силу своего тела и всю ненависть, обрушил кулак прямо в его ощерившиеся зубы. Пальцы мои хрустнули, и я, в первый момент не ощутив боли, увидел, как у Ванюхина выпал верхний передний зуб; он задержался на вороте его плаща, а затем скатился на пол.

Карманник неуклюже взмахнул бритвой, но я бросился в сторону, и лезвие, впившись в ткань моего плаща в области груди, пошло вниз. Я все отклонялся и отклонялся назад, а пола плаща натягивалась и бесшумно распадалась на две половины сверху донизу. В следующее мгновение Ванюхин с искривленным от боли лицом выпрыгнул из автобуса прямо на ходу вслед за своим напарником. Двери громко, с металлическим скрежетом захлопнулись. Когда улеглась суматоха и водитель понял, что от него требуется, и остановил автобус, преступников и след простыл. Они скрылись в темных переулках.

На другой день я не мог смотреть в глаза Михаилу Николаевичу. Он проводил с нами что-то вроде оперативного совещания на тему о самодисциплине.

— Конечно, я не могу требовать от вас такой дисциплины и подчинения, как от кадровых работников. Я даже никого из вас не могу наказать в дисциплинарном порядке. Все вы действуете на общественных началах, но это не говорит о том, что имеете право на разгильдяйство. Разгильдяйство, — повторил он, посмотрев на меня.