Автограф. Культура ХХ века в диалогах и наблюдениях - Наталья Александровна Селиванова

Ознакомительный фрагмент

истеблишмент вошли те, кому до середины 80-х по разным причинам путь наверх был закрыт. Кто сегодня представляет богему?

— Андеграунд среди молодых очень активен. Например, группа «Эти». Осмоловский и Гусаров образовали наиболее агрессивную часть богемы. Анархизм в их творчестве — агрессия без вектора, направленная против всех сразу. В поэме «Облако в штанах» Маяковский очень точно воплотил комплекс богемы и комплекс подростка. В стихах богемы нового призыва форма разлетается, а агрессия остается. Самое смешное, что корысть-то у этих мальчиков одна-единственная — выделиться и попасть …в истеблишмент. Кстати, богема — понятие вечное. Поскольку в поле зрения находится вечно тусующийся истеблишмент, то о представителях андеграунда действительно мало знают, ну, разве что читатели газеты «Гуманитарный фонд».

— По традиции богема презирает истеблишмент. Кого же теперь ругают? Ельцина и Вознесенского?

— Второе больше соответствует истине. Новое поколение, увы, совершенно аполитично, и Борис Николаевич их искренне не интересует. Я это точно знаю по своим студентам во ВГИКе. Сознательное игнорирование политики — не что иное, как очередная ориентировка массового поведения. Человек осознанно загоняет себя в какие-то рамки, что не только неправильно, но даже и опасно. Надо уметь защищать свои права и общечеловеческие ценности. В Англии, к примеру, после последней фашистской вылазки их главаря прохожие избили металлическими прутьями. В подобных случаях по-другому нельзя. У нас же при странном равнодушии может случиться с точностью до наоборот.

— Вы написали сценарии фильмов Александра Сокурова «Одинокий голос человека» (1978) и «Скорбное бесчувствие» (1982). Сегодня вы ведете курс на сценарном факультете во ВГИКе, недавно отметившем 75-летие. Как вы представляете свою задачу в качестве руководителя мастерской?

— Во ВГИКе всегда учили записывать придуманное. А я учу студентов придумывать кино. Читаю психологию, психоанализ, культурологию. Объясняю, как замысливать сюжеты, как их делать из ничего. Поскольку им придется работать в условиях тотального диктата масскультуры, я очень подробно знакомлю молодежь с киножанрами и наработками авторского кино.

— Кого вы относите к авторскому кино и почему для вас так важны его традиции?

— Параджанов, Тарковский, Михалков, Иоселиани, Райзман, Хуциев по-разному относились к сюжету, к зрелищности картины, но объединяло их стремление к максимальному творческому самовыражению. Что полностью отсутствует в коммерческом кино. Голливуд качественно и комфортно обслуживает зрителя, являясь вместе с тем и законодателем зрительского сознания. Самовыражением в зарубежном кино вообще никто не занимается. Сюжетная схема предполагает знание всех зрительских интересов. Как поймать и синицу, и журавля — вот этому и учу молодых.

— Вам удается среди абитуриентов безошибочно отличить одаренного человека?

— Для меня важны два обстоятельства. Первое — я хочу видеть перед собой лицо хорошего человека. Второе — абитуриент не должен быть связан с кинематографической средой.

— За что вы не любите профессиональную среду?

— На моих глазах клановость приводит к творческому вырождению. Грубо говоря, должны прийти монголы, чтобы оживить культуру.

— Но разве важно, кто совершит открытие в искусстве — человек «с родословной» или, что называется, с улицы?

— Те, кто обременены голубой кровью, будут пережевывать идеи пап и мам. А простые ребята сделают кино без рефлексии по поводу родителей. Я очень надеюсь, что моим двадцатилетним студентам, в отличие от нашего поколения, хватит сообразительности идти вместе. Новая волна во французском кино, передвижники, мирискусники, наконец, Серебряный век в России — корпоративные явления. Поймите, дело не в том, что «мафия» не дает пробиться чужакам, а в том, чтобы этих «мафий», было как можно больше. В итоге они сумеют договориться и что-то сделать в кино.

— Вы, что же, ратуете за массовую культуру или, если говорить еще жестче, за культуру плебса?

— Культура плебса — настоящее мировой культуры. И не в наших силах остановить этот процесс, замеченный, кстати, еще Константином Леонтьевым.

— О чем ваша новая книга?

— В романе «Юные годы Данте» я рассказываю о детстве человека моего поколения. Героя, разумеется, никто вокруг не замечает, а он оказывается очередным воплощением Данте, который описывает весь советский идиотизм в «Божественной комедии».

ГАЗЕТА УТРО РОССIИ

03.11.1994

Игорь Тарасевич: Литература иссякла, как дождь

Созданный 20 лет назад в эмиграции Владимиром Максимовым «Континент» три года издается в Москве под редакцией Игоря Виноградова. Отказавшись от ярко выраженной антисоветской позиции, журнал стал просто литературно-публицистическим и религиозным. В числе немногих подобных изданий «Континент» не растерял шести тысяч подписчиков в новом году. Однако, по мнению поэта и прозаика Игоря Тарасевича, заместителя главного редактора, найти серьезное произведение, способное привлечь ценителя русской словесности, становится все труднее.

— Игорь Павлович, если у «Континента» традиции, не зависящие от смены главных редакторов, или в России вы издаете принципиально новый журнал?

— Напомню, что у истоков «Континента» стояли известные писатели-диссиденты В. Максимов и А. Синявский. Правда, уже на втором номере они рассорились. До конца 80-х годов В. Максимов печатал произведения писателей и публицистов, которые по политическим или эстетическим мотивам цензура в СССР не пропускала. С открытием границ и свободы, явленной «сверху», художественный уровень публикаций падал на глазах. Если посмотреть номера 68, 69, 70, 71 сегодня, можно ужаснуться. Надо было спасать доброе имя журнала, и с 1992 года Игорь Виноградов, руководствуясь высоким, на мой взгляд, критерием при отборе рукописей, приступил к новому «Континенту». Максимову принадлежит лишь название журнала, и в выходных данных мы это регулярно упоминаем. Журнал зарегистрирован в Комитете по печати по полной программе. Согласно документам, хозяином является коллектив редакции. Поскольку нас содержит «Инкомбанк», никакого навара мы не имеем. Кстати, в Германии выходит наш тезка, печатающий русских авторов в переводе и никак с нами не связанный. В скором будущем мы обратимся в суд и оспорим право выхода у этого издания.

— Почти 10 лет мы живем в условиях свободы творчества. Но ожидаемого расцвета талантов не произошло. Или мы просто утрачиваем способность их видеть?

— Интеллигенция поддержала реформы, и искусство пошло в русле официальной политики. В самом деле, было бы глупо не соглашаться с лозунгами первых лет перестройки. Однако государственность искусству категорически противопоказана. Не говоря уже о том, что наше сочувствие оказалось наивным, ведь никакого серьезного реформирования жизни не происходило и не происходит. Не только в русской культуре, но и в зарубежной, скажем у Фолкнера, крупнейшего мастера прозы XX века, энергия сопротивления, разница потенциалов способствовали рождению настоящего художественного произведения. В противном случае, становясь сервильным, искусство умирает. Сейчас деятелям культуры не по силам до конца честно осмыслить трагедию минувших десятилетий и современный период. В частности, литература не может не испытывать на себе последствия социально-политических сдвигов, и это замечательно доказывает Кедров в