Владимир Набоков - Комментарий к роману "Евгений Онегин"

XXVI

Тут был Проласов, заслужившийИзвестность низостью души,Во всех альбомах притупивший,4 St.-Priest, твои карандаши;В дверях другой диктатор бальныйСтоял картинкою журнальной,Румян, как вербный херувим,8 Затянут, нем и недвижим,И путешественник залётный,Перекрахмаленный нахал,В гостях улыбку возбуждал12 Своей осанкою заботной,И молча обмененный взорЕму был общий приговор.

1 Имя Пролазов, или Проласов, образовано от слов «пролаз» или «пролаза» (и то, и другое мужского рода) и означает «карьерист», «низкий доносчик». Пролазов — комический персонаж русских комедий и народных картинок XVIII в.

Издательская традиция заполнять пробел после «был» фамилией Андрея Сабурова (1797–1866), в дальнейшем ставшего бездарным директором императорских театров, с которым Пушкин был едва знаком, основывается на целой веренице немыслимых догадок, которые я не считаю нужным обсуждать. Гораздо интереснее было бы проверить, часто ли среди рисунков Сен-При встречаются карикатуры на Оленина (кстати, где хранятся эти рисунки?){199}.

4 Saint-P[riest] — имеется в виду граф Эммануил Сен-При (1806–1828), считавшийся талантливым карикатуристом. Кажется, ни один из его рисунков никогда не публиковался. Он был сыном французского эмигранта Армана Шарля Эммануэля де Гиньяра, графа де Сен-При, женившегося на русской княжне Софье Голицыной.

Этот молодой художник застрелился, согласно одной версии, в пасхальное воскресенье в церкви в Италии, согласно другой, — в присутствии некоего эксцентричного англичанина, пообещавшего оплатить его карточные долги при условии, что будет свидетелем его самоубийства{200}.

Карикатуры Сен-При также упоминаются Пушкиным в стихотворении 1829 г. к N.N. («Счастлив ты в прелестных дурах…»).

7 …вербный херувим… — «Вербный», от слова «верба», разновидность ивы. Речь идет о бумажных фигурках херувимов, наклеивавшихся на имбирные пряники и т. п., которые продавались на ежегодных ярмарках, устраивавшихся на Вербной неделе, перед Пасхой.

9—10 Cм. также коммент. к гл. 8, ХХIIIb, 9—10.

10 Перекрахмаленный… — Имеется в виду шейный платок. Моду слегка крахмалить шейные платки пустил в 1800–1815 гг. красавчик Бруммель, а ее преувеличением в конце 1820-х гг. его подражатели шокировали как французский, так и русский вкус. Да и сам Бруммель, проводя последние годы жизни в Кане (он начал терять рассудок около 1837 г. и стал безнадежно слабоумным к лету 1838-го), кажется, крахмалил свои батистовые платки гораздо сильнее прежнего.

Эта строфа записана на отдельном листе беловой рукописи:

Тут был Проласов, заслужившийИзвестность низостью душиВо всех Альбомах притупивший,4 St Priest, твои карандаши;Тут был <К.M.> фра<нцуз> женатыйНа кукле чахлой и горбатойИ семи тысячах душах;8 Тут был во всех своих звездах<Правленья Цензор> не преклонный(Недавно грозный сей КатонЗа взятки места был лишон).12 Тут был еще сенатор сонный,Проведший с картами свой век:Для власти нужный человек.

Стихи 12–14 были отрезаны. Они реконструированы по тексту, опубликованному в «Вестнике Европы» (1883, № 1) А. Отто-Онегиным, которому тогда принадлежал автограф.

5—6 Отвергнутое чтение беловой рукописи:

Тут знатный барин был женатыйНа кукле желтой и горбатой…

6 …чахлой и горбатой… — (пр. пад, ж. р.) беловой рукописи строфы XXVIa напоминает выражение «так мала», эпитет, используемый в некоторых последующих черновиках и, несомненно, относящийся к дочери Оленина Анне (1808–1888). «Горбатой» — злонамеренный намек на ее излишне выступающие лопатки. Интересно отметить, что впоследствии (около 1840 г.) она вышла замуж за человека французского происхождения (Федора Андро, по-французски — Andrault, военного, а позже сенатора). Не знаю, верно ли были расшифрованы в черновике буквы «К. М.», относящиеся к мужу глупой куклы, но если верно, то я предполагаю, что «К» — это общепринятое сокращение титула «князь»{201}.

Если XXVIa, 5–7 представляют собой грубую насмешку над Аннет Олениной с некоторыми добавленными для камуфляжа подробностями, то строки 8—11 — такая же насмешка над ее отцом. Он хоть и не брал взяток, но любил щеголять во всех своих орденах. Начало строки 9 «Правленья Цензор» — синтаксически неправильное сокращение, означающее «член Главного Управления цензуры».

Постановлением 1828 г. цензура в России была передана в ведение Министерства народного просвещения, и членами ее верховного совета состояли президенты и директора учебных заведений. Алексей Оленин стал членом Главного Управления цензуры в силу занимаемой должности 6 сентября 1828 г. и сохранял этот пост до 1834 г.; вне всякого сомнения, ему была известна деятельность временной верховной комиссии, состоявшей из князя Виктора Кочубея, графа Петра А. Толстого и князя Александра Голицына, которая с 28 апреля по 31 декабря 1828 г. занималась рассмотрением дела о «Гавриилиаде» (см. ниже). Впрочем, мне не удалось выяснить, был ли Оленин действительно «лишен места», и предполагаю, что это увольнение, как и его причина, служит камуфляжем, таким же, как статус замужней женщины, приписанный «горбатой кукле».

В черновике строфы XXVIa (2382 л. 32 об.) в стихах 11–14 с едкой злостью описывается Лиза Лосина (от «лося», который ассоциируется с «оленем»):

Уж так жеманна, так мала,Так неопрятна, так писклива,Что поневоле каждый гостьПредполагал в ней ум и злость.

(Наталья Пушкина, напротив, была высокой, почти пять футов и шесть дюймов, очень элегантной и обладала столь величественным видом, что людям, встречавшимся с ней на балах, казалась холодной и глупой). Я предполагаю, что эти строки были написаны нашим поэтом во время медового месяца в Царском Селе в 1831 г. Может быть, это всего лишь воспоминание прошлого, которое лицемерный и страстный молодой муж дарит своей юной жене, а может, что мне кажется более правдоподобным, это неутолимая ярость отвергнутого поклонника, которую тот испытывает к незабываемой барышне и ее мещанским родителям.

Кукла эта вызывает «дрожь» у Онегина (отвергнутый черновик строфы XXVIa, 7 в тетради 2382, л. 34 об.). Во всех отвергнутых вариантах она «горбата», а отец ее — «нулек на ножках». Строки 7—10 на л. 32 об. Томашевский расшифровывает следующим образом:

Annette <Lisette> Olénine тут была,Уж так <жеманна>, так мала!Так бестолкова, так писклива,<Что вся была в отца и мать>…

Имей я доступ к пушкинским рукописям, возможно, мне удалось бы дать более полную и отчетливую картину того, как в них отражается Пушкин — отвергнутый ухажер и Пушкин-художник. Художник и благородный человек одержали верх, и в окончательном тексте не осталось и следа от Аннет Олениной и ее отца. Однако несомненным остается одно — сердце нашего поэта в гораздо большей мере было отдано ухаживанию за Аннет Олениной, чем откликалось на чувственное обаяние его невесты.

Вероятно, Пушкин впервые увидел Аннет в доме ее отца, когда та была бледной одиннадцатилетней девочкой; не исключено, что она принимала участие в шарадах на том самом вечере в 1819 г., когда Пушкин флиртовал с ее кузиной Анной Керн (его maîtresse en titre[846] в 1828-м), а Крылов читал свою басню о добропорядочном осле (одна строка из которой стала отправной точкой для «Евгения Онегина» в 1823 г.; см. коммент. к гл. 1, I, 1). Как зачастую случается с хорошо изученными биографиями, на этой стадии нашего исследования возникает художественно убедительный рисунок, соединяющий начало «Евгения Онегина» с его концом.

В своем дневнике, написанном частично по-русски, частично по-французски («Дневник Анны Алексеевны Олениной. 1828–1829», изданный в Париже в 1936 г. Ольгой Оом, которая, похоже, не скупясь исправляла русский язык своей бабушки), Анна Оленина описывает, с какой жадностью Пушкин следил за ее крохотными ножками, «glissant sur le parquet»[847] на балу в Петербурге зимой 1827/28 г. «Parmi les singularités du poète était celle d'avoir une passion pour les petits pieds, que dans un de ses poèmes il avouait préférer à la beauté même»[848] (запись от 18 июля 1828 г.). В той же записи она продолжает по-русски: