Из глубины экрана. Интерпретация кинотекстов - Вадим Юрьевич Михайлин

521

Ср. со стандартной масонской риторикой, в которой постоянно сводятся и различаются между собой «духовная» деятельность, ориентированная на постижение замысла Архитектора Вселенной и на уточнение собственного места в этом замысле, и деятельность «материальная», направленная на вполне конкретное «обтачивание необработанных камней».

522

Ответ на неизбежно возникающий в связи с этим вопрос о степени преемственности между дореволюционной русской интеллигенцией и интеллигенцией советской, надеюсь, хотя бы отчасти будет дан чуть ниже.

523

Подробнее об особенностях русского интеллигентского сознания, отличающих его от сознания «западного» интеллектуала см.: Гаспаров М. Л. Интеллектуалы, интеллигенты, интеллигентность // Российская интеллигенция: история и судьба. М.: Наука, 1999. С. 5–14 (10–13). О посреднической позиции русской интеллигенции и о связанных с ней особенностях самопозиционирования см. главу «Скромное обаяние позднесоветского интеллигента…».

524

Архангельский помор обладал набором представлений о себе самом и о том, что правильно, и что неправильно в доступном для него публичном поле, существенно отличающемся от рязанского землепашца. Отходник не разумел сельского старосту, старший сын из крепкого хозяйства — младшего, пожизненно обреченного быть бесплатным батраком для собственных родственников, забритый в солдаты деревенский «атаман» не понимал выкупившегося за пять лет до реформы и вошедшего в купеческое сословие миллионщика и т. д.

525

Один из наиболее жестких механизмов, построенных на этом ресурсе, позволял контролировать внутрисемейную ситуацию — к примеру, не допускать выделения женатых сыновей в самостоятельные домохозяйства угрозой отдать (через подконтрольный механизм сельских «выборов») в рекруты. Стивен Хок приводит крайне любопытную в этом отношении статистику: средний возраст российских рекрутов в 1834–1849 годах составлял 25,7 года (при том, что брать можно было начиная с семнадцати), причем в большинстве своем они были женаты. См.: Хок С. Л. Крепостное право и социальный контроль в России: Петровское, село Тамбовской губернии. М.: Прогресс-Академия, 1993. С. 141–144.

526

См.: Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. М.: Российская политическая энциклопедия, 2008. С. 44.

527

Подробнее об этом см.: Михайлин В. Лукавый и ленивый: раб как антропологическая проблема // Новое литературное обозрение. 2016. № 6 (142). С. 389–424 (414–416).

528

Ср. особые статусы и статусные роли, связанные с сохранением и актуализацией культурной памяти: сказители, «сведущие старики», просто хорошие рассказчики и импровизаторы.

529

Не говоря уже о других источниках символического (а зачастую и не только символического) капитала, которые предполагал статус выездного — скажем, о возможности привозить «фирменные» предметы потребления, обладавшие статусом, близким к сакральному. Способность привезти из‑за границы аутентичный кассетный магнитофон или «Белый альбом» «Битлз» автоматически делала человека участником сети престижного обмена с выраженными номенклатурными обертонами.

530

И вызывало понятное раздражение со стороны «невыездных» коллег, неизмеримо более многочисленных и зачастую склонных к критической оценке реального профессионального статуса «выездных», что, в сопоставлении с неизбежными гэбэшными коннотациями могло превратить конкретного «выездного» в фигуру вполне одиозную. Подобного рода контексты полезно принимать во внимание при оценке ожидаемого и реального восприятия конкретных культурных явлений в позднем СССР. Так, писатель Горчаков, блестяще сыгранный Олегом Янковским в «Ностальгии» (1983) Андрея Тарковского, просто не мог не вызывать соответствующих подозрений у любого «грамотного» советского гражданина. Поскольку околачиваться месяцами в капиталистической стране с некой смутной (и вполне условной) миссией по сбору информации о никому не известном русском композиторе конца XVIII века, да еще и в сопровождении персонального гида-переводчика в 1970‑х годах мог только человек сугубо номенклатурный, да еще и состоявший в особых отношениях с советскими спецслужбами — вроде того же Юлиана Семенова. Что, конечно же, не могло не сказаться как на восприятии истории, рассказанной в фильме и густо замешанной на привычной интеллигентской проблематике (культ страдания, поиск особого пути и т. д.), так и на восприятии тех творческих поз, которые любил принимать Андрей Тарковский.

531

Одна из самых востребованных тем в советском плакатном искусстве была связана именно с нарушением режима секретности и с теми катастрофическими последствиями, к которым это нарушение приводит. Тема эта дала понятный всплеск во время Великой Отечественной войны — и в этом отношении советская пропаганда ничем не отличалась от пропаганды других воюющих стран. Однако если в США или в государствах Западной Европы к пятидесятым годам она практически сходит на нет, то в СССР продолжает педалироваться еще достаточно долго и строго коррелирует с едва ли не самым востребованным широкой советской публикой кинематографическим жанром: шпионским детективом. Эта корреляция среди прочего сказывается и на том, что призывающий к соблюдению режимов секретности плакат к лобовым призывам прибегает сравнительно редко, причем случаи эти по большей части приходятся как раз на военный период («Не болтай!» Н. Ватолиной и Н. Денисова, 1941), хотя печатаются и позже («Строго храни государственную и военную тайну!» А. Интезарова и Н. Соколова, 1952). Гораздо чаще плакаты, связанные с данной тематикой, используют «говорящие» сцены, которые отсылают зрителя к штампам кинематографического нарратива о шпионах и их отечественных пособниках («Не болтай у телефона! Болтун — находка для шпиона» В. Голубя, 1951; «Болтун — находка для врага» В. Корецкого, 1953; «Болтовня, сплетни — на руку врагу» К. Иванова и В. Брискина, 1954; «В письме домой, смотри, случайно не разболтай военной тайны!» К. Иванова, 1954; «Не болтай! Строго храни государственную и военную тайну!» Ю. Чудова, 1958 и т. д.). Отдельный интерес представляет распределение антропологических типов «наших» людей и «врагов», также коррелирующее с кинематографическими конвенциями, — подробнее об этом см.: Михайлин В., Беляева Г. «Наш» человек на плакате…

532

См. в этой связи: Архипова А. Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР. М.: Новое литературное обозрение, 2020.

533

«— Что же это за страна? — воскликнул тогда удивленный Главный Буржуин. — Что же это такая за непонятная страна, в которой даже такие малыши знают Военную Тайну и так крепко держат свое твердое слово?» (Гайдар А. Сказка о военной тайне, о Мальчише-Кибальчише и его твердом слове. Рисунки В. М. Конашевича. М.: ОГИЗ; Молодая гвардия, 1933. С. 13).