Повелитель камней. Роман о великом архитекторе Алексее Щусеве - Наталья Владимировна Романова-Сегень

– А вы что же, товарищ Щусев? – с обидой в голосе спросил Ленин. – Тоже не можете? Как же так? Ведь вы же Повелитель камней!

– Я? Да очень просто! – откликнулся Щусев. – Иосиф Виссарионович, помогите маленько.

И он схватил Каменева борцовским приемом, а Сталин помог, и вместе они с трудом, но подняли каменный балласт. И – лети, тяжелый истукан! – выбросили его из корзины воздушного шара, полетел вверх тормашками. А шар резко взмыл в небо и поднялся так, что всю Новую Москву можно было теперь разглядеть, со всеми окраинами, на которых сверкали под солнцем сотни тысяч окон.

Иные сны сбываются в точности, другие бывают иносказательные, третьи вообще – чушь собачья. Сон Алексея Викторовича сбылся с точностью до наоборот. Причем не сразу, а через три месяца, уже после встречи нового 1924 года. В середине января со Щусевым встретился Жолтовский и предложил пройтись по Тверской.

– Разговор не для чужих ушей, – сказал он, когда оба архитектора побрели по морозной улице в сторону памятника Пушкину. – Плохи ваши дела, Алексей Викторович. Если есть возможность, берите семью и уезжайте куда-нибудь, хотя бы в свой Кишинев. Жаль, что не лето, можно было бы на теплоход и пару месяцев кататься по Волге, как некоторые делают. А потом могут и забыть.

– Да что такое-то, Иван Владиславович?!

– Ваша «Новая Москва» в верхах вызвала бурю негодования.

– У Ленина?

– Ленин… Я его знаю. Он бы поддержал. Но Ленин сейчас не прочтет даже: «Сосны и ели, мы кашу ели». Очень плох. Поддержал Сталин, но он – в гордом одиночестве. Остальные, особенно Каменев и все, кто в Кремле живет, просто рвут и мечут, хотят расправы над вами. Мол, вы нарочно хотите правительство на Петроградском проспекте поселить, чтобы…

– Чтобы что?

– Да черт их знает. Просто не хотят из Кремля переселяться. Это их вековая мечта была – в Кремле жить. А я вас предупреждал, Алексей Викторович. Предупреждал?

– Предупреждали, – тяжко вздохнул Щусев. – Стало быть, Шестаков на коне?

– Да, его проект в фаворе.

– Ах ты, Боже мой…

– А главное, что и Дзержинский ведь тоже в Кремле живет. Я вас предупредил.

– Спасибо, Иван Владиславович, вы настоящий друг.

Расставшись с Жолтовским, Щусев шел понуро по холодной январской Москве и горестно вздыхал:

– Вот тебе и московский Осман!

Вернувшись домой, он стал советоваться с женой, как поступить, но к окончательному решению пока не пришли.

А на другой день страну сразило известие о смерти Ленина. Алексей Викторович участвовал в съезде советов, общался с людьми и понимал, что в ближайшие дни никому до него не будет никакого дела. Надо и впрямь в Кишинев, что ли, под сурдинку сбежать…

А тут как раз и посланец с уведомлением: сегодня же к 10 часам вечера прибыть в Дом союзов на заседание комиссии.

Глава семнадцатая

Ашташита-ашташа!

И вот через шесть лет после крушения надежд на строительство Новой Москвы по его проектам османовские мечты вновь ожили.

Интересна судьба архитектора! Бывает, возникнет у кого-то идея что-то построить, ты впрягаешься, проектируешь, ждешь успеха, а тут – не набрали денег, передумали или, еще хуже, раскритиковали тебя. И – прощай, мечта! А потом пройдут годы, и вдруг вспомнили: а ведь был такой проект! А что, если его возродить? А кто автор? А подать его сюда!

После слов Сталина о будущем возрождении проекта «Новая Москва» Алексей Викторович все свободное время посвящал разбору бумаг десятилетней давности. Что-то выглядело незыблемым, что-то он теперь отвергал, что-то уже переделывал. Вопреки разумному принципу не вникать в дело, пока тебе его не поручили и не выплатили аванс.

Он ждал, когда его вызовет Сталин и начнет основательный разговор о Новой Москве. Наступило лето, и он дождался. Позвонил заведующий Секретным отделом ЦК Поскребышев и сказал:

– Алексей Викторович, не желаете ли совершить загородную прогулку?

– Не откажусь, – тотчас ответил Щусев, сообразив, о чем идет речь.

Через час за ним приехал автомобиль и действительно повез за город. Вскоре они приехали в Зубалово. Когда-то здесь располагалось село Кольчугино, его купил крупный нефтепромышленник Зубалов и переименовал в свою буржуйскую честь. После революции первым завел себе тут дачку Дзержинский, а вскоре и Сталину дали в распоряжение двухэтажный особняк сбежавшего нефтепромышленника, ни много ни мало – двенадцать комнат. Как только наступали теплые денечки, семья генсека перебиралась сюда – жена Надежда Сергеевна, сыновья Яша, Вася и приемный Артем, которого все звали Томик, дочка Светочка и тесть с тещей – Сергей Яковлевич и Ольга Евгеньевна. Постоянно проживали разные родственники и друзья, гостили живущие на своих дачах поблизости Ворошилов, Бухарин и Микоян. Все они как раз и встретили привезенного гостя. Щусев оглядывался по сторонам и не видел только главного обитателя дачи, но вскоре сказали, что он вот-вот приедет. Вместо обеда на самой даче большая компания отправилась на Москву-реку, где устроили веселый пикник. Стали купаться, носиться по берегу с ребятней, время от времени присаживаясь, чтобы слегка выпить и закусить.

– Что же вы без супруги? – спросила Надежда Сергеевна.

– Не было указаний, – пожал плечами Алексей Викторович.

– Разве вы всегда действуете по указаниям? – усмехнулась жена Сталина.

– Приходится, – вздохнул архитектор.

«Предпочитаю не нарываться, – подумал Щусев. – Мне еще много хочется сделать в жизни».

Сердце его охватила тоска. Ведь когда-то давно, в прежней жизни, которая теперь казалась сном, он сидел на таком же пикнике, на этом же самом месте, но только совсем с другими персонажами.

– Скажите, творец Мавзолея, – подсел Бухарин, шевеля пальцами ног, обутых в насмерть изношенные сандалии, – а вам доводилось бывать в этих краях?

Сказано с подковыркой, и Щусев мгновенно откликнулся, дабы не подумали, будто он отсеивает, о чем можно говорить, а о чем нельзя:

– Конечно. Вот же оно, Усово, как на ладошке. А вон там Ильинское. Дачные места августейшей четы Сергея Александровича и Елизаветы Федоровны. Они любили общество художников. Но я лишь однажды побывал тут, когда, как вам известно, строил Марфо-Мариинскую обитель. С Елизаветой Федоровной очень много приходилось общаться. И вот на этом самом месте, где мы вами сидим, мы с ней прогуливались, и она вспоминала, как когда-то до гибели мужа они здесь пикники затевали.

– Ну и как вам припоминается то золотое времечко? – спросил Бухарин, а родители Надежды Сергеевны, услышав, о чем разговор, тоже подсели поближе.

– Что ж, – вздохнул Щусев, – времечко и впрямь было золотое. Еще никто не знал, что будет война, революция, все были в уверенности, что монархия в России незыблема. Им бы