Марина Цветаева - Письма. Часть 2

_______

Мур поступил в хорошую школу, нынче был уже на параде, а завтра первый день идет в класс.

…И если в сердечной пустыне,Пустынной — до краю очей,Чего-нибудь жалко — так сына:Волчонка — еще поволчей…[2143]

(Это — старые стихи. Впрочем, все старые. Новых — нет.) С переменой мест я постепенно утрачиваю чувство реальности: меня — все меньше и меньше, вроде того стада, к<отор>ое на каждой изгороди оставляло по клоку пуха… Остается только мое основное нет.

_______

Еще одно. Я от природы очень веселая. (М. б. это — другое, но другого слова нет.) Мне очень мало нужно было, чтобы быть счастливой. Свой стол. Здоровье своих. Любая погода. Вся свобода. — Всё. — И вот — чтобы это несчастное счастье — тáк добывать, — в этом не только жестокость, но глупость. Счастливому человеку жизнь должна — радоваться, поощрять его в этом редком даре. Потому что от счастливого — идет счастье. От меня — шло. Здóрово шло. Я чужими тяжестями (взвáленными) играла, как атлет гирями. От меня шла — свобода. Человек — вдруг — знал, что выбросившись из окна — упадет вверх. На мне люди оживали как янтарь. Сами начинали играть. Я не в своей роли — скалы под водопадом: скалы, вместе с водопадом падающей на (совесть) человека… Попытки моих друзей меня растрагивают и расстраивают. Мне — совестно: что я еще жива. Тáк себя должны чувствовать столетние (умные) старухи…

Если бы я была на десять лет моложе: нет — нá пять! — часть этой тяжести была бы — с моей гордости — снята тем, что мы для скорости назовем — женской прелестью (говорю о своих мужских друзьях) — а тáк, с моей седой головой — у меня нет ни малейшей иллюзии: всё, что для меня делают — делают для меня — а, не для себя… И это — горько. Я тáк привыкла — дарить!

_______

(NB! Вот куда завела — «комната».)

Моя беда в том, что для меня нет ни одной внешней вещи, всё-сердце и судьба.

_______

Привет Вашим чудным тихим местам. У меня лета не было, но я не жалею, единственное, что во мне есть русского, это — совесть, и она не дала бы мне радоваться воздуху, тишине, синеве, зная, что, ни на секунду не забывая, что — другой в эту же секунду задыхается в жаре и камне.

Это было бы — лишнее терзание.

Лето хорошо прошло: дружила с 84-летней няней, живущей в этой семье 60 лет. И был чудный кот, мышиный, египтянин, на высоких ногах, урод, но божество. Я бы — душу отдала — за такую няню и такого кота.

_______

Завтра пойду в Литфонд («еще много-много раз») — справляться о комнате. Не верю. Пишите мне по адр<есу>: Москва, Мерзляковский пер<еулок>, д<ом> 16, кв<артира> 27

Елизавете Яковлевне Эфрон

(для М. И. Ц.)

Я здесь не прописана и лучше на меня не писать. Обнимаю Вас, сердечно благодарю за память, сердечный привет Инне Григорьевне.[2144]

МЦ.

14 сент<ября> 1940 г.

Ответ на письмо поэтессе В. А. Меркурьевой

(меня давно знавшей)

— «В одном Вы ошибаетесь — насчет предков»…

Ответ: отец и мать — не предки. Отец и мать — исток: рукой подать. Даже дед — не предок. Предок ли прадед? Предки — давно и далёко, предки — череда, приведшая ко мне…

Человек, не чувствующий себя отцом и матерью — подозрителен. «Мои предки» — понятие доисторическое, мгла (туман) веков, из к<отор>ой наконец проясняются: дед и бабка, отец и мать, — я.

Отец и мать — те, без к<отор>ых меня бы не было. Хорош — туман!

То, что я, всё, что я — от них (через них), и то, что они всё, что они — я.

Даже Гёте усыновил своего маниакального отца:

Von Vater hab ich die Statur,

Des Lebens ernstes Führen,

V…

U…[2145]

А Марк Аврелий — тот просто начинает:

Отцу я обязан… — и т. д.

Без этой обязанности отцу, без гордости им, без ответственности за него, без связанности с ним, человек — СКОТ.

— Да, но сколько недостойных сыновей. Отец — собирал, сын — мот…

— Да, но разве это мой случай?

Я ничем не посрамила линию своего отца. (Он поставил) Он 30 лет управлял Музеем, в библиотеке к<оторо>го — все мои книги. Преемственность — налицо.

— «Отец, мать, дед»… «Мы Москву задарили»… «Да Вы-то сами — чтó дали Москве?»

Начнем с общего. Человек, раз он родился, имеет право на каждую точку земного шара, ибо он родился не только в стране, городе, селе, но — в мире.

Или: ибо родившись в данной стране, городе, селе, он родился-то распространению — в мире.

Если же человек, родясь, не имеет права на каждую точку земного шара — то на какую же единственную) точку земного шара он имеет право? На ту, на к<отор>ой он родился. На свою родину.

Итак я, в порядке каждого уроженца Москвы, имею на нее право, п. ч. я в ней родилась.

Что можно дать городу, кроме здания — и поэмы? (Канализацию, конечно, но никто меня не убедит, что канализация городу нужнее поэм. Обе нужны. По-иному — нужны.)

________

Перейдем к частному.

Что «я-то сама» дала Москве?

«Стихи о Москве» — «Москва, какой огромный странноприимный дом…» «У меня в Москве — купола горят»… «Купола — вокруг, облака — вокруг»… «Семь холмов — как семь колоколов»… — много еще! — не помню, и помнить — не мне.

Но даже — не напиши я Стихи о Москве — я имею право на нее в порядке русского поэта, в ней жившего и работавшего, книги к<оторо>го в ее лучшей библиотеке. (Книжки нужны? а поэт — нет?! Эх вы, лизатели сливок!)

_______

Я ведь не на одноименную мне станцию метро и не на памятную доску (на доме, к<отор>ый снесен) претендую — на письменный стол белого дерева, под к<оторы>м пол, над к<отор>ым потолок и вокруг к<оторо>го 4 стены.

_______

Итак, у меня два права на Москву: право Рождения и право избрания. И в глубоком двойном смысле —

Я дала Москве то, что я в ней родилась.

Родись я в селе Талицы Шуйского уезда Владим<ирской> губ<ернии>, никто бы моего права на Талицы Шуйского уезда Владим<ирской> губ<ернии> не оспаривал.

Значит, всё дело в Москве — миров<ом> городе.

А какая разница — Талицы и Москва?

Но «мировой город» — то она стала — потом, после меня, я — раньше нынешней, на целых 24 года, я родилась еще в «четвертом Риме»[2146] и в той, где

…пасут свои стадаПатриархальные деревниУ Патриаршего пруда

(моего пруда, пруда моего младенчества).[2147]

Оспаривая мое право на Москву, Вы оспариваете право киргиза на Киргизию, тунгуса на Тунгусию, зулуса на Зулусию.

Вы лучше спросите, что здесь делают 31/2 милл<иона> немосквичей и что они Москве дали.

— Право уроженца — право русского поэта — право вообще — поэта, ибо если герм<анский> поэт Р<ильке>, сказавший<:>

Als mich der grosse Ivan ans Herz schlug,[2148] на Москву не вправе… то у меня руки опускаются, как всегда — от всякой неправды — кроме случая, когда правая — в ударе — заносится.

Все права, милая В<ера> Ал<ександровна>, все права, а не одно.

Итак, тройное право, нет, четверное, нет, пятерное: право уроженца, право русского поэта, право поэта Стихов о Москве, право русского поэта и право вообще поэта:

Я — вселенной гость,Мне — повсюду пир.И мне дан в удел —Весь подлунный мир![2149]

И не только подлунный!

МЦ.

14 сент<ября> 1940 г. (NB! чуть было не написала 30 г. А — хорошо бы!)

МОСКВИНУ Н. Я

Голицыно, 9-го/22-го марта 1940 г., весна.

Дорогой Николай Яковлевич!

Приветствую Вас сегодня, в первый день весны. У нас он — сияющий. К. Зелинский,[2150] огромного роста, с утра расчищает в саду огромную, по росту — не дорожку, а дорогу — целую дорогу весны.

Я о Вас скучаю, по-настоящему, я к Вам очень привязалась.

Кончаю очередного Робин Гуда — выручало — и тихо, но верно подхожу к подножию полуторатысячестрочной горы — Этери. Эта Важа (она же — Пшавела) меня когда-нибудь — раздавит.

Народ — всё критики, из некритиков — Пяст,[2151] очень больной, тяжко и громко дышащий, и трогательно старающийся быть как все, и чем больше старается — тем безнадежней отличается.