День поэзии. Ленинград. 1967 - Семен Вульфович Ботвинник

коснулся смело

моих ресниц.

Но день не вечен,

и для меня

приходит вечер

в начале дня.

От снега

небо

еще видней,

и Невский

в блеске

своих огней.

Снег синий-синий,

уже иной,

как прежде

между

тобой и мной.

САЯТ-НОВА

На площади играла кяманча,

печально и задумчиво звуча.

В толпе, среди притихшего народа,

там пел стихи певец чернобородый —

пред бурей жизни тонкая свеча.

Уже столичный город засыпал,

разноязычный говор затихал.

Он пел во тьме. И факелы дымились.

Плененные сердца почти не бились.

Он пел для них и горе забывал.

Взмывали ввысь и падали слова.

Сверкала мысль, свободна и нова...

Поэзия! Судьбы его вершина!

Не ты одна судьбу его вершила.

Тебе одной служил Саят-Нова.

ШКОЕ ГАСАН

НА ДОРОГЕ

Я сказал: «Постой, злодейка, ты украла мой покой!»

А она: «Да неужели? Все ты врешь, болтун такой».

Я сказал: «Меня ты ранишь — так лечи теперь сама!»

А она: «Ты что болтаешь? Или выжил из ума?»

Я сказал: «Ты словно солнце! Я растаял, я пропал!»

А она: «Да ты рехнулся! Где слова ты эти взял?»

Я сказал: «Пойми, я болен — я не знаю, как мне быть».

А она: «Пора бы, парень, эти шутки прекратить».

Я сказал: «Не сердце — камень! Ты ведь вгонишь в гроб меня!»

А она: «Достойно ль курда — приставать средь бела дня?»

Я сказал: «Огонь бушует в сердце пламенном моем!»

А она: «Так что ж такого? Будто мне он не знаком!»

Я сказал: «Я жду лишь слова, для тебя на все готов».

А она: «Ты надоел мне. Можешь присылать сватов!»

Перевела с курдского Галина Усова

ГОЛОС ЖИЗНИ

У родника я жажду утолял.

Из глубины я голос услыхал:

«Твой дед напился здесь — и прочь

                                                    пошел,

Отец напился здесь — и прочь пошел,

Их век прошел — теперь и ты пришел,

Глотни глоток и до заката дня

Иди, не оглянувшись на меня:

Пить жизнь до дна сумеет только тот,

Кто с полпути обратно не свернет,

Кто никогда не устает идти

И очищает родники в пути».

Перевод Василия Бетаки

РИЗА ХАЛИД

ВОСЬМИСТИШИЯ

1

Что нужно, чтоб лимон светился, как луна,

Чтоб дерево росло и крепло год от года?

Ему нужны лучи, ему вода нужна

И мудрая рука умельца-садовода.

Что нужно, чтоб душа не вяла от беды,

Чтоб небеса ее не застил хмурый дождик?

А ей нужны слова, прозрачнее воды,

Теплее солнца и умелых рук надежней.

Перевела с татарского М. Борисова

2

Как мне жаль голубей, что зимой, в снегопад,

Под метелью, кружащейся в дикой игре,

Ищут крошки в снегу и клюют наугад,

Пожимаясь от холода, в нашем дворе.

Друг, мне жалко тебя, словно тех голубей:

Ты долбишь свою строчку весь день напролет.

Не искрится строка, не звенит, хоть убей, —

Видно, сердце твое стало твердым, как лед...

Перевел Г. Пагирев

НИКОЛАЙ БРАУН

СЕМНАДЦАТЫЙ ГОД

Не по чужой архивной пыли

Я эти годы ворошу.

Я помню воздух этой были,

Я им, как юностью, дышу.

О, этот воздух на границе

Большой зари!

И этот гул!..

Вот на семнадцатой странице

Я книгу века развернул.

И сразу мне оттуда, с ходу,

Как в перекрестии лучей,

Предстали вдруг все штормы года,

Вся явь до самых мелочей.

...Зима берет разбег.

Метели

Метут во весь разгон страны.

Вслепую, наугад, без цели

Влачится третий год войны.

А в магазинах на витрине —

Цветных флажков недвижный ряд

Вдоль фронта, где в грязи и глине,

Тупея, мерз и мок солдат.

И перегуды — пересуды,

Развал,

Метанья,

Тупики.

Солдаты с фронта, в грудь иудам

Поворотившие штыки.

Разбитых сил последний происк,

Последний час былых владык,

И тот последний царский поезд,

В последний загнанный тупик.

И первый ветер над Россией,

Как первый вестник тех свобод,

Что взяли сами, все осилив,

И не просили у господ.

В тылы бегущие платформы,

Георгий с пикой на крестах,

И дух тошнотный хлороформа,

И пятна крови на бинтах,

И дробь гармоник с пересвистом,

И взбудораженный перрон,

И офицерский, ненавистный,

С плеча срываемый погон.

В тот год я жил в глуши безвестной,

Вдали от стычек и столиц,

Но дул тот ветер повсеместно,

Весь в красных отблесках зарниц.

Повсюду рушились устои

Торговых фирм,

Дворянских гнезд.

Изгой вчерашний брал их с боя

И выпрямлялся в полный рост.

И над разрухой,

Над смятеньем,

Над всей сумятицей в умах

Возник тот голос,

Где ни тени

Сомненья,

Где само горенье

На точных взвешено весах.

И голос тот летел под стрехи

Подслеповатых дымных изб

И в города,

И ставил вехи,

И, силы взвесив, шел на риск.

Он обуздал порыв стихии,

Событий обнажая суть:

Два стана