Мифы о смерти. От островов блаженных и знаков-предвестников до дьявольских рыцарей и дара бессмертия - Клод Лекутё

В романе Вирнта фон Графенберга «Вигалуа», написанном в середине XIII века[204], герой узнаёт, что неподалеку находится пылающий замок, в котором регулярно появляется коронованный зверь. Не желая впоследствии сожалеть об упущенной возможности, он идет за ним. По дороге он видит турнир:

Поскольку слышны были лишь крики боли и страха, Вигалуа решил, что это не настоящие рыцари. Увидев же гербы их, он подумал, что и подвиги их были фальшивыми, поскольку все гербы эти были одного цвета, черные как уголь, а их эмблемы изображали языки пламени цвета киновари.

Рыцарский поединок. Иллюстрация из книги «Вигалуа» В. фон Графенберга, XIV в.

Leiden University Libraries

Он бросается в поединок, но копье его, едва коснувшись рыцарей, вспыхивает и сгорает. Он покидает это место и догоняет зверя, за которым шел. Когда они заходят в чащу леса, зверь превращается в человека. Он сообщает, что он король Лар, бывший правитель Корнтина, и объясняет увиденное героем:

Еще я хочу рассказать тебе о сборище рыцарей, которых ты видел недавно на дороге: их покаяние бесконечно тяжело и так мучительно, что страдания их не знают себе равных. Истина в том, что даже в радости конного поединка они вечно, без передышки, пребывают в адском пламени.

Стало быть, эти рыцари — грешники из ада, оказавшиеся в нашем мире, что довольно часто встречается в рыцарских романах Средневековья. В романе «Прекрасный незнакомец» Рено де Боже (XII в.) герой сталкивается с большим и крепким (grans et corsus) рыцарем верхом на боевом коне, глаза которого сияют, как кристаллы (si oil luissoient cum cristals), посреди лба у которого рог, а из ноздрей вырывается пламя. Когда Гинглен поражает его мечом, «из уст его валит ужасный дым».

Чтобы узнать, жив ли он,

[рыцарь] коснулся его груди —

и тот обратился грудой

отвратительной гниющей плоти.

Por savoir s’ il ert encore vis,

Sa main il met deseur ke pis;

Tos fu devanus Claire pure,

Qui molt estoit et laide et sure (стр. 3065–3068).

Все эти встречи с демонами и дьявольскими рыцарями в романах Средневековья не были новшеством. Как показывает артурианский цикл, авторы, несомненно, вдохновлялись произведениями жанра exempla, хорошо им знакомыми в рамках религиозной литературы. При этом в «примерах» использовались понятия, не вписывавшиеся в строгие рамки христианской космологии, в результате чего в них могли появляться элементы, относившиеся к пространству «между мирами», что впоследствии нашло отражение и в рыцарских романах.

Отлох Санкт-Эммерамский рассказывает о приключении менестреля по имени Волларк. Путешествуя в компании спутников, тот встречает доброго малого по имени Нитхард, который предлагает им ночлег. Они проходят через долину и темный лес и добираются до жилища, где им нельзя ни с кем разговаривать. Постепенно Волларк понимает, что попал в дом дьявола, и просит разрешения уйти. Хозяин осыпает гостей подарками и дает им провожатых, которые выводят их обратно к тому месту, где они встретили Нитхарда, а затем исчезают. Волларк и его спутники оказываются в лесу одни, мучимые голодом, а подарки, которыми их одарили, оборачиваются паутиной[205].

Подобный сюжет можно найти и в сочинении августинского каноника Жака де Витри:

Однажды ночью аббат и несколько монахов-цистерцианцев заблудились, и бесы, принявшие облик монахов, предложили им приют в своем аббатстве посреди леса. Цистерцианцы согласились, но, встревоженные поведением своих лошадей, ели только ту пищу, которую принесли с собой. На следующий день они провели мессу и увидели, что часовня постепенно пустеет. Когда они спросили об этом аббата, тот сказал: «Мы — ангелы, падшие вместе с Люцифером». Монастырь и монахи исчезли, а цистерцианцы оказались посреди болота[206] (Et statim tota illa abbacia evanuit. Et illi invenerunt se devia et paludes).

Схожий вариант этой истории можно найти и в сочинении доминиканского инквизитора Стефана Бурбонского «Монастырь демонов»[207], включенного Ф. К. Тубахом в «Указатель примеров» под номером 1655. Лишенный духовного сана монах заблудился в лесу и пришел в странный монастырь, где живет всего один монах. Он видит, как черти мучат мертвых монахов, и, когда черти в ужасе исчезают под землей, он ищет спасения в собственном монастыре. Этот сюжет мы находим также в «Небесной лестнице» (Scala coeli) Жана Гоби — младшего[208].

Благодаря тому что Иоганн Якоб Музеус в 1830–1840-х годах записал легенду[209], а Людвиг Бехштейн ее пересказал[210], мы можем видеть, что Отлох, Жак де Витри и другие вдохновлялись одной и той же устной традицией. Молодой рыцарь и его оруженосец путешествуют через лес, в котором обитает призрак с выразительным именем граф Шварценберг (граф Черной горы). Оруженосец вдруг восклицает:

«Милорд, кто-то скачет за нами. Копыта лошади гулко стучат, и смотрите — огненная пена капает с удил!»

Граф приглашает их следовать за ним к его замку. Они входят.

Рыцарь стал смело спускаться за провожатым по винтовой лестнице. Из стен тут и там торчали когтистые лапы грифонов с зажженными свечами — черными и белыми. Стены были черны как уголь, как и старомодные доспехи графа. На нем была кольчуга, полностью его скрывавшая, и шлем странной формы. Гребень на шлеме не был ни литым, ни кованым. Он был живым и имел очертания небольшого, похожего на саламандру дракона, чьи когти крепко впивались в шлем. Временами он поворачивал голову, и его сверкающие черные глаза вспыхивали, как бриллианты. Длинный хвост дракона спускался со шлема на шею графу и раскачивался из стороны в сторону. У подножия лестницы граф остановился и повернулся к гостю. Лицо его было худым, бледным и истощенным, а глубоко запавшие глаза выдавали в нем убийцу. У него не было ни бровей, ни ресниц. Он громко пыхтел, и дыхание его было горячим, как иссушающий ветер африканской пустыни.

Как мы увидим далее, он искупал страшный грех.

«Иди за мной и посмотри, что я сделал и как сильно страдаю! — сказал он рыцарю. — Я обязан показывать всем, кого встречу в полночь, свое позорное преступление. Не нужно молиться за меня, это не поможет! Я не смогу искупить свою вину ни покаянием, ни заупокойными молитвами».

И он указал на гроб, в котором лежала маленькая старушка с кинжалом в груди.