Владимир Злобин - Тяжелая душа: Литературный дневник. Воспоминания Статьи. Стихотворения

«Мы тоже те, чья кровь обречена…»

Мы тоже те, чья кровь обреченаНе причащать из драгоценной чаши.На мир, как на чужое и не нашеМы смотрим из раскрытого окна.

И взяв себе Любовницу из Муз,Мы всюду будем приняты в гостиной,Сгибая в старости сухие спины,Носившие большой, но легкий груз.

И, как-нибудь упав, не сможем встать:Так дети, расшалившиеся в жмурки,Роняют на пол дряхлые фигурки,А после забывают их поднять.

Жажда («Порвать себя, как тряпку, на куски…»)

Порвать себя, как тряпку, на кускиИ выбросить канавам или тине,И вздрогнуть, если радости отнынеЗабудутся и станут далеки.

Быть гордым, не сгибаться пополамВ сражениях сознания и плоти,И все-таки на первом поворотеПродаться неразборчивым устам.

Быть бедным, как сжигающий огонь,Не видеть даже солнечного светаИ лечь, как драгоценная монетаКому-нибудь в просящую ладонь.

Венеция («Уже длинней и легче стали тени…»)

Уже длинней и легче стали тени,Мосты упруго изогнули спины,Прошел мошенник с шапкой на бекрени,И чудаки одели пелерины.

И все сильней античные дурманы,Холодный мрак безжалостно расколот,На мертвой башне быстрые ВулканыПриподняли и опустили молот.

И ты так строго, так неуловимоХранишь на всем старинные печати,А помнишь, как ты отняла у РимаЛитых коней монументальной рати,

И как потом благословив стихию,Во времена крестового разгула,Твои купцы уплыли в Византию,Где их хранила золотая булла.

Когда же пальцы тонкого БеллиниСжимали кисти бешено и плотно, —Какой восторг рождающихся линийУзнали обнаженные полотна.

И сколько муз непознанных и грацийОткрыли чьи-то бешенные пытки —Теперь под колоннадой прокурацийНе верят в ядовитые напитки.

Но я люблю сквозь старые атласыИ сквозь давно не ношенные цепиСмотреть на искривленные гримасыИ на разврат твоих великолепий

И опускать в испорченные бездныСвоих корней испорченные ткани,Пока дракон, ревущий и железный,Не оборвет моих очарований…

Университет («Весенний воздух, лужи, капли с крыш…»)

Весенний воздух, лужи, капли с крыш,Вдали фигура зоркого жандарма.И на углу, столетний, ты стоишь,Безвредных истин трезвая казарма.

Минувший век медвежьею душойТебя терпел, как скучную причуду,И гнет, непережитый и простой,Еще упорно смотрит отовсюду.

Но ты устал от правил и от шпор,От приказаний в голосе и взоре;И неспокоен длинный коридорИ полумрак твоих аудиторий.

Не передать затверженным словамО накипевшей ярости усилий,И человек, бессмысленно упрямВ покорности величию и пыли.

Но где-то бьется мировая дрожь,И не возникнет неизбежный гений,Из веры в схоластическую ложь —Из прихоти кустарных откровений.

«Кто вырастет, играя в би-ба-бо…»

На память А.К Лозинскому

Кто вырастет, играя в би-ба-бо,целуя перед сном гримасный ротик,кто нас полюбит в мраке библиотек,как мы — эпоху буклей и жабо?

Тот, может быть, найдет в пыли поэм,в прозрачных пятнах сочного офорта,такой же блеск, как в замках Кенильворта,и грусть уже потухших диадем.

И будет он душою букинист,влюбленный в почерневшие гравюры,в пан<н>о, в стихи, как в отзвук увертюры,забытой, как осенне-хрупкий лист.

И в мерном шаге бронзовых минут,в усталом сне могильно-темных комнат,он их найдет. Их снова вспомнят… вспомнят,они живут.

«Я будто вырос из всего на свете…»

Я будто вырос из всего на светеи все кругом бесцельно и некстати.Наверно так же вырастают детииз страшных сказок и коротких платьев.

И замолчали сгорбленные няни,и так понятны сделались предметы,и нет уже ни слов, ни очертаний,лишь маятник отстукивает где-то.

А мир все неподвижнее и старше,Он, утомленный, дремлет на дороге,и бородой закрыты патриаршейего большие, каменные ноги.

Шкурное(«Всё равно: если все прикладом…»)

Всё равно: если все прикладомраздробляют друг другу грудь,берегись от людского стадаотличаться хоть чем-нибудь.

А не то в этот час недаромо тебе пожалеет мать:опрокинут одним ударом,упадешь и не сможешь встать.

Будет больно тебе и плохо,отойдет победитель, глух.Никаким покаянным вздохомне обманешь звериный нюх.

Только рядом качнется стебель,промелькнет лошадиный хвост,и застынут на черном небенеподвижные кольца звезд.

«Часы Публичной библиотеки…»

Часы Публичной библиотекиСказали: половина пятого.Гостиный двор. В пальто на котикеПрошла любовница богатого.

И грязью мелкою и талоюЛожится снег по лентам каменным…Трамваи улицу усталуюПерекрестили крестным знаменьем.

А на углу, годами согнутый,Ларек с халвою и пирожными.И люди, наглухо застегнуты,Идут, застывшие и ложные.

О, кто из нас при свете месяцаСегодня, потеряв терпение,На чердаке своем повеситсяИз чувства самосохранения?

«Ни о чем не думал и жил как в башне…»

З. Гиппиус

Ни о чем не думал и жил как в башне,Умереть хотел от своей руки,Но случилось что-то, и я не вчерашний,Не боюсь ни людей, ни слепой тоски.

Словно вдруг тугие порвались узыИ легко забыть о себе самом.Я не знаю, лучше я стал иль хуже,Отчего я прав, я пойму потом.

И проходят ночи и дни без счета,Но в тревоге радостной и простойВеселей и легче моя заботаИ неутомителен мой покой.

Сны («О снах — молчи. Знай, сна не рассказать…»)

О снах — молчи. Знай, сна не рассказать,Не выразить ни радости, ни боли.Волшебный этот свет — как передать,Что обновляет душу поневоле?Иль тот, другой, чей незаметный следОпасен, как смертельная зараза.О, ничего в нездешнем мире нетДоступного для уха иль для глаза.

Как объяснить, чем страшен этот сон,Сам по себе такой обыкновенный,Что с детства с незапамятных времен,Мне снится, повторяясь неизменно?Все тот же полукруглый коридор,И я иду, не смея оглянуться.И до сих пор мне снится, до сих пор,Что я заснул и не могу проснуться.

Возвращение («Как до войны, в тот первый год счастливый…»)

Как до войны, в тот первый год счастливый,Когда все было нипочем,По лестнице, походкой торопливой,Ты поднялась. Своим ключом

Открыла дверь, и я не удивился.Я все забыл, я был как пьян.И так же дым от папиросы вилсяИ цвел под окнами каштан.

Но вдруг виски мои похолодели.Как мог забыть я? Где я был?О, милый друг, ведь нынче — две недели,Как я тебя похоронил.

А ты — как будто не было разлуки.Ни этих дней, что я влачу, —Идешь ко мне, протягиваешь руки.Нет, нет… не надо… не хочу!

Рожденье Венеры («Три дня он дул, без перемены…»)