Комментарии к «Государю» Макиавелли - Владимир Витальевич Разуваев

Макиавелли здесь несколько лукавит: он прекрасно знал, что временами кондотьеры становились независимыми правителями итальянских государств. Как бы то ни было, основная мысль предельно ясна: все предыдущие постулаты были верны, надо налаживать отношения не с армией, а с народом, который и представляет собой основную силу современной политики.

Турецкий султан отличается от других государей тем, что он окружен двенадцатитысячным пешим войском и пятнадцатитысячной конницей, от которых зависят крепость и безопасность его державы. Такой государь поневоле должен, отложив прочие заботы, стараться быть в дружбе с войском. Подобным же образом султану египетскому, зависящему от солдат, необходимо, хотя бы в ущерб народу, ладить со своим войском. Заметьте, что государство султана египетского устроено не так, как все прочие государства, и сопоставимо лишь с папством в христианском мире. Его нельзя назвать наследственным, ибо наследниками султана являются не его дети, а тот, кто избран в преемники особо на то уполномоченными лицами. Но его нельзя назвать и новым, ибо порядок этот заведен давно, и перед султаном не встает ни одна из тех трудностей, с которыми имеют дело новые государи. Таким образом, несмотря на то, что султан в государстве – новый, учреждения в нем – старые, и они обеспечивают преемственность власти, как при обычном ее наследовании.

Основная идея: в названных двух государствах по-прежнему существует нарушенный в пользу армии баланс между ней и народом. Замечание относительно преемственности власти связано, видимо, с устойчивостью государственных порядков и отсутствием частых переворотов. Здесь Макиавелли попросту пользуется возможностью для того, что подтвердить свои политические максимы.

Но вернемся к обсуждаемому предмету. Рассмотрев сказанное выше, мы увидим, что главной причиной гибели императоров была либо ненависть к ним, либо презрение, и поймем, почему из тех, кто действовал противоположными способами, только двоим выпал счастливый, а остальным несчастный конец. Дело в том, что Пертинаксу и Александру, как новым государям, было бесполезно и даже вредно подражать Марку, ставшему императором по праву наследства, а Коммоду и Максимину пагубно было подражать Северу, ибо они не обладали той доблестью, которая позволяла бы им следовать его примеру. Соответственно, новый государь в новом государстве не должен ни подражать Марку, ни уподобляться Северу, но должен у Севера позаимствовать то, без чего нельзя основать новое государство, а у Марка – то наилучшее и наиболее достойное, что нужно для сохранения государства, уже обретшего и устойчивость, и прочность.

Напомню, что главным достоинством Септимия Севера Макиавелли считал высшую степень доблести, virtù. Соответственно, без этого качества, по его мнению, нельзя было основать новое государство. А вот сохранить его надо было, заимствовав позитивные качества Марка Аврелия. В данном случае суть идеи флорентийца заключается в утверждении, что оба заимствования должны были быть сделаны одновременно.

Глава XX

О том, полезны ли крепости, и многое другое, что постоянно применяют государи

Одни государи, чтобы упрочить свою власть, разоружали подданных, другие поддерживали раскол среди граждан в завоеванных городах; одни намеренно создавали себе врагов, другие предпочли добиваться расположения тех, в ком сомневались, придя к власти; одни воздвигали крепости, другие – разоряли их и разрушали до основания. Которому из этих способов следует отдать предпочтение, сказать трудно, не зная, каковы были обстоятельства в тех государствах, где принималось то или иное решение; однако же я попытаюсь высказаться о них, отвлекаясь от частностей настолько, насколько это дозволяется самим предметом.

С самого начала главы еще раз конкретизируется цель книги: как упрочить или сохранить власть государю. Этой теме в произведении, как уже указывалось выше, уделено несоизмеримо больше значения, чем тому, как к этой власти прийти.

В абзаце дан целый веер возможностей, которые использовали правители для упрочения своей власти. В самом перечне вариантов видна нарочитая небрежность, как будто бы автор хотел продемонстрировать читателю, что он обладает куда большим знанием политики, нежели формально демонстрирует в своей книге. Отметим также, что флорентиец здесь в очередной раз проявляет себя мастером анализа, сделав упор на необходимость учета конкретных обстоятельств, при которых принимаются те или иные решения.

Итак, никогда не бывало, чтобы новые государи разоружали подданных, – напротив, они всегда вооружали их, если те оказывались невооруженными, ибо, вооружая подданных, обретаешь собственное войско, завоевываешь преданность одних, укрепляешь преданность в других и таким образом обращаешь подданных в своих приверженцев. Всех подданных невозможно вооружить, но если отличить хотя бы часть их, то это позволит с большей уверенностью полагаться и на всех прочих. Первые, видя, что им оказано предпочтение, будут благодарны тебе, вторые простят тебя, рассудив, что тех и следует отличать, кто несет больше обязанностей и подвергается большим опасностям. Но, разоружив подданных, ты оскорбишь их недоверием и проявишь тем самым трусость или подозрительность, а оба эти качества не прощаются государям. И так как ты не сможешь обойтись без войска, то поневоле обратишься к наемникам, а чего стоит наемное войско – о том уже шла речь выше; но, будь они даже отличными солдатами, их сил недостаточно для того, чтобы защитить тебя от могущественных врагов и неверных подданных.

Макиавелли идет здесь против современной ему действительности, причем это его ничуть не смущает: новые государи в тогдашней Италии практически никогда не вооружали своих подданных. Однако основной смысл данного абзаца, безусловно, заключается в очередном подчеркивании достоинств ополчения. Для того, чтобы лишний раз внедрить свою идею в головы читателей автор использует в данном случае безапелляционное утверждение, не смущаясь его откровенной некорректностью в тогдашних условиях. Идея Макиавелли заменить кондотьеров милицией не оказалась провидческой, особенно с учетом предстоящего значения огнестрельного оружия и кавалерии[537]. Впрочем, главное, что хотел еще раз выделить здесь Макиавелли: государь должен опираться на поддержку общества, в том числе вооруженную; государь должен жить в мире со своими подданными.

Впрочем, как я уже говорил, новые государи в новых государствах всегда создавали собственное войско, что подтверждается множеством исторических примеров. Но если государь присоединяет новое владение к старому государству, то новых подданных следует разоружить, исключая тех, кто содействовал завоеванию, но этим последним надо дать изнежиться и расслабиться, ведя дело к тому, чтобы в конечном счете во всем войске остались только коренные подданные, живущие близ государя.

Очередной вроде бы неожиданный поворот в логических построениях автора «Государя». Хотя на самом деле это уже привычный прием Макиавелли. Делается уточнение, которое кардинально меняет прежнюю картину: оказывается, в идее вооружения подданных новых государей есть существенное