Эра милосердия - Роман И. Ростовцев

таком случае почтальонша попросту боялась, что её сочтут свидетельницей и станут вымогать показания, которых она предоставить не сможет.

Во втором варианте, почтальонша заболталась с Груздевой, которая ждала гостей. И во время этого затянувшегося (женщины болтливы) чаепития гости действительно пришли! Только вот не за тем, чтоб чаи распивать. И почтальоншу они выставили за дверь, а с Ларисой расправились.

Почему же почтальонша промолчала об этих гостях на допросе в милиции? Видимо, гости ей показали очень страшное удостоверение: ГБ или СМЕРШ, и строго-настрого предупредили держать язык за зубами до самой смерти. Старая почтальонша, работавшая и в войну, и во время репрессий тридцатых годов, когда люди часто исчезали без следа (а милиция их безуспешно искала), сталкивалась с таким не впервой. А уже когда поняла, что речь идет о банальном убийстве, тем более решила молчать. Тоже по вполне понятным причинам, то есть попросту из страха перед обеими сторонами. Милиция могла счесть её «своей бабой-подводчицей», открывшей дверь грабителям, а сами грабители — укоротить болтливый язык на целую голову.

Вот и вся тайна последнего чаепития Ларисы Груздевой.

Коканд — город хлебный

Образ Соловьёва, не смотря на то, что сыграл в сюжете «Эры Милосердия» довольно важную роль, не балует читателя практически никакими характерными подробностями. Зато несколько очень многозначительных мелочей в нём всё же проскальзывает. На одну из этих зловещих деталей я уже обращал ваше внимание: Соловьёв выигрывает (так и хочется сказать: «якобы!») по облигации государственного займа пятьдесят тысяч рублей. Напомню, что согласно застойным «городским легендам» именно заведомо выигрышными облигациями государственного займа органы госбезопасности СССР рассчитывались со своей агентурой, а демонизированный пропагандой Берия — с изнасилованными им советскими женщинами.

Ещё одной такой деталью, точно так же не имеющей никого отношения к сюжету романа, была сцена с «раскулачиванием» Соловьёва капитаном Жегловым.

«Мы зашли в дежурку, где сейчас стало потише и Соловьев пил чай из алюминиевой кружки. Закусывал он куском черного хлеба, присыпанного желтым азиатским сахарным песком.

Жеглов написал что-то в дежурном журнале и расписался - подписью слитной, наклонной, с массой кружков, крючков, изгибов и замкнутою плавным круглым росчерком, и мне показалась она похожей на свившуюся перед окопами "спираль Бруно".

- Ну, Петюня, прохлаждаешься? - протянул он, глядя на Соловьева, и я подумал, что Глебу Жеглову, наверное, досадно видеть, как старший лейтенант Соловьев вот так праздно сидит за столом, гоняя чаи с вкусным хлебом, и нельзя дать ему какое-нибудь поручение, заставить сделать что-нибудь толковое, сгонять его куда-нибудь за полезным делом - совсем бессмысленно прожигает сейчас жизнь Соловьев.

- А откуда у тебя, Петюня, такой распрекрасный сахар? Нам такой на карточки не отоваривали! Давай, давай, колись: где взял сахар? - При этом Жеглов смеялся, и я не мог сообразить, шутит он или спрашивает всерьез..Соловьев наконец проглотил кусок, и от усердия у него слезы на глазах выступили:- Чего ты привязался - откуда, откуда? От верблюда! Жене сестра из Коканда прислала посылку!

Соловьев, чертыхаясь, отсыпал нам в кулек, свернутый из газеты, крупного желтого песка, и, пока он был поглощен этим делом, понукаемый быстрым жегловским баритончиком».

Что мы здесь имеем? Во-первых — Коканд. Во-вторых сестра из Коканда именно жене Соловьёва прислала эту посылку с сахаром.

Совершенно очевидно, что Соловьёв это русский, скорее всего москвич, и вся его семья тоже коренные жители Центральной России. Но есть ещё один нюанс. То обстоятельство, что Узбекистан в голодные военные годы приютил множество эвакуированных из Европейской части СССР было хорошо известно, хорошо знакомо советской интеллигенции. Многие деятели искусства, режиссеры, актеры, писатели с ностальгией вспоминали о времени, проведенном в гостеприимной южной республике, главным образом в Ташкенте. Отношение советских людей, в том числе множества детей, спасенных от войны и голодной смерти, к узбекскому периоду своей судьбы было столь сильным, столь ярким и глубоким, что Коканд в контексте романа мог восприниматься только, как место эвакуации золовки Соловьёва.

Итак, мы имеем довольно прозрачный намёк на то, что золовка Соловьёва в военные годы была эвакуирована в Коканд, осела там, обстроилась, получила доступ к дефицитным продуктам и отправила «переточку» сестре в Москву. Пока ничего странного или зловещего мы здесь не видим, хотя некий запашок «чёрного рынка» уже начал витать в атмосфере.

Что ж, последуем дальше. Очевидно, что золовка Соловьёва эвакуировалась не сама по себе, а с родным заводом или учреждением. Что за учреждения или предприятия эвакуировались в годы войны в Коканд? Самым известным из них был Московский химико-технологический институт. Воспоминания химиков-технологов о пребывании в сытом и теплом Коканде публикуются в печати до сих пор. В составе научных дисциплин института были и химики-фармацевты.

Вот это уже теплее. Золовка Соловьёва, сестра его жены была, скорее всего, лаборанткой при химико-фармацевтической кафедре, имела доступ к разного рода лекарственным и наркотическим препаратам, сбывала их на «чёрном рынке» или меняла на дефицитные продукты. А сами эти продукты, вот же сахар, легко можно было реализовать в голодной Москве за очень хорошие деньги и прочие ценности. Вот жена Соловьёва этим и занималась: сбывала продукты и лекарства (с наркотиками она вряд ли бы стала иметь дело) в Москве.

Как можно проверить эту версию? Версию эту проверить несложно. Вайнеры работали над проектом книги о послевоенном МУРе параллельно с Хруцким, работали с опорой на одни и те же уголовные дела. Разумеется, авторы вносили в свои творения эпизоды этих дел в измененном, творчески переосмысленном виде. Но если какие-то детали у Вайнеров и у Хруцкого совпадают, то значит и в реальных уголовных делах нечто подобное тоже было.

И действительно, если прочесть «Четвертый эшелон» Хруцкого (в котором мы встречаем и «Черную кошку», и явных прототипов Фокса, Щеглова, Шарапова, Вари Синичкиной), то и образ женщины-спекулянтки, которая на хлебном Юге пристроилась к фармакологии и спекулирует лекарствами, наркотиками и продуктами в нём тоже есть. Это Зульфия Валиева, провизор-аптекарь из Баку, коммерческая и преступная деятельность которой достигала и столицы нашей Родины.

Если золовка Соловьёва действительно спекулировала в Коканде и Москве (через сестру) лекарствами и продуктами, становится понятным как именно Фокс и компания, то