Кузнецов против абвера - Анатолий Степанович Терещенко

военного атташе генерала Кестринга. Генерал… заявил мне, что он по поручению начальника германского Генерального штаба должен сообщить о том, что командование немецкой армии решило провести демобилизацию своей армии. Эта демобилизация должна выразиться в увольнении старших возрастов из частей, находящихся в Восточной Пруссии и на территории Польши, взамен демобилизованных в эти части будут переброшены солдаты молодых возрастов. Кроме того, будет произведена переброска войск на места постоянной дислокации в Восточную Пруссию и для образования на территории Польши новых гарнизонов, так как на западе им теперь держать много войск не нужно, в связи с этим по Восточной Пруссии и по территории Польши будут сильные передвижения войск. Учитывая, что переброска войск вызывает в иностранной печати нежелательные толкования, начальник Генерального штаба немецкой армии поручил ему донести это до сведения Генерального штаба Красной армии заранее, до начала воинских перевозок».

Наша агентура как военной, так и политической разведки сигнализировала конкретными материалами о подготовке войск нацистской Германии к нападению на Советский Союз. Об этом уже писано-переписано, поэтому нет смысла упоминать источники и суть их разведданных. Но в Кремле не смогли в полной мере оценить полученную угрожающую информацию. Позиция Сталина — спокойно ожидать вторжения и не провоцировать противника — явилась причиной тяжелейших потерь и поражений стратегического характера, которые понесли Красная армия, страна и народ в 1941 году.

Правда, Кестрингу перед самым началом войны пришлось поволноваться из-за неведения о прилете немецкого самолета. 15 мая 1941 года на центральном аэродроме в центре Москвы, недалеко от стадиона «Динамо», приземлился вне-рейсовый «Юнкерс-52» с германским экипажем. Он беспрепятственно совершил беспосадочный перелет по маршруту Кенигсберг — Москва. Оказалось, он был закуплен в Германии внешнеторговым ведомством СССР, но экипаж самолета не поставил в известность советскую сторону о времени и дате вылета.

И все же самолет был замечен постом наружного наблюдения ПВО №НП-1031 лишь тогда, когда он углубился на советскую территорию на 24 километра. Летом 1990 года на страницах советского «Военно-исторического журнала» была опубликована копия приказа наркома обороны СССР маршала С.К. Тимошенко № 0035 от 10 июня 1941 года, из которого стало известно: «15 мая 1941 г. германский внерейсовый самолет «Юнкерс-52» совершенно беспрепятственно был пропущен через государственную границу и совершил перелет на советскую территорию через Белосток, Минск, Смоленск, Москву. Никаких мер к прекращению его полета со стороны органов ПВО принято не было…»

В конце этого приказа он требовал навести порядок в войсках ПВО. Приказ налагал ряд взысканий на комсостав ПВО и главный штаб ВВС РККА. Сразу же возникло несколько версий.

Первая — это был разведывательный полет в направлении главного удара германских войск в будущем.

Вторая — непрофессиональная. Подвели пилоты, сбились с курса с потерей ориентации.

Третья — в 1994 году появилась выдумка И.Л. Бунича о том, что на этом самолете было доставлено секретное письмо Гитлера Сталину. Более того, текст этого письма был опубликован в некоторых СМИ. Но это был, как сказали бы сейчас, элементарный фейк.

Несмотря на беспрецедентность случая, Кестринг не выказывал особой озабоченности прилетом земляков. Не исключено, что он знал какие-то подробности и причину такого полета.

«Колонист» в Москве

Война — это по большей части каталог грубых ошибок.

Уинстон Черчилль

О разведывательной деятельности Николая Ивановича Кузнецова написано уже много книг и статей, сняты фильмы, вершиной которых является кинокартина режиссера Бориса Барнета «Подвиг разведчика», вышедшая в 1947 году и через год получившая Сталинскую премию. Прототипом главного героя фильма был разведчик Николай Иванович Кузнецов. Читатели и зрители, кажется, удовлетворены и знают почти все о его героической деятельности.

Но эксперты не согласны и говорят, что в спецархиве ФСБ хранятся десятки секретных томов о делах героя, которые власти обещают рассекретить только к 2025 году. Будем ждать новых открытий о человеке, который ходил в своей жизни по лезвию ножа, нет — бритвы. И погиб геройски!

Во время общения с Николаем Струтинским в период службы во Львове автору стало известно, что в переводе Кузнецова в Москву сыграли важную роль два человека — Михаил Журавлев и Леонид Райхман. Подробности этой операции мне удалось найти в кратких объяснениях Теодора Гладкова на юбилейной встрече с сотрудниками альманаха «Лубянка». А потом я прочел этот эпизод в его книге о легенде советской разведки Кузнецове.

Об этом Теодору Гладкову рассказал незадолго до своей кончины человек, лично причастный к этому перемещению, — один из руководителей советской контрразведки в те годы, бывший генерал-лейтенант Леонид Федорович Райхман.

«После перевода из Ленинграда в Москву я был назначен начальником отделения в отделе контрразведки Главного управления госбезопасности НКВД СССР. Кроме того, я преподавал некоторые специальные дисциплины на курсах в Большом Кисельном переулке, где готовили руководящие кадры для нашего ведомства. С одним из слушателей — Михаилом Ивановичем Журавлевым, умным и обаятельным человеком, мы подружились. Всю войну, к слову, Журавлев уже в генеральском звании был начальником Московского управления НКВД. По окончании курсов Журавлев сразу получил высокое назначение — нарком НКВД в Коми АССР. Оттуда он мне часто звонил, советовался по некоторым вопросам, поэтому я не удивился его очередному звонку, кажется, в середине 1938 года.

— Леонид Федорович, — сказал Журавлев после обычных приветствий, — тут у меня на примете есть один человек, еще молодой, наш негласный сотрудник. Очень одаренная личность. Я убежден, что его надо использовать в Центре, у нас ему просто нечего делать.

— Кто он? — спросил я.

— Специалист по лесному делу. Честный, умный, волевой, энергичный, инициативный. И с поразительными лингвистическими способностями. Прекрасно владеет немецким, знает эсперанто и польский. За несколько месяцев изучил коми-пермяцкий язык настолько, что его в Кудымкаре за своего принимали…

Предложение меня заинтересовало. Я понимал, что без серьезных оснований Журавлев никого рекомендовать не станет. А у нас в последнее время погибло множество опытных, не липовых, а самых настоящих контрразведчиков и разведчиков. Некоторые линии и объекты были попросту оголены или обслуживались случайными людьми.

— Присылай, — сказал я Михаилу Ивановичу. — Пусть позвонит мне домой.

Прошло несколько дней, и в моей квартире на улице Горького раздался телефонный звонок: Кузнецов. Надо же так случиться, что в это самое время у меня в гостях был старый товарищ и коллега, только что вернувшийся из продолжительной командировки в Германию, где работал с нелегальных позиций. Я выразительно посмотрел на него, а в трубку сказал:

— Товарищ Кузнецов, сейчас с вами будут говорить по-немецки.