Балканские мифы - Наталья Георгиевна Осояну

единственным выжившим ребенком в семье, нареченным Вук, поскольку считалось, что это имя отпугивает вештиц (ведьм) и оберегает дитя[103]. Ничто в начале его жизненного пути не говорило о том, что судьба этого мальчика окажется необыкновенной, что его труды повлияют на мироощущение целого народа. Он не доучился в школе в Лознице, поскольку был вынужден вернуться домой из-за эпидемии чумы, и не задержался в Троношском монастыре: отец забрал его, решив, что лучше уж пусть сын пасет свое стадо, а не монастырское. Дальше Вук постигал науки — какие мог — по книгам, и его считали умным парнишкой, хотя такая ученость сама по себе вряд ли могла привести к итогу, который сложился благодаря стечению обстоятельств.

В 1804 году началось Первое сербское восстание, и отец Вука присоединился к его участникам. Однако грамотный юноша, ставший писарем, оказался куда более ценным и желанным союзником повстанцев. Позже Вук отправился учиться дальше в гимназию в городе Сремски-Карловцы, где познакомился с Лукианом Мушицким, который в будущем немало помог ему с исследованиями сербского фольклора и разработкой унифицированных правил правописания. Правда, гимназиста из юного Караджича не получилось: он уже не подходил для учебы по возрасту. Таким образом, реформатор сербского языка был по большому счету самоучкой.

Череда жизненных перипетий и политических событий привела Вука в 1813 году в Вену, где судьба свела его с ученым библиотекарем императорской библиотеки и цензором славянских книг и газеты «Сербские новости» словенцем Ернеем Копитаром. Именно Копитар оказался тем, кто подтолкнул Вука к делу всей его жизни — созданию грамматики и азбуки современного сербского языка, а также публикации сербских народных песен, известных с сельского детства и специально собранных впоследствии в разных частях страны.

А дальше был трудный путь, полный удач и провалов, безденежья, путешествий (в том числе в Петербург), запретов (не стоит думать, что новые правила сербского языка всюду встретили с распростертыми объятиями), открытий и новых удивительных знакомств. Еще одним другом и вдохновителем Вука Караджича стал Яков Гримм — да, тот самый немецкий филолог, брат Вильгельма Гримма, — которого собранные песни и предания привели в такой восторг, что он даже начал учить сербский язык, писал о сборниках Караджича, переводил и редактировал его тексты, знакомил с ними культурную общественность Европы — причем весьма успешно.

Таким образом, Вук Караджич оставил неизгладимый след в сербской словесности, сберег для потомков огромное количество народных песен, а также сказок, пословиц и поговорок, повлиял на то, каким образом Сербию воспринимали за рубежом в XIX веке. Его вклад в развитие сербского языка и литературы трудно переоценить, и в настоящее время память этого человека чтят и сербы, и исследователи сербского фольклора по всему миру.

Вук Стефанович Караджич. Литография Йозефа Крихубера (1800–1876).

Anonimno (1892). Vuk Štefanovič Karadžič. Dom in svet (Ljubljana), volume 5, issue 12 / National and University Library of Slovenia

Проживший четыре жизни

Еще одним неординарным исследователем балканского — точнее, черногорского и албанского — фольклора и соответствующих обычаев был человек, чья судьба выделяется на фоне ученых, какими бы впечатляющими ни были их достижения. Это Марко Милянов (1833–1901) — черногорец, проживший, по выражению Бориса Путилова, четыре жизни, осуществивший «четыре предоставленных ему судьбой и историей дела в рамках единой биографии»[104]. Он был одновременно носителем устной традиции, сказителем и собирателем народного творчества, самобытным литератором и в каком-то смысле героем песен — воином, воеводой черногорского племени кучей, принимавшим непосредственное участие в борьбе против Османской империи. Так, в битве при Фундине, состоявшейся 2 августа 1876 года, войско черногорцев под командованием Марко Милянова и еще одного воеводы, Ильи Пламенаца, уступая противнику по численности более чем вдвое, одержало впечатляющую победу, обеспечив благоприятный исход черногорско-турецкой войны 1876–1878 годов. Говорили, что его не берет пуля и что он здухач — рожденный от змея колдун, способный сражаться с врагом во сне.

Среди трудов Марко Милянова — все они были опубликованы после его смерти — вспомним «Примјери чојства и јунаштва» («Примеры человечности и героизма», 1901), сборник преданий и историй об отважных героях, иллюстрирующий качества, которыми должен обладать юнак, доблестный витязь. «Чојство» буквально означает «человечность», и в это понятие в изложении Милянова входили «благородство, человеколюбие, готовность к добру и милосердию, самопожертвованию, приверженность чести и достоинству…»[105]. Герои погибают, но остаются жить в песнях и преданиях.

Вторая книга Милянова, «Племе Кучи у народној причи и пјесми» («Племя кучей в народных преданиях и песнях», 1904), содержит юнацкие песни племени кучей и идеализированное, эпическое изложение их истории. Здесь следует отметить, что он не был историком в современном понимании термина, опирался на устную традицию, в которой реальные события, достойные запоминания, неизбежно превращаются в легенды, — и потому в его повествовании практически отсутствуют даты и хронология в целом не всегда соответствует той, которую можно восстановить, если руководствоваться письменными свидетельствами. Борис Путилов справедливо считал, что «Марко Милянов находился во власти эпического сознания»[106], которое не разграничивает реальность и вымысел, достоверное и невероятное, а опирается на преемственность традиций.

Воевода Марко Милянов.

Милан Јовановић / Народна библиотека Србије

И наконец, труд «Живот и обичаји Арбанаса» («Жизнь и обычаи албанцев», 1908) содержит описание жизненного уклада и обычаев албанского народа, который Марко Милянов очень уважал (и к тому же сам был наполовину албанцем по матери) и с которым стремился сохранять добрососедские отношения. Хотя автор признается, что его рассказ не всеобъемлющий, поскольку нацелен в первую очередь на описание народного духа, а не каких-то четко установленных реалий, книга все равно до сих пор представляет интерес как уникальный источник сведений о мироощущении этого балканского народа на рубеже XIX–XX веков.

Королева высокогорной Албании

Мэри Эдит Дарем (1863–1944) была старшей из девяти детей в семье лондонского хирурга Артура Эдварда Дарема. После его смерти ей пришлось взять на себя заботу о больной матери, и бремя оказалось настолько тяжелым, что подорвало ее собственное здоровье. Эдит было 37 лет, когда доктор посоветовал ей отправиться в заграничное путешествие, чтобы отдохнуть и набраться сил. Она отправилась на Балканы и посетила Далмацию и Черногорию, после чего, вернувшись в Лондон, занялась изучением сербохорватского языка и балканской истории. Эти знания ей пригодились, ведь впереди было еще множество опасных и увлекательных путешествий.

Черногорские женщины. Эдит Дарем, иллюстрация к книге Through the Lands of the Serb («В сербских краях»), 1904 г.

По образованию Эдит была художницей, ее иллюстрации к кембриджской энциклопедии по