журнал "ПРОЗА СИБИРИ" №1 1996 г. - Вячеслав Крапивин

— Несколько сот! — ответил я.

— Ни одной, — в тон мне ответил Лагин.

— Не может быть!?

— Все может быть. И лишь в журнале „Звезда", в номере 12-м за 1956 год появилось нечто вроде рецензии. Написал ее Л. Ершов...

Отрывок из этой рецензии я тут же переписал. Вот он:

„...В конце 30-х годов Л. Лагин создал повесть „Старик Хоттабыч", перекликавшуюся отдельными комическими ситуациями и стилевыми особенностями с романами Ильфа и Петрова. Но все же это была лишь приключенческо-фантастическая, смешная и назидательная повесть для детей с неглубоко разработанной социальной проблематикой. Она свидетельствовала о замирании и вырождении крупного сатирико-юмористического жанра. В „Старике Хоттабыче" социальная соль комических положений без остатка растворилась в авантюрно-фантастической струе или выродилась в плоскую дидактику по типу статей „Пионерской правды"...

— Невероятно!

— Но факт! — горько усмехнулся старый писатель. — В последние годы, вот так, мимоходом, стали вспоминать. Не иначе, как смерть мою чуют... Так на чем мы остановились? Ах да, на балладе... Я должен был написать эту балладу, не мог ее не написать. Если вы листали подшивки „Черноморца", то встречали мои очерки о Герое Советского Союза Константине Федоровиче Ольшанском. Ольшанский после гибели Цезаря Куникова командовал батальоном морской пехоты. Кстати, ваш севастопольский поэт Афанасий Красовский, — мы его Ваней Чиркиным звали, это был его псевдоним в „Рынде", — делал к этому очерку фотографии.

— Я и в газете читал этот очерк, и отдельной книжкой. Она вышла под названием „Николаевский десант".

— Я живой, еле живой, — пошутил Лагин, — свидетель этих десантов и в дни войны писал о них. Почти каждый мой очерк кончался словами: „геройски погиб", „геройски погибла"... Я помню Женю Хохлову. На Малой земле она была медсестрой, спасала раненых. Но своего мужа, Николая Селичева, — он был краснофлотцем! — спасти не смогла. С тех пор она стала дерзкой и бесшабашной. Женя погибла при знаменитом штурме Новороссийска, помянем ее по-солдатски, остограммимся!..

Позже я нашел этот очерк Л. Лагина. Он так и назывался „Женя Хохлова — черноморская морячка":

„Ей говорили: „Женя, пригибайся. Кругом фрицы". Она отвечала подмигнув: „Мне мама говорила: если орешек в рот попадет — проглотишь, если в лоб — отскочит. А поразит меня фашистская пуля, напишите на могиле: здесь лежит черноморская морячка Евгения Афанасьевна Хохлова, погибшая за Родину"...

Она лежит в Братской могиле на Новороссийской набережной, на самом берегу Черного моря.

— Много моих друзей погибло в Новороссийском и Николаевском десантах, на Малой земле. Тогда и родились строки „Баллады об энском десанте"...

Эта поэма-баллада, в которой грохочет время, в которой разгулялась смерть. Но заканчивается она светло и просто. И провидчески:

...Когда, смеясь, в тот порт сойдут

Весною радостного года

На час, другой, в тени, в саду

Размяться люди с теплохода,

Они увидят склоны гор

В зеленой бурке мелколесья

И клумб сверкающий узор,

И площадь, звонкую, как песня...

Эти строки писались тогда, когда враг находился в разрушенном Севастополе, когда лежали в руинах черноморские города Новороссийск, Херсон, Керчь, Феодосия, Николаев...

И только новизна домов

И в парке братская могила

Расскажут лучше ста томов

О том, что здесь происходило.

И встанут молча перед ней

Взволнованные экскурсанты

И вспомнят битвы прежних дней,

И город в зареве огней,

И подвиг энского десанта.

Поражаешься, как много сделал в войну майор Лазарь Лагин. Тот самый Лагин-Гинзбург, которого после появления на свет „Старика Хоттабыча", причислили к чистым мастерам фантастического жанра. Помимо многочисленных сказок, басен и юморесок, помимо подписей к карикатурам Сойфертиса, Решетникова, Дорохова, помимо десятков очерков и зарисовок, в войну им была написана повесть „Броненосец Анюта" и ее первая публикация под названием „Трое уходят в море" появилась с „продолжение следует" во многих номерах флотской газеты „Красный черноморец".

В 1946 году сразу два издательства — Военмориздат и Воениздат — выпускают повесть отдельной книгой.

После войны, сняв военный мундир, Лазарь Лагин написал много новых книг, читаемых всеми возрастами. И снова стал фантастом...

Дымится кофе на столе, уменьшается содержимое в бутылке. Подходит дочь и накрывает ладошкой чашку отца, переворачивает рюмку:

— Тебе хватит, ночью опять возиться с тобой!

— Хватит, так хватит, — отвечает Лазарь Иосифович, осторожно массируя сердце, он наклоняется ко мне и шепчет: — Сегодня я, кажется, перебрал, пойду, прилягу.

Дочь выжидающе смотрит на меня, — пора и честь знать, пора уходить. С жадностью смотрю на книжные полки, на лагинские книги: „Патент „АВ“, „Остров Разочарования", „Атавия Проксима", „Съеденный архипелаг", „Голубой человек"...

С книжных полок „смотрят" на меня бородатые Хоттабычи Абдурахманы. Множество Хоттабычей. Похожих друг на друга и не похожих: индийские и французские, испанские и норвежские, английские и индонезийские, молдавские и грузинские, армянские и таджикские, узбекские и эстонские... Седобородые и чернобородые, с выпуклыми глазами и миндалевидными...

В этом не было ничего удивительного: известный нам джинн, родившийся в России, изъяснялся на всех языках, — „Старик Хоттабыч" переведен чуть ли не на все языки народов мира и республик.

С жадностью смотрю на Хоттабыча, изъясняющегося по-русски. Лагин улавливает мой взгляд, ухмыляется понимающе:

— Хотите получить моего „Старика"?

— Очень! — чистосердечно признаюсь.

Он снимает с полки издание 1972 года.

— Признаюсь честно, я никогда не собирался писать волшебную сказку.

— Не собирались, но написали.

— Я писал памфлет на книжки подобного рода, а Хоттабыча изувечили, выбросили из книги несколько глав и так отредактировали, что памфлет превратился в волшебную сказку. Я вам подпишу эту книжку, изданную именно в 1972 году, потому, что я восстановил свои собственные слова и все-таки воткнул в нее недостающие главы!..

Лагин надевает очки с немыслимо толстыми линзами и надписывает книгу:

„...севастопольцу и журналисту от автора этой глубоко правдивой повести. Л. Лагин. 25 июня 1974 г.“

Перечитал свою надпись и в скобках дописал: „На всю жизнь севастопольца".

Через несколько лет его не стало.

ТАЙНАЯ МИССИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ ГРАФИНИ В КРЫМУ

ВЕЧЕРНИЙ ЗВОНОК ПОСЛЕДНЕГО ГОДА ЗАСТОЯ

Что ж, теперь можно признаться: этот пронзительный междугородний звонок в вечернее время меня напугал. Не люблю неожиданных звонков. Даже перед праздником. Хочешь