Магия в Средневековье - Табита Стэнмор

чем бы ни крылась причина, было слишком поздно. Ведунья заключила, что уже ничем не поможешь. Проклятие, наложенное на Фердинандо, оказалось крайне сильным, и все, что она могла сделать, — правда, с большими страданиями для себя — это немного облегчить его муки. Шестнадцатого апреля, после одиннадцати дней агонии, Фердинандо скончался.

Историк Джудит Бонзол предполагает, что Фердинандо Стэнли отравили. То, что его лечащие врачи практически проигнорировали эту версию и в качестве причины смерти выбрали колдовство, по мнению Бонзол, можно объяснить: ситуация представлялась деликатной с политической точки зрения[92]. Стэнли был реальным претендентом на престол после кончины незамужней и бездетной королевы Елизаветы, а его неоднозначные религиозные убеждения — никто не стал бы утверждать наверняка, принадлежал он католической или англиканской церкви, — делали его кандидатом, которого могли поддержать разные лагеря. Фердинандо уже допускал мысль католического заговора, который должен сместить королеву и освободить для него трон, хотя в итоге отверг это предложение и донес на зачинщика сэра Уильяма Сесила, правую руку Елизаветы. Таким образом, желающих Фердинандо смерти хватало, и не в последнюю очередь среди них была сама королева. Возможно, Бонзол права, и врачи действительно сочли более безопасным назвать причиной смерти колдовские чары. Но даже в этом случае они не забыли о своей репутации. То, что они согласились с диагнозом, поставленным ведуньей, и признали, что Фердинандо умер от проклятия, свидетельствует, что врачи сами верили в правдоподобность такого заключения — особенно после того, как в спальне Фердинандо нашли восковую куклу с волосами «как с головы его чести, перекрученными через живот»[93]. Это также означает, что, несмотря на явный снобизм, с которым врачи вошли в комнату Стэнли, к моменту, когда они покидали ее, они испытывали определенное уважение к ведунье.

Случай графа Дерби по-своему необычен. Большинство представителей аристократии не стали бы держать у своей постели ведуна, и врачи также не одобрили такого поступка, судя по тому, как они обращались с этой женщиной. Ведунью вызвали из практических соображений: постоянных лекарей Фердинандо поблизости не оказалось. Тем не менее сам факт привлечения ведуньи — и такого скорого — показателен. Люди в окружении Фердинандо должны были знать о ней и доверять ей настолько, чтобы отдать господина в ее руки. То, что Фердинандо, в свою очередь, согласился на это, предполагает, что ее рекомендовал кто-то, к кому он прислушивался, возможно, один из слуг его покоев или кто-то из приближенных. Такие должности, предполагавшие непосредственную близость с господином, в том числе и сон у изножья его кровати, всегда строились на прочном фундаменте доверия. То, что именно благодаря человеку из господских покоев ведунья оказалась рядом с Фердинандо, — мое предположение. Я исхожу из того, что кто-то из прислуги явно знал ее и ценил ее репутацию. И судя по всему, это уважение было вполне заслуженным: независимо от того, в самом ли деле ее методы помогли Фердинандо, из сообщений о том, что она пыталась действовать даже после того, как ее прогнали, и сильно страдала во время попыток вылечить его, ясно — она полностью посвятила себя задаче.

Такую самоотдачу нельзя считать редкостью. Большинство магов должны были твердо верить в свои силы и, следовательно, серьезно относиться к своим обязанностям. Мы только что убедились, что магия исцеления может быть невероятно интимным процессом, несущим эмоциональный, а нередко и физический урон для всех участников. Огромные усилия прикладывали не только ради знатных клиентов. Об искренних попытках исцелить пациентов можно судить по примеру Элизабет Пейдж, ведуньи из Сомерсета, которую в середине 1550-х годов вызвали к заболевшему младенцу.

У Элизабет Райт, соседки Пейдж, была маленькая дочь. В епархиальной записи, где упоминается этот случай, не указан возраст девочки, но известно, что та все еще спала в колыбели. Большую часть своей короткой жизни она была здорова, но потом без видимых причин начала хворать. Естественно, ее мать обеспокоилась. Ребенок то и дело впадал в состояние, похожее на транс, и перестал есть. Не зная, что делать, Райт обратилась к Пейдж, умоляя ее прийти и объяснить, что с девочкой не так. Судя по всему, Пейдж не была акушеркой и не изучала детские болезни, но тот факт, что именно к ней обратилась обеспокоенная мать, говорит о славе целительницы. Когда вскоре после этого Пейдж любезно нанесла визит, Райт наверняка со смесью беспокойства и облегчения наблюдала за тем, как та осматривает девочку. Однако облегчение, должно быть, переросло в тревогу, когда Пейдж ушла без каких-либо объяснений. Прошло два дня, а дочь продолжала угасать на глазах у матери. Можно только представить, что выпало на долю Райт. Отчаяние, беспомощность, страх и чувство вины — вот, пожалуй, лишь немногие из ее эмоций. Не дождавшись возвращения Пейдж, Райт снова отправилась к ней. Страшась услышать, что та скажет, она тем не менее напрямую спросила, не заколдована ли ее дочь.

Ответ Пейдж в какой-то мере объяснил, почему она так поспешно закончила свой первый визит. Она подтвердила, что на ребенка определенно напустили злые чары: действительно, девочка на волоске от смерти. Пейдж хотела помочь, но осознавала, что тогда ей придется стать «такой же больной, как и ребенок в этот момент». Другими словами, ей нужно рисковать своей жизнью, чтобы попытаться вылечить девочку. Скорее всего, она имела в виду, что с помощью симпатической магии возьмет проклятие на себя, тем самым очистив от него младенца. Подобно ведунье, которая помогала Фердинандо Стэнли, Пейдж придется испытать на себе все симптомы своего пациента, и если ее сил не хватит, то она сама умрет. Учитывая эти обстоятельства, неудивительно, что Пейдж потребовалось несколько дней, чтобы обдумать ситуацию.

Неизвестно, как Райт удалось убедить ведунью в том, что стоит пойти на риск, но в конце концов Пейдж согласилась. Дома у Райт ведунья прямиком направилась к колыбели девочки, опустилась на колени рядом с ней и ласково «перекрестила лоб ребенка»[94]. Затем она «произнесла над ней определенные слова», но Райт не могла сказать, какие именно. Отходя от колыбели, Пейдж выглядела полной решимости. Она сказала матери, чтобы та «утешилась, ибо ее ребенок поправится». По словам Пейдж, нужно было проявить терпение, так как она ничего не может сделать, пока ее муж не ляжет спать, но как только это случилось, ведунья тут же принялась колдовать. Все, что требовалось от матери, — взять дочь в свою постель. Около полуночи она выздоровеет.

Райт сделала все, как было велено. Укутав ребенка, она достала его из колыбели и прижала к себе в темноте. Вряд ли у нее получилось поспать,