Серебряный мир. Книга о фотоискусстве - Евгений Владимирович Сапожинский

а кончик носа — нерезко. Так же неприятно, когда при повороте головы из фокуса выходит один глаз. Съемка очень крупных планов на больших диафрагмах — высший пилотаж, резкость поймать очень трудно. Устройства, облегчающие фокусировку, могут сослужить очень плохую службу: Вы видите в микрорастре какую-то часть объекта — она резкая, а на то, что другая часть вышла из ГРИП, Вы можете не обратить внимания, так как микрорастр приковывает к себе взгляд. «Чистый» экран — самое верное средство.

По-моему, снимать сверхкрупные планы с большими диафрагмами не стоит. Я редко, практически никогда не ставлю больше 5,6 (исключение — монокль со светосилой 4,5). Очень малая ГРИП выглядит нарочито. К тому же возрастает риск промахнуться с фокусировкой.

Не следуйте слепо моим советам. Попробуйте снимать на диафрагме 2 или даже больше. Как знать, вдруг получится хорошо?

Портрет

Говорить сейчас о портрете почти бессмысленно, так как жанр этот необычайно быстро деградировал за последние годы. И, как мне кажется, не только по вине фотографов. Люди перестали интересоваться своей внешностью: благодаря развитию компактной видео- и фототехники произошла катастрофическая девальвация изображения человека. Наши предки относились к портрету, почти как к чуду, особенно тогда, когда видели на полотне или фотобумаге себя. Еще не так давно предложение фотографа сделать портрет было лестным для потенциальной модели. Я это помню. Теперь наоборот: приходится чуть ли на коленях умолять, чтобы кто-то к тебе пришел и соизволил посидеть четверть часа перед фотоаппаратом. То есть перед тобой. Бредовая, абсурдная ситуация! Но это — полбеды: теперь и уговорить-то почти никого не удается. А те, кого удается, всячески препятствуют съемке: то у них работа, то у них настроение не то… То да се. Даже относиться к предложениям сфотографироваться стали с подозрением, мол, нет ли тут какого-то подвоха? «„Мыльницы“ убили фотографию», — сказал один мой знакомый. Что касается фотографии портретной — похоже, так оно и есть. Конечно, человек остается главнейшей темой любого современного искусства — Вы можете сходить на ту или иную выставку и почти обязательно увидите там изображения людей, но осмелитесь ли Вы назвать их портретами — вопрос. У меня как-то язык не поворачивается называть так раскромсанные тела и лица, опутанные какой-то дрянью, etc. Теперь считается, что просто фотографировать homo — занятие для умственно отсталых.

Есть следующие варианты изображения человека: человек более-менее целый, набор сюжетов ограничен; самый популярный — человек за столом, обязательно наличие выпивки и закуски; человек на своей даче; человек на фоне своего автомобиля; человек со своим ребенком; человек со своей собакой. Второй вариант: человек более-менее расчлененный, во всяком случае, в изображении всегда присутствуют аксессуары, в обычной жизни невозможные или маловероятные: какие-то лохмотья, веревки, железки, какашки и черт в ступе. Все это представляет как бы одно целое с лицом или телом. Для нормального портрета места нет [10]. Если же постановочные и монтажные навороты отсутствуют, то тогда уж наверняка будет изображен или суровый бомж, или идиот, или просто какой-нибудь урод.

Человечество пресытилось изображениями людей. Лицо, особенно женское, стало очень ходовым товаром и обесценилось в еще большей степени, чем рубль. Лица пустые, бездумные, красотой соперничающие лишь с лицами манекенов, преследуют нас повсюду; мы ходим, разговариваем, смеемся, читаем, слушаем, смотрим — а за нами со всех сторон подсматривают соглядатаи. Это третий вариант изображения человека — такой же, как и предыдущие два, когда изображаемый не в состоянии испытать никаких чувств, кроме кайфа от сожранной шоколадки, обладания консервной банкой на колесах и успешного посещения ватерклозета. Может, потому люди и не хотят больше сниматься?

Никакой реалистический портрет немыслим в принципе. Точно так же, как никакой портрет другой. Обман. Если Вам нравится обманывать себя — займитесь портретом. А как же великие произведения искусства? А Вы знаете этих людей, которые позировали художнику? На многих ню изображены проститутки, — пардон, не проститутки, а вымыслы, созданные абстинентными мозгами творца. Ложь, все ложь. Искусство — непонятная штука: похабство выглядит невинностью, а невинность — такой мерзостью, что смотреть тошно. Да что это такое — портретирование, скажите мне? Человек приходит в фотоателье, снимается на паспорт — и то себя не узнает. А что за зверь такой — художественный портрет? Тонкая, понимаете ли, материя. Так называемый художественный портрет — это поиск идеала, даже если Вы мните себя реалистом. Дело вот в чем: допустим, Вы портретируете мерзавца (какой уж тут идеал!); при этом ищете идеальный язык для общения со зрителем, иначе говоря, абсолютный способ подачи материала. Все упирается в то, какой Вы крутой. Ничего удивительного: самовыражение. Так во всех жанрах. Но не в портрете. Человек — слишком уж странная штука. Это не ваза с цветком, которую можно вертеть, как хочешь. Человек — хрупкая хреновина, и какое-то ни было прикосновение к нему его разрушает. Нет и не может быть никаких портретов! Тешьте себя иллюзиями сколько влезет. В лучшем случае люди, изображенные Вами, остаются вроде бы самими собой, в худшем — Вы ломаете им гештальт. Какими бы благородными мотивами Вы ни руководствовались.

Может быть, это дошло до коллективного сознания, и именно поэтому люди перестали сниматься. До сих пор человечество верило в оптический обман портрета, теперь пора прикрывать лавочку. Наступило такое похмелье, когда опохмелиться невозможно. Не потому что нет пива, а потому, что пиво стало водой.

Портрет не имеет права лгать, и в то же время это самый лживый жанр. Портрет перестает лгать тогда, когда выходит за рамки контекста. Как «Джоконду» ни назови — все равно гениально. Если откинуть названия от большинства портретов — возникает вопрос: и шшо это такое? Названия не всегда проясняют суть дела, скорее бывает наоборот. «Жанр», репортаж немыслимы без правды — они сама правда. Пейзаж может пробуждать какие угодно ассоциации. Стиллевен уводит нас в глубины подсознания, где не разберешь, что́ есть истина, а что́ — ложь. В идеале портрет должен иметь толкование, не зависящее от его названия. Имя абстрактно, если только оно не слишком известно. Известное имя — опять же контекст. То есть называть портрет «Иваном Иванычем» бессмысленно. Назвать же его известным именем — значит разрушить портрет.

Ну и как в такой ситуации снимать портреты? Похоже, никак. Но я продолжаю снимать, и сам не понимаю, как это делаю. Другие снимают. Правда, я уже давно не вижу хороших портретов. В рядовом фотоателье можно увидеть снимки, поражающие технической виртуозностью, но людей на них нет — одни манекены. Клиенты пищат от