Театральные очерки. Том 2 Театральные премьеры и дискуссии - Борис Владимирович Алперс

всего коллектива театра удачи Васильева в роли Гулина слишком мало.

После «Бойцов» с некоторым сомнением готовишься смотреть «Вишневый сад». Да, конечно, труппа старательная. Актеры стремятся добросовестно сыграть пьесу. Тема «Бойцов» доходит до зрительного зала. Но, в сущности, художественные результаты получаются очень средние. Много неестественного и беспомощного. Нет свободы во владении материалом роли. Профессионально труппа как будто не очень сильна.

«Вишневый сад» опровергает это суждение. Спектакль сыгран легко и уверенно. Почти все роли сделаны в отчетливом рисунке и в меру иронично. Здесь опять выделяется Васильев в роли Лопахина. Но и большинство остальных исполнителей показывает хорошее мастерство. Спектакль идет живо, в быстром темпе, без насилия над чеховским текстом, но в то же время без лирической сентиментальности в показе угасающей дворянской усадьбы.

И поставлен спектакль тщательно. Неприятны только дешевая роскошь юбилейного занавеса с портретом Чехова и безвкусная рамка из папье-маше, в которой идет весь спектакль.

Той же тщательностью и продуманностью постановки, тем же профессиональным мастерством исполнения отмечен и спектакль «Смерть Иоанна Грозного». Здесь мало удачен Васильев в роли Иоанна. Эта роль явно не согласуется с добродушными интонациями и мягкой улыбкой, которая присуща атому актеру. Чтобы преодолеть эти свои свойства, Васильев принужден в роли Иоанна чрезмерно нажимать и прибегать к эффектным, но мало художественным средствам.

Тем не менее спектакль смотрится с интересом. В нем достигнут ровный стиль исполнения, намечены серьезные и острые характеристики персонажей. В четком, стремительном рисунке сделан образ Бориса артистом А. В. Поляковым. Василий Шуйский по-новому умно и тонко трактован артистом Зимбовским.

Классические спектакли театру удались.

4

Различие в мастерстве исполнения между «Бойцами» и двумя классическими постановками настолько явно, что здесь не может быть колебаний в выводах: коллектив театра лучше понимает классический репертуар, чем современную драму. Для актеров легче и проще создать убедительные сценические образы, идя от сложившихся уже традиций, от хорошо знакомых театральных персонажей, нежели от сегодняшнего жизненного материала.

И это характерно не только для Воронежского театра.

Приблизительно такое же положение я наблюдал в прошлом году в Свердловском театре, более сильном по своим художественным возможностям, чем Воронежский.

Этот крупный недостаток нужно учесть. Актер должен более пристально и внимательно всматриваться в лица своих современников, которых ему приходится изображать на сцене. Актер должен изучать их.

Актеру необходимо постоянно наблюдать жизнь, наблюдать людей в их личном, общественном и производственном быту. Ему нужно знать их мысли и чувства, видеть их манеры, привычки, жесты.

Актер должен знать живых людей — прообразы персонажей современных пьес.

На периферии обычно актерский коллектив живет еще замкнутой жизнью. Театр еще держится островком. В нем есть цеховая ограниченность. В крупных центрах эта ограниченность за последнее время уменьшилась. Общественная инициатива часто выводит актера из стен театра в жизнь, сталкивает его с новыми людьми, знакомит его с новым бытом. Всякого рода шефства, работа по колхозно-совхозным театрам, практика частых встреч актерских коллективов с представителями фабрик, заводов, общественных организаций — все это поставило актера лицом к людям разных профессий и специальностей.

Это — не только общественная нагрузка актера, как у нас иногда думают, но и его «учеба», его практический семинарий, где он накапливает материал нужных ему наблюдений. Такой семинарий является для него необходимой частью художественной профессиональной работы.

В Воронежском театре, как и в большинстве других периферийных театров, актерский коллектив во многом еще предоставлен самому себе.

И здесь актеру должна помочь общественность в окончательной ликвидации «островных» тенденций театра. Нужно создать и на периферии цепь мероприятий, которые возможно чаще выводили бы актеров из темного безоконного зала, с театральных подмостков в настоящую жизнь, в среду живых людей.

И второе, что нужно сделать в этом направлении, — это сократить долю классических пьес в репертуаре театра. В Воронеже театр идет «на поводу» у классиков.

Классическое «поветрие», охватившее за последние два года наш театр, на периферии имеет свои дополнительные отрицательные стороны.

Актер, не владеющий в нужной мере современными образами, прячется за традиции, за знакомые театральные персонажи. Он уходит от задачи непосредственного и самостоятельного создания живых образов новыми средствами своего искусства. Он консервирует свою технику, свое мастерство, затрудняет его дальнейшее движение.

11 июля 1935 года

Опыт трех спектаклей. О режиссерской трактовке Островского{67}

Конечно, трудно сравнить коллектив Киевской русской драмы с труппой Московского Малого театра. Как будто величины несравнимые. Малый театр обладает одной из самых сильных трупп в Союзе, воспитанной десятилетиями совместной работы, имеющей много первоклассных мастеров. В Киевском драматическом театре труппа еще очень пестрая по своему составу и не имеет таких крупных актеров, какими располагает Малый театр.

И тем не менее, если мы сравним постановки «Волков и овец» в том и другом театре, победителем из соревнования выйдет Киевский театр. Его спектакль, довольно скромно обставленный, оказывается глубже, интереснее и острее, чем то пышное и помпезное представление, которое мы видели в этом году на сцене Малого театра.

Любопытно, что и тот и другой спектакль был поставлен одним и тем же режиссером К. Хохловым. Но в Киеве режиссер учел отрицательный опыт московской постановки. Он мужественно отказался от своей прежней трактовки пьесы, от той трактовки, которая встретила такой единодушный отпор со стороны московской критики.

В Киевском театре «Волки и овцы» поставлены в канонической литературной редакции, без сколько-нибудь серьезной переделки комедии Островского. Сохранены в неприкосновенности композиционный рисунок пьесы и основные характеристики персонажей.

Это привело к неожиданным результатам: неизмененный Островский оказался гораздо более злым и непримиримым к своим героям, чем Островский, перелицованный средствами театра, подвергшийся модернизации и плакатному заострению.

Среди персонажей «Волков и овец» Островский не видит положительных героев. Он не оставляет у зрителя иллюзий на этот счет. Но в этой беспощадности драматурга нет того мрачного отчаяния, того безнадежного смеха, который звучит в сухово-кобылинских комедиях. В «Волках и овцах» слышится победоносный смех драматурга, разоблачающего героев комедии во имя жизни, а не во имя гибели.

Заслуга Киевского театра и заключается прежде всего в том, что при всех недостатках спектакля — иногда крупных и значительных — он доносит до зрителя именно такое понимание блестящей комедии Островского.

Сделать это было не так просто. В сценической судьбе «Волков и овец» накопились навыки и каноны, требующие преодоления. Прежнее толкование этой комедии представляло ее героев в смягченных идиллических тонах. Московские постановки последних годов как будто преодолевали эту традицию. Они шли к сатирическому заострению комедии, но в то же время страдали другими весьма существенными недостатками.

И в Театре-студии Ю. Завадского и в Малом