Михаил Фонотов - Каменный пояс, 1987

Между тем крестьянские телеги и возки все плотней обступали волостное правление. Начальство вышло к мужикам, не скупилось на призывы и угрозы. Шумный обоз с песнями и плачем вышел из Николаевки и запылил на север. У Савельего болота, в четырех верстах от Михайловки, остановились кормить лошадей. Здесь и произошел раскол. Большинство не захотело ехать дальше. Лишь одинокие подводы деревенских богачей тронулись к Шадринску, остальные спорили:

— Разойтись по лесам — и все…

— Нельзя расходиться, — уговаривал мужиков Алексей Мотовилов. — Переловят и передавят, как мух. Вооружаться надо и создавать партизанский отряд. Пусть тогда сунутся!

Его поддержало большинство. Решили подводчиков отправить по деревням за имеющимся оружием. Сбор назначили у Мануйкова балагана, где оставили пост из семи человек. Место для расположения отряда предложил Ежов. С ним согласились, и шумной ватагой направились в глубь леса.

Вечерело. Разогретая за день земля дышала жаром. Легкий ветерок скользил по верхушкам деревьев, но не приносил желанной прохлады. Дубрава — лесной массив, раскинувшийся на сотнях гектаров между Николаевкой, Песчанкой и Михайловкой. Стояли здесь плотной стеной березы и осины, низины заросли непроходимыми кустами тальника, камыша и осоки. Были здесь глухие и укромные уголки — пристанища беглых каторжан и конокрадов. И единственная дорожка называлась воровской. Вот по этой дорожке и вел Егор мужиков.

Расположились на лесной поляне в урочище Ржавцы. Измотавшиеся за день люди сбивались в небольшие группы, разводили дымокуры, закусывали наспех и устраивались поудобней на ночлег. А когда небо вызвездило и над вершинами берез поднялась луна, поляна угомонилась; кое-где только раздавался богатырский храп и сопение. Не спали часовые, до звона в ушах выслушивали ночь с ее неразгаданными шорохами.

Не успела догореть вечерняя заря, как заалел восток, потускневшие и сникшие звезды растаяли в свете дня. С новой силой закричали умолкнувшие под утро лягушки, засвистели перепелки, вразнобой зазвучал лес птичьими голосами. Ожила лесная поляна. А когда солнце осушило росу, к расположению стали подходить из деревень мужики. Из Гнутово Василий Пьянков вернулся с Алексеем Юферовым, его братом Иваном и однополчанами Ефимом Кузнецовым, Федотом Мурашовым и Ефтеем Масленниковым. Все четверо дезертировали из колчаковской конной разведки и явились в отряд на конях, с карабинами, шашками и запасом боевых патронов. С Алексеем Павловичем Мотовиловым из Чудняково пришел Николай Пястолов, тоже бежавший от колчаковцев, на коне, с оружием.

Он рассказал, что в Верхней Тече спрятал под часовней семь боевых винтовок и два ящика патронов.

Шли люди из других деревень, кто с дробовиком, кто с саблей или ножом, кто с кистенем или дубинкой.

Когда совсем ободняло, состоялось первое лесное собрание. Его поручили вести Мотовилову. Алексей Павлович влез на дощатый настил телеги, обвел взглядом толпу и крикнул:

— Товарищи!

Мужики смолкли, потянулись к телеге и уставились на него десятками пытливых глаз. А он продолжал:

— Мы решились на смертельный бой с колчаковцами! Наша задача — поставить врагу надежный заслон здесь, в его тылу. А чтобы действовать, нужна организация, порядок и оружие. Оружие добудем, порядок зависит от нас. Предлагаю выбрать достойных командирами.

Мотовилов смолк, смахнул рукавом пот. Люди запереговаривались, зашумели, раздались возгласы:

— Мотовилов пусть будет… Ежова Петра запиши… Игната Первушина… Василия Пьянкова…

Председателем ревкома избрали Алексея Мотовилова, заместителем — Игната Первушина, командиром роты — Василия Пьянкова[3].

Жилье решили строить из хвороста и веток, крыть дерном и осокой. «Не навечно тут, — говорили мужики. — А от комаров и непогоды в шалаше спасаться можно. Проживем, вот только бы оружия достать!»

— С оружием так, — разъяснял Игнат Первушин. — Доставать надо. Пока у нас только тридцать винтовок, карабинов и ружей.

— А с распорядком как? — спросили Игната.

— Распорядок военный. Сегодня же разобьем отряд по отделениям и взводам, а там приказ командира — закон. Без этого долго не продержаться.

— А кусать, что будем? На такую ораву немало надо, — донимали мужики.

— Не пропадем. Не перевелась еще в деревнях еда. Прокормят.

— Теща у меня в Гнутово в гостях из Галкино, — рассказывал Алексей Юферов. — Говорит, ихние мужики тоже не поехали в Шадринск, осели у Шалгина болота.

— И в Песчанке такое же дело, — продолжил рассказ Юферова Петр Шахов. — Отец мой вернулся с базара. Говорит, схоронились в лесах тамошние призывники.

Мотовилов предложил объединиться с песчанцами и галкинцами. Большинство одобрило его совет. Назначили людей для переговоров. Мотовилов дал распоряжение Пьянкову сформировать отряд конной разведки и подобрать человека для поездки за оружием в Течу, а Игнату Первушину — провести учет людей и оружия.

Июльское солнце поливало поляну расслабляющим зноем. Даже неугомонные птицы примолкли и прятались в развесистых кронах берез. Василий Пьянков широким шагом подошел к своему привалу у старой березы, достал из сумки хлеб, потер его головкой чеснока и только начал с аппетитом жевать уже начинающую черстветь краюху, как к нему подошел Егор Мельников.

— Вот ты где свил гнездо, вороненок, — шутливо начал он, присаживаясь к Василию. — Тебя я еще подпаском помню, а теперь вон вымахал — командир.

— Да, дядя Егор, приходилось. Болтался, как куренок во щах, — ответил Василий, запивая еду водой.

— Ну вот что, командир, — уже серьезно продолжал Егор. — Посылай меня в Течу за оружием. Места мне знакомые — одним махом слетаю.

Василий внимательно посмотрел на Егора, сунул остаток краюхи в мешок, сказал:

— Поезжай, надеюсь на тебя.

В тот же день к вечеру подъезжал Егор на легком ходке к Тече. Километрах в пяти от села повстречался ему разъезд конной колчаковской разведки. Старший разъезда, с пышными усами унтер-офицер, загораживая лошадью дорогу, крикнул:

— А ну, дядя, стой! Куда прешь!

Егор перекрестился, прыгнул на дорогу и по-солдатски ответил:

— Поля ездил смотреть, ваше благородие.

— Ма-а-ладец! Сразу видать исправного хозяина, — сквозь довольную усмешку процедил польщенный унтер.

— Уж какой есть, ваше благородие, — продолжал льстить ему Егор.

— А о партизанах, старина, ничего не слыхал?

— Да какие у нас партизаны!? Мужики у нас, народ…

— Ладно, ладно, — не дал договорить унтер. — Знаем мы вас. Вон из соседних волостей от призыва дезертировали и путаются где-то в лесах. Мало вас тут пороли…

Унтер пришпорил коня.

На заходе солнца въехал Егор в пыльные улицы Течи. Остановился у пожарного сарая, около которого мирно беседовали два старика. Поздоровался, спросил:

— Где тут у вас поудобней лошаденку попоить и накормить?

— А вон вишь часовенку на берегу реки, там у нас всегда проезжие останавливаются, — отвечал один.

Егор повернул к часовне.

Когда село спало крепким сном, он нашарил под полом часовни прикрытые сухой землей семь винтовок и два ящика патронов. Осторожно вытащил их, уложил в коробок, закрыл сверху уже вялой травой и пустился в обратный путь.

Ранним утром прибыл он в отряд. В это же время из расположения отряда выехали в сторону Николаевки на конях Алексей Юферов и Федот Мурашов. Командование отряда поставило задачу: узнать, как реагировали власти на уход мужиков в леса, какие принимают меры.

На окраине деревни Мурашовки они повстречали женщину, гнавшую на пастбище теленка. Она рассказала, что вчера в деревне было пять верховых солдат, спрашивали, где прячутся мужики.

— Да они, должно, там, в Николаевке, около волостного бьются, у нас им что делать, — указала она в сторону Николаевки.

В Николаевку Мурашов с Юферовым не поехали, а лишь завернули в Максимовку — восточную окраину села. Здесь знакомые мужики рассказали, что в волости остановился колчаковский отряд. А двое — офицер и солдат — только до них проехали на дрожках в сторону Михайловки.

— Валяйте следом, догоните, — посоветовали они.

Не подозревавшие ничего колчаковцы были взяты без единого выстрела. Молоденький прапорщик с денщиком, не сопротивляясь, отдали оружие и под конвоем двинулись в лагерь.

В эти дни в отряд вернулся Петр Шахов, ходивший к мужикам Песчанской волости. Вместе с ним от песчанцев пришел Амос Воронин. От мужиков Галкинской волости пришло трое. Алексей Мотовилов и другие члены ревкома уговаривали делегатов объединиться в один отряд.

На четвертый день в лагере было особое оживление. На обжитую лесную поляну с двух сторон подходило пополнение: в отряд вливались мужики Галкинской и Песчанской волостей. Их вожаки собрались на совет: обсуждали вопросы о командном составе, вооружении и снабжении. В состав ревкома ввели представителей всех трех отрядов, председателем избрали Алексея Мотовилова. Командиром отряда решили рекомендовать Михаила Иванищева, комиссаром Петра Ежова, командирами рот — Михаила Созыкина, Василия Пьянкова, Игната Первушина. Объединенное собрание согласилось с предложением ревкомовцев.