Саша Черный - Саша Черный. Собрание сочинений в 5 томах. Т.3

Наступил апофеоз. Маститые и пожилые издания поняли, что дальше ждать бессмысленно — Кирилл Такой-то ведь мог умереть, что бы они тогда получили? Две-три посмертных баллады, с бегло помеченными рифмами в концах длинных многоточий? Перед Кириллом, бывшим столько лет футбольным мячом для остроумных ног маститых и полумаститых оценщиков, распахнулись наконец ржавые маститые двери, и он возлег на почетное тучное лоно, поставляя изредка к очередному времени года блеклые и приличные строки, очень напоминавшие по своему вкусу вываренное суповое мясо. Метранпажу было отдано распоряжение всегда помещать их на первом месте.

Немногие наивные чудаки, помнившие и любившие прежнего Кирилла, глубоко были огорчены, но не в них, конечно, дело…

И вот на этой последней, высокой, но узкой ступени с Кириллом приключился высоко-забавный и редкий случай, который и завершит это печальное повествование. Однажды, в суете предпасхальной рассылки, Кирилл послал, по рассеянности, один из подписанных его именем пустых листков, предназначенных для переписчицы, в редакцию «Ежемесячной истины». Секретарь долго вертел в руках пустую бумажку, посмотрел ее на свет, пожал плечами и понес к редактору. Тот, в свою очередь, повертел бумажку в руках и сказал: «Гм! Придется напечатать…» — «Да что вы?» — секретарь был еще молод (ему шел всего лишь шестой десяток). «Ведь здесь ничего нет!» — «А имя?» — спокойно возразил редактор, солидно поправил очки и отослал листок в типографию.

Через месяц читатели «Ежемесячной истины» были чрезвычайно изумлены: между рассказом «Из быта московских архиереев» и статьей «Нефтяная Панама» была пустая страница, внизу которой жирным шрифтом было напечатано: «Кирилл Такой-то».

<1913>

ТЕХНИКИ*

(СКАЗКА)

Пришел немецкий ученый фон-дер-Кваке в свое военное министерство. Перед дверью солдат стоит в полной амуниции, как приклеенный.

— Чего надо?

— Изобретение принес, — сам на узелок показывает.

— Проходи. Сто тридцатый сегодня. Эк вас носит!

Поднялся фон-дер-Кваке по лестнице, сюртучок обдернул, из ушей вату вынул и пошел прямо к полковнику, который этими делами заведовал.

— Здравствуйте, господин полковник! Вот принес.

Поднял полковник голову — плотный такой, щеки, как окорока, — и смотрит на узелок.

— Что там?

— Изобретение. Порошок такой. Пустишь по ветру в неприятельскую сторону, сейчас же у всех у них все тело чесаться начнет… Три дня чесаться будут, всю кожу с себя сорвут… Здорово?

— Что же, хорошо. Сколько?

— Сто марок. Очень дешево, господин полковник. Я ведь для отечества.

— Семьдесят. Больше нельзя… Много вас уж ходит.

Вздохнул ученый, с завистью посмотрел на жирные полковничьи ляжки и пошел к казначею получать деньги. А по лестнице навстречу другой ученый подымается. Пыхтит, под мышкой какую-то штуку тащит, вроде швейной машины.

И тоже к полковнику.

— Вы с чем?

— Машина, господин полковник. Беспроволочным током работает. Заведешь ее — у неприятеля за десять верст глаза повылезают.

— Так, — зевнул полковник и по столу толстым пальцем побарабанил. — Испытание делали?

— Как же. На бельгийских пленных. Комиссия была — вот и свидетельство. Чистая работа: корова за двенадцать верст паслась и та ослепла.

— Как же вы так неосторожно? Ну, ладно. Полтораста марок.

— Прибавьте, господин полковник. Жена у меня, дети. Младший такой симпатичный мальчишка — на вас похож, господин полковник. Всего три года, а уже изобретает: вчера кошку керосином вымазал, серой обсыпал и в печку…

— Ладно. Десять марок прибавлю. Больше ничего?

— Орден бы мне какой-нибудь; ночей ведь не сплю, в кирхе не был два месяца, все изобретаю.

— Орден? Можно. Вон там в углу, в корзине, выбирайте. Следующий!

Перед дверью стоял хвост изобретателей. Тянулся по коридору, по лестнице, изгибался, как пожарная кишка, по улице и терялся далеко за углом.

Предлагали разное: отравленные сигары для братания; прокламации на русском языке, пропитанные составом, от которого люди три недели должны ходить, как очумелые; водку, разбавленную слюною бешеных собак; гранаты, начиненные ржавыми иглами, — черт его знает, чего только не приносили!

К восьми часам вечера полковник мокрый, как утопленник, заглянул в коридор и хрипло скомандовал:

— Баста!.. Четыреста тридцать пять номеров. Никогда еще такого дня не было. Завтра же доложу военному министру, чтобы хоть таксу ввел. Невозможно, господа… Этак скоро Германия без рубашки останется.

— Господин полковник, господин полковник!

— Ну что еще? Завтра в шесть утра. Читали внизу объявление?

— Господин полковник! Изумительное изобретение! Полный переворот в военном деле!.. Мировое владычество Германии! Выслушайте, господин полковник…

— Закройте двери. В чем дело?

Маленький толстый немец оглянулся вокруг, потер руки и вынул из кармана небольшой черный ящичек.

— Вот. Двенадцать лет работал, господин полковник. Видите клапаны? Если эту проволочку соединить вот с этой, да с этой, да нажать вот на эту штучку — то за тысячи верст отсюда взлетит Нью-Йорк, нажать вот эту — Париж, вот эту — Петроград, вот эту — Лондон… А? Здорово?

Полковник крикнул:

— Сколько?

— Десять тысяч марок.

— Слушайте… — полковник подошел к изобретателю и, сверкнув глазами, взял его за глотку. — Слушайте вы, толстый идиот, слушайте вы, несчастная собака! Вот вам двадцать тысяч марок, ступайте сейчас же домой, сожгите ваш проклятый ящик и чтобы я больше об этом не слышал! Поняли?..

— Да почему?.. Господин…

— Почему?! Он еще спрашивает почему… А что же мы, военные, будем делать после твоего проклятого изобретения? Галоши заливать? А? С войной что будет? А? С пушками? А? Ремесло наше уничтожить хочешь, армию перекрасить, маршировки лейтенантов прекратить!.. Понял, что ты изобрел, понял?

— Понял.

— Ну так вот. Никому ни слова. Вот двадцать тысяч марок, ты ничего не изобрел, я ничего не слышал. А впредь не в свое дело не суйся, черт этакий…

Пересчитал изобретатель деньги, посмотрел на свой ящичек, вздохнул и на цыпочках пошел к дверям.

<1917>

БУМЕРАНГ*

Независимый двухнедельник сатиры и юмора под редакцией профессора Фаддея Симеоновича Смяткина (1925)

ДЕТСКИЕ ВОПРОСЫ*

На днях знакомый семилетний мальчик-эмигрант в беседе с нами задал нам несколько вопросов, на которые мы могли ответить только пожатием плеч.

Ввиду общего интереса этих вопросов, позволяем себе поделиться ими с нашими взрослыми читателями.

«Почему изобретателей новых разрушительных газов не сажают в сумасшедший дом, а, наоборот, платят им сумасшедшие деньги, чтобы они могли производить еще более сумасшедшие опыты?»

«Почему у взрослых эмигрантов есть правые, левые и центральные газеты, а у эмигрантских детей нет ни одного, самого простенького детского журнала?»

«Почему танцкласс с крепкими напитками, в котором бывает тетя Глаша, называет себя „литературным кружком“? Можно ли, например, назвать бистро архитектурным кружком, а кухмистерскую — балетной студией?»

«Почему советские начальники пишут в своих газетах, что у них великолепные финансы, а сами все время клянчат у буржуазных государств на табачок?»

«Почему тетя Глаша ходит на все литературные вечера и платит за билеты по 25 франков, а книг даже пятифранковых не покупает, находя, что это ей не по карману?»

«Почему на фильмах все молодые женщины такие красивые и ездят всегда в автомобилях, а в жизни они так себе и большей частью ходят пешком?»

«Почему каждая партия считает, что она одна умная и симпатичная, а все остальные вроде последних учеников? Разве дураки и разные пакостники не равномерно распределены между всеми партиями?»

«Почему несчастные американцы, которым запрещают в Соед. Штатах пить аперитивы, не заведут себе бистро на аэропланах? Интересно бы также знать, до какой высоты распространяется территория государства, — ведь всегда же можно пролететь на один метр выше?»

Если кто-либо из наших вдумчивых читателей может ответить на вопросы любознательного мальчика, просим направить ответы в редакцию.

НАШИ ТЕЛЕГРАММЫ*

Батум. — Бывший Троцкий получил от бывшего Вильгельма II предложение написать сообща сценарий фильмы: «Мировые шарлатаны». Встревоженное ГПУ конфисковало у опального вождя писчую бумагу, карандаши, чернила, «Ремингтон» и переписчицу.