Людмила Бабич - Тайна о Великом Мастере

И я делала новые наброски, возможно беспорядочные — не получалось все сразу собрать в кучу. Отдельные мысли я писала на отдельных листках, потом тасовала их, группировала по темам, по внутренней логике, искала склеивающий глей и живые соки… Соки живых мыслей. А потом опять позвонила ей.

Как только смогла, она приехала. О земном уже не говорилось, я от него отдалялась. И не заботилась ни своим видом, ни обстановкой квартиры. Все становилось ускользающими дымами, над которыми терялась власть. Зато теперь имелась возможность видеть со стороны. И я поняла, что в том мире, куда меня несло, нет места страстям и предметам — там обитала душа. Вот где она находилась — вверху, под облаками. Туда не каждый день смотрит бегущий человек. Меня волновали перемены, быстро и безвозвратно пришедшие, бешено разгоняющиеся, как снежный ком с горы, хотелось разобраться в них. Возможно, чтобы освоиться — естественное стремление.

Тем не менее. вновь и вновь материальное не умолкало, память о нем жила, оно звучало как эхо. За что же мне было ухватиться, если ноги на земле не держали? Где тот, кто поможет? И кто он? Сами собой в памяти всплыли слова:

Великий Мастер мой, вне святости и блудаИз ризницы души, из внеземных палатНесу вам этот дар, вне поводов и дат, —За то, что свет ваш для меня повсюду.

И подумалось, что Любовь Борисовну в ее горе и отчаянии, разверзающемся с возрастом в душе каждой женщины (или даже каждого человека!) поддерживает, окружая повсюду, Великий Мастер. И он существует! Под разными именами. У каждого свой.

— Я напишу еще одну статью, — сказала я. — Отвезешь в газету?

— Просто отвезти? — уточнила Любовь Борисовна.

— Нет, надо также договориться о публикации.

— Это сложнее, — она покривилась. Ну не любила кланяться перед людьми, вот вредная! — А о чем статья?

— О Великом Мастере.

— Что-что?

— Кажется, я поняла — кто это. Люба, прости, но это надо опубликовать, — я налила в рюмку водочки и отпила пару глотков, сладко затягиваясь сигаретой.

— Нет, не стану я о себе хлопотать!

— Тогда публикуй в своем журнале, — рассердилась я, высказав давнюю обиду, что в «Стожары» меня ни разу не пригласили. — Всякую муть публикуешь. А это тем более надо…

Она улыбнулась. Так знакомо!

И от этого я ожила, берясь за свое, потому что природу человека изменить никому не дано. Особенно если покажется, что день прекрасный, день молодой, день сует земных вернулся — дыханием своим тебя коснувшись. Так кто ей видится в образе Великого Мастера, кто кажется носителем хотя бы части желанных достоинств? Что ни говори, а была в этом какая-то тайна. Так умело и тесно, и органично приближала она Великого Мастера к нашей жизни, к судьбе, что он виделся просто находящимся рядом, знакомым. Только вспомнить его не удавалось.

— Все равно же тебе видится кто-то, какое-то лицо, когда ты пишешь об идеале, ищешь в нем успокоения от тревог и разочарований, от обид. Ведь не назвала же ты своего героя существом среднего рода, допустим, Солнцем. И какой-нибудь Алисой, Ладой или Тамарой не назвала…

— Не назвала, — говорит она.

— Так кто же он?

Она села боком к столу, оперлась о поставленный на него локоть и просто, почти без выражения продекламировала. Но с таким значением, что от догадок под кожей разливался холодок:

О, возгордись, прославленное племя,Взойдет над миром из твоих рядовЗемной, как все, но не подвластный тленьюИ встанет выше всех иных богов.

И без передышки — другие строки, прежде читанные мной не раз, но воспринимаемые в совсем другом свете …

Я, как Мария, бедного ХристаОплакав смерть, вовеки не забыла…Не отрекусь, не выдам, не предамТого, что помню, что всегда любила.

Я неспроста торопилась — наступала очередная годовщина ее бракосочетания с Юрием Семеновичем, большой для них праздник. И мне очень хотелось сделать подарок. Кажется, успела. Неделю спустя, 25 апреля 2005 года, я через своего сына Сашу передала эту статью ей, радуясь уже одному тому, что она сама ее прочет, а там… — как Бог даст. Ее Великий Мастер.